На сайте сайт Wodolei
Могу вас даже заверить, что не намереваюсь вступать в сделку с русскими.
– Этого недостаточно.
– Это очень много, – сказал Пан Сатирус. – В конце концов, не русские посадили мою мать в клетку, в которой я родился. Не они вытащили меня из клетки, чтобы привязывать к реактивным тележкам и закупоривать в барокамерах и ракетных капсулах.
– И они поступили бы так же, если бы вашу мать поймала их экспедиция, а не наша.
– Да, конечно, они тоже люди, – сказал Пан Сатирус. Он зевнул, обнажив огромные зубы и мощные десны. – Доктор, все это мне начинает надоедать.
– С тех пор как я принял присягу и занял этот высокий и почетный пост, – заметил Большой Человек, – такого в моем присутствии не говорил еще никто. – Он засмеялся. – Разрешите задать вам еще вопрос, мистер Сатирус?
Пан Сатирус опять принялся расчесывать шерсть ногтями. Он кивнул с серьезным и рассудительным видом.
– А я, с вашего разрешения, задам вопрос вам и вашему другу.
– Вы, по-видимому, очень любите читать. Есть ли библиотеки в ваших тенистых, лиственных, тропических африканских джунглях?
– Вы не безнадежны… – сказал Пан Сатирус и задумался. Руки его машинально обследовали шерсть, и ногти снова щелкнули, поймав еще одного непрошеного гостя. – Полагаю, что библиотек в джунглях нет. Но, видите ли, я так пристрастился к чтению, мне кажется, потому, что все время был пленником. Куда же смотреть в обезьяньем питомнике или в биологической лаборатории, как не в книгу из-за плеча какого-нибудь сторожа? Подвигами мартышек сначала восхищаешься, а потом это надоедает.
– Доктор Бедоян, достаньте Пану Сатирусу биографию и произведения Торо, – сказал губернатор. – Им тоже владела иллюзия, что примитивный образ жизни – лучший из всех.
– Слушаюсь, сэр, – ответил доктор Бедоян. – Большую часть книг он, по-видимому, прочел через мое плечо.
Большой Человек пристально посмотрел на доктора, но произнес только:
– Что вы хотели спросить, Пан?
Пан Сатирус сел прямо, положив все четыре ладони на пол.
– Вот вы с губернатором, – спросил он, – дорожите ли вы своими высокими постами?
Оба настороженно кивнули.
– Я хочу сказать, считаете ли вы эти посты высокими?
Они снова дружно кивнули, хотя принадлежали к соперничающим политическим партиям.
– Вы считаете их более важными, чем богатство, накопленное вашим отцом, сэр, и вашим дедом, губернатор? – Пан встал. – От чего бы вы отказались в первую очередь? От поста или от богатства?
На этот раз ни один из государственных деятелей не шелохнулся. Выражения их лиц были настолько одинаковы, что казалось, пропасть, вырытая Александром Гамильтоном и Томасом Джефферсоном, наконец засыпана.
Люди не прерывают аудиенции у сильных мира сего… не получив разрешения удалиться.
Шимпанзе обходятся без разрешения.
Глава седьмая
Он испытал вакцину на 10.000 мелких обезьян, 1600 шимпанзе и 243 людях. Большинство добровольцев были заключенными федеральных каторжных тюрем.
Грир Уильямс. Охотники за вирусами, 1960
Снова друзья катили на север. Но на этот раз у процессии был иной вид. В автомобилях вместе с ними сидели агенты. Не приходилось сомневаться, что и шофер был сотрудником службы безопасности – пистолет оттопыривал легкую ткань его летнего шерстяного костюма. Счастливчик Бронстейн ехал в передней машине, Горилла Бейтс – в задней; из друзей Пана Сатируса с ним остался только доктор Бедоян.
Как и прежде, впереди шла машина, позади еще одна, но теперь в первой машине завывала сирена, и небольшая колонна двигалась, не останавливаясь нигде.
– Я под арестом? – спросил Пан Сатирус.
Человек, сидевший рядом с водителем, сказал:
– Тебе разговаривать не положено.
– Но я вынужден. Я регрессировал… или деэволюционировал… и поэтому испытываю потребность говорить. Как человек.
Агент полез в карман пиджака.
– Это пистолет тридцать восьмого калибра. Другой пистолет заряжен капсулой с сильнодействующим наркотиком. Я получил приказ стрелять в тебя наркотиком, а если это не поможет, всадить в тебя настоящую пулю. Не разговаривай.
– Одну минуту, – сказал доктор Бедоян. – Это ной пациент.
– Он болен?
– Нет.
– Тогда он не ваш пациент. И не разговаривайте.
Пан Сатирус нежно взял доктора за руку своей большой рукой. Он не выпускал ее; казалось, он был испуган, но как можно испугать большого шимпанзе, совершившего полет со скоростью, превышающей скорость света?
Машины мчались, сирена монотонно завывала.
Наконец вереница машин свернула с автострады на мощеное шоссе и помчалась в сторону, противоположную флоридскому побережью, мимо песчаных дюн, маленьких тенистых прудов, болот, стад, бедняцких ферм и хорошо унавоженных плантаций, принадлежащих капиталистам, занятым промышленным выращиванием помидоров.
Пан Сатирус посмотрел на красные и зеленые шары, висевшие на кустах, и сказал:
– Мне хочется есть.
Агент сердито поглядел на него.
– Его надо кормить несколько раз в день, – сказал доктор Бедоян.
– Совершенно верно, – подтвердил Пан. – Потому что я вегетарианец. Даже в бобовых нет такой концентрации энергии, как в животных белках.
У агента был несчастный вид.
– Сказано вам – не разговаривать! – рявкнул он.
– Пан, у тебя был крайне разнообразный круг чтения, – заметил доктор Бедоян.
– За мной ходили люди самых разнообразных профессия. Ночные сторожа в обезьяньем питомнике и биологических лабораториях нередко готовят себя к другим специальностям. Более перспективным, как сказали бы люди. А когда я бывал болен, за мной ухаживали студенты-медики.
– Пожалуйста, перестаньте разговаривать, – сказал агент.
– Не перестану, пока меня не накормят, – отозвался Пан Сатирус. – За разговорами забываешь о голоде.
– Мы будем там… куда едем… через полчаса.
– Значит, я буду разговаривать полчаса.
– Так, – сказал агент. – А мне как быть?
– Выстрелите в меня капсулой, – ответил Пан Сатирус. Чудно! Вчера я был в капсуле, сегодня капсула может оказаться во мне. Доктор Бедоян, вашему языку не хватает четкости.
– Я врач, а не лингвист. И зови меня Арамом. Это очень утешает меня, когда свет не мил, а впереди сплошной мрак. Не мог бы ты выбрать для подрывной агитации другое время?
– Вы имели дело с шимпанзе и до меня, – сказал Пан Сатирус. – В определенном возрасте с ними трудно, даже невозможно ладить. Они становятся крайне несговорчивыми. Наверно, у меня наступает этот возраст.
– Ну, перестань, – сказал доктор Бедоян.
– Один во враждебном окружении. Как вы думаете, мог бы я поступить в ФБР?
Те, что на переднем сиденье, оба хмыкнули.
– Тебе придется обзавестись дипломом юриста, – бросил через плечо шофер.
– Так вам пришлось окончить юридический факультет, чтобы стать шофером у обезьяны? – спросил Пан Сатирус.
– Иногда я занимаюсь не только этим, – ответил шофер.
– Нам не положено разговаривать, и мы не должны позволять разговаривать им, – заметил его товарищ.
– Я всегда могу найти работу на бензозаправочной станции, – продолжал шофер.
Доктор Бедоян вздохнул.
– В тебе что-то есть, Пан. Я не встречал никого, кто бы так легко сближался с людьми.
– Все любят шимпанзе, – сказал Пан Сатирус. – Однако шимпанзе любят не всех. Беда людей в том, что каждому непременно нужно заставить других полюбить его. Поэтому, когда появляется шимпанзе, люди чувствуют себя проще, свободнее.
Старший агент, сидевший рядом с водителем, заговорил:
– Черт возьми, а ведь ты прав. Когда я арестовываю кого-нибудь, то в девяти случаях из десяти его нельзя осудить, если он “не расколется”. Но он хочет мне понравиться. И ему приходится сказать, почему он пошел на дело, чтобы я простил его. Чтобы я начал ему симпатизировать. Но он не может сказать, почему пошел на дело, и не сознаться при этом, вот тут я и беру его за горло. Что происходит с людьми?
– Не полностью эволюционировали, – сказал Пан Сатирус. Есть теория, которую называют телеологией; она утверждает, что у эволюции имеется цель, и когда формируется идеальное существо, эволюция кончается. Шимпанзе? Я не слишком разбираюсь в телеологии, так как сторожу, у которого была книга, она наскучила уже через несколько минут и на следующее ночное дежурство он ее больше не принес.
– Шимпанзе не могут быть совершенно независимыми, – сказал доктор Бедоян. – Они живут стадом, им нужна любовь, чтобы быть счастливыми.
– Мы говорим о людях, а не о шимпанзе, – с достоинством парировал Пан Сатирус.
Водитель снова засмеялся, сел попрямее и свернул с мощеного шоссе на грунтовую проселочную дорогу, которая вилась между холмиками и рощицами жалких карликовых пальм.
– Доктор Бедоян, вам следовало бы научить меня есть мясо, – сказал Пан.
Доктор Бедоян промолчал.
Машина подпрыгивала на ухабах. Время от времени на дороге попадались какие-то оборванцы в синих джинсах и соломенных шляпах. У них был бы более правдоподобный буколический вид, если бы все эти соломенные шляпы не были одного фасона и одинаковой степени изношенности. Можно было подумать, что торговец соломенными шляпами проехал здесь однажды, года четыре назад, и больше не появлялся.
– Я откажусь отвечать на вопросы, если вас не будет со мной.
Доктор Бедоян молчал.
– Арам, – спросил Пан Сатирус, – чем я вас рассердил?
– Кто может жить без любви, кто не нуждается в друзьях? сказал доктор Бедоян. – Я просто испытывал тебя. В конце концов, я же ученый.
Впереди показались ворота, опутанные колючей проволокой и украшенные большой вывеской: НАСОСНАЯ СТАНЦИЯ. Под этой надписью значилось название компании по добыче природного газа. Однако никаких трубопроводов нигде не было видно.
Ворота отворил солдат с винтовкой. Три машины въехали в ограду и выстроились в ряд. Появилось еще несколько человек с винтовками, а каждая машина извергла пассажиров и по паре агентов.
Откуда-то возник мистер Макмагон и стал распоряжаться. Терминология, которой он при этом пользовался, звучала зловеще:
– Введите всех четырех заключенных вместе! Не позволяйте им разговаривать!
Снаружи здание напоминало сарай из рифленого железа, служащий для того, чтобы прикрывать от непогоды трубы или насосное оборудование. Внутри же все было как в любом правительственном учреждении страны: невысокими стенками отгораживались кабинеты маленьких начальников, стены до потолка скрывали высокое начальство, а в двух больших загонах, забитых письменными столами, сидели подчиненные.
В той комнате, куда мистер Макмагон ввел четверых преступников-заключенных-гостей, любой бюрократ узнал бы приемную главы учреждения.
Там сидела женщина с типичным лицом государственной служащей и печатала на машинке. Она не подняла головы, когда они направились к двери, на которой поблескивала табличка с одним коротким словом: КАБИНЕТ.
В кабинете стоял громадный письменный стол. За ним сидели три человека. Хотя на них были рубашки, галстуки бабочкой и хорошо отутюженные эластичные спортивные брюки, по крайней мере двое из них, несомненно, имели вид военных, надевших, как некогда принято было говорить, партикулярное платье.
У того, кто сидел посередине, было загорелое лицо, коротко подстриженные усы и челюсть, которой позавидовал бы сам Пан Сатирус.
– Постройте людей в одну шеренгу, Макмагон, – сказал он, – а сами идите.
Макмагон пробовал возразить:
– Сэр, в целях личной безопасности…
– Для этого у нас здесь есть два крепких моряка.
Макмагона это не убедило, но он вышел.
– Меня зовут Сатирус, сэр, – сказал Пан. – А вас?
– Можете называть меня мистером Армстронгом. А вас зовут Мемом, шимпанзе.
– Совершенно верно, сэр, но я не люблю, когда меня зовут Мемом.
– А мне, Мем, наплевать на то, что вы чего-то не любите.
Мистер Армстронг поднял руки, потом опустил их и стал массировать плечи сильными пальцами.
– Проклятая вентиляция, – проворчал он. – Ну ладно, хватит об изъянах, поговорим об обезьянах, которые пытаются одурачить Соединенные Штаты.
Строгим взглядом он как бы прощупал обоих моряков и доктора.
– Довольно милый каламбур, – сказал Пан Сатирус. – Запишите это, Счастливчик. Радист Бронстейн – мой секретарь, пояснил он мистеру Армстронгу.
– А я камердинер мистера Сатируса, – представился Горилла Бейтс.
Мистер Армстронг воззрился на них.
– Это очень смешно, я понимаю, – сказал он. – Но вы перестанете смеяться очень скоро. Извольте вспомнить, что вы служите нижними чинами в рядах вооруженных сил и подлежите суду военного трибунала.
– Но я не вижу здесь офицеров, – заметил Горилла Бейтс.
У мистера Армстронга хватило совести покраснеть.
– Слушайте, Мем, – сказал он. – Или Сатирус, как вы предпочитаете. Шуткам конец: вы что-то там сделали с системой управления космического корабля “Мем-саиб”. Ладно, ладно, мне все равно, как его называть. То, что вы сделали, не было случайностью. Мы, стоящие у кормила правления вашей родины…
– Нет, – возразил Пан Сатирус. – Это не моя родина. Разве приматы, исключая человека, имеют право голоса? Может ли горилла стать президентом, макака – губернатором, а резус государственным секретарем?
– Черт побери! – сказал мистер Армстронг. – Он требует права голоса для обезьян!
Человек, сидевший справа от него, деловито чистил трубку. Тут он положил ее на стол.
– Ладно. Любые человекообразные и нечеловекообразные обезьяны, достигшие двадцати одного года и умеющие читать и писать, имеют право голоса.
– Забавно, – сказал Пан Сатирус.
Человек взял трубку и другую прочищалку.
– Мы здесь для того, – продолжал мистер Армстронг, – чтобы узнать, что вы хотите получить за ваш очень важный секрет, и мы уполномочены удовлетворить любое ваше желание, если это, конечно, в наших силах.
– Человеческие вожделения шимпанзе неведомы.
– Тогда мы готовы удовлетворить любые шимпанзиные вожделения. Хотите клетку, полную аппетитных молодых самок? Вагон бананов каждый день? Говорите.
Смех Пана Сатируса, как обычно, производил устрашающее впечатление.
– Поскольку вы, по-видимому, довольно сообразительны, продолжал мистер Армстронг, – то вам уже пора почувствовать, что атмосфера в этой комнате не совсем такая, как в других местах, где вам довелось побывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
– Этого недостаточно.
– Это очень много, – сказал Пан Сатирус. – В конце концов, не русские посадили мою мать в клетку, в которой я родился. Не они вытащили меня из клетки, чтобы привязывать к реактивным тележкам и закупоривать в барокамерах и ракетных капсулах.
– И они поступили бы так же, если бы вашу мать поймала их экспедиция, а не наша.
– Да, конечно, они тоже люди, – сказал Пан Сатирус. Он зевнул, обнажив огромные зубы и мощные десны. – Доктор, все это мне начинает надоедать.
– С тех пор как я принял присягу и занял этот высокий и почетный пост, – заметил Большой Человек, – такого в моем присутствии не говорил еще никто. – Он засмеялся. – Разрешите задать вам еще вопрос, мистер Сатирус?
Пан Сатирус опять принялся расчесывать шерсть ногтями. Он кивнул с серьезным и рассудительным видом.
– А я, с вашего разрешения, задам вопрос вам и вашему другу.
– Вы, по-видимому, очень любите читать. Есть ли библиотеки в ваших тенистых, лиственных, тропических африканских джунглях?
– Вы не безнадежны… – сказал Пан Сатирус и задумался. Руки его машинально обследовали шерсть, и ногти снова щелкнули, поймав еще одного непрошеного гостя. – Полагаю, что библиотек в джунглях нет. Но, видите ли, я так пристрастился к чтению, мне кажется, потому, что все время был пленником. Куда же смотреть в обезьяньем питомнике или в биологической лаборатории, как не в книгу из-за плеча какого-нибудь сторожа? Подвигами мартышек сначала восхищаешься, а потом это надоедает.
– Доктор Бедоян, достаньте Пану Сатирусу биографию и произведения Торо, – сказал губернатор. – Им тоже владела иллюзия, что примитивный образ жизни – лучший из всех.
– Слушаюсь, сэр, – ответил доктор Бедоян. – Большую часть книг он, по-видимому, прочел через мое плечо.
Большой Человек пристально посмотрел на доктора, но произнес только:
– Что вы хотели спросить, Пан?
Пан Сатирус сел прямо, положив все четыре ладони на пол.
– Вот вы с губернатором, – спросил он, – дорожите ли вы своими высокими постами?
Оба настороженно кивнули.
– Я хочу сказать, считаете ли вы эти посты высокими?
Они снова дружно кивнули, хотя принадлежали к соперничающим политическим партиям.
– Вы считаете их более важными, чем богатство, накопленное вашим отцом, сэр, и вашим дедом, губернатор? – Пан встал. – От чего бы вы отказались в первую очередь? От поста или от богатства?
На этот раз ни один из государственных деятелей не шелохнулся. Выражения их лиц были настолько одинаковы, что казалось, пропасть, вырытая Александром Гамильтоном и Томасом Джефферсоном, наконец засыпана.
Люди не прерывают аудиенции у сильных мира сего… не получив разрешения удалиться.
Шимпанзе обходятся без разрешения.
Глава седьмая
Он испытал вакцину на 10.000 мелких обезьян, 1600 шимпанзе и 243 людях. Большинство добровольцев были заключенными федеральных каторжных тюрем.
Грир Уильямс. Охотники за вирусами, 1960
Снова друзья катили на север. Но на этот раз у процессии был иной вид. В автомобилях вместе с ними сидели агенты. Не приходилось сомневаться, что и шофер был сотрудником службы безопасности – пистолет оттопыривал легкую ткань его летнего шерстяного костюма. Счастливчик Бронстейн ехал в передней машине, Горилла Бейтс – в задней; из друзей Пана Сатируса с ним остался только доктор Бедоян.
Как и прежде, впереди шла машина, позади еще одна, но теперь в первой машине завывала сирена, и небольшая колонна двигалась, не останавливаясь нигде.
– Я под арестом? – спросил Пан Сатирус.
Человек, сидевший рядом с водителем, сказал:
– Тебе разговаривать не положено.
– Но я вынужден. Я регрессировал… или деэволюционировал… и поэтому испытываю потребность говорить. Как человек.
Агент полез в карман пиджака.
– Это пистолет тридцать восьмого калибра. Другой пистолет заряжен капсулой с сильнодействующим наркотиком. Я получил приказ стрелять в тебя наркотиком, а если это не поможет, всадить в тебя настоящую пулю. Не разговаривай.
– Одну минуту, – сказал доктор Бедоян. – Это ной пациент.
– Он болен?
– Нет.
– Тогда он не ваш пациент. И не разговаривайте.
Пан Сатирус нежно взял доктора за руку своей большой рукой. Он не выпускал ее; казалось, он был испуган, но как можно испугать большого шимпанзе, совершившего полет со скоростью, превышающей скорость света?
Машины мчались, сирена монотонно завывала.
Наконец вереница машин свернула с автострады на мощеное шоссе и помчалась в сторону, противоположную флоридскому побережью, мимо песчаных дюн, маленьких тенистых прудов, болот, стад, бедняцких ферм и хорошо унавоженных плантаций, принадлежащих капиталистам, занятым промышленным выращиванием помидоров.
Пан Сатирус посмотрел на красные и зеленые шары, висевшие на кустах, и сказал:
– Мне хочется есть.
Агент сердито поглядел на него.
– Его надо кормить несколько раз в день, – сказал доктор Бедоян.
– Совершенно верно, – подтвердил Пан. – Потому что я вегетарианец. Даже в бобовых нет такой концентрации энергии, как в животных белках.
У агента был несчастный вид.
– Сказано вам – не разговаривать! – рявкнул он.
– Пан, у тебя был крайне разнообразный круг чтения, – заметил доктор Бедоян.
– За мной ходили люди самых разнообразных профессия. Ночные сторожа в обезьяньем питомнике и биологических лабораториях нередко готовят себя к другим специальностям. Более перспективным, как сказали бы люди. А когда я бывал болен, за мной ухаживали студенты-медики.
– Пожалуйста, перестаньте разговаривать, – сказал агент.
– Не перестану, пока меня не накормят, – отозвался Пан Сатирус. – За разговорами забываешь о голоде.
– Мы будем там… куда едем… через полчаса.
– Значит, я буду разговаривать полчаса.
– Так, – сказал агент. – А мне как быть?
– Выстрелите в меня капсулой, – ответил Пан Сатирус. Чудно! Вчера я был в капсуле, сегодня капсула может оказаться во мне. Доктор Бедоян, вашему языку не хватает четкости.
– Я врач, а не лингвист. И зови меня Арамом. Это очень утешает меня, когда свет не мил, а впереди сплошной мрак. Не мог бы ты выбрать для подрывной агитации другое время?
– Вы имели дело с шимпанзе и до меня, – сказал Пан Сатирус. – В определенном возрасте с ними трудно, даже невозможно ладить. Они становятся крайне несговорчивыми. Наверно, у меня наступает этот возраст.
– Ну, перестань, – сказал доктор Бедоян.
– Один во враждебном окружении. Как вы думаете, мог бы я поступить в ФБР?
Те, что на переднем сиденье, оба хмыкнули.
– Тебе придется обзавестись дипломом юриста, – бросил через плечо шофер.
– Так вам пришлось окончить юридический факультет, чтобы стать шофером у обезьяны? – спросил Пан Сатирус.
– Иногда я занимаюсь не только этим, – ответил шофер.
– Нам не положено разговаривать, и мы не должны позволять разговаривать им, – заметил его товарищ.
– Я всегда могу найти работу на бензозаправочной станции, – продолжал шофер.
Доктор Бедоян вздохнул.
– В тебе что-то есть, Пан. Я не встречал никого, кто бы так легко сближался с людьми.
– Все любят шимпанзе, – сказал Пан Сатирус. – Однако шимпанзе любят не всех. Беда людей в том, что каждому непременно нужно заставить других полюбить его. Поэтому, когда появляется шимпанзе, люди чувствуют себя проще, свободнее.
Старший агент, сидевший рядом с водителем, заговорил:
– Черт возьми, а ведь ты прав. Когда я арестовываю кого-нибудь, то в девяти случаях из десяти его нельзя осудить, если он “не расколется”. Но он хочет мне понравиться. И ему приходится сказать, почему он пошел на дело, чтобы я простил его. Чтобы я начал ему симпатизировать. Но он не может сказать, почему пошел на дело, и не сознаться при этом, вот тут я и беру его за горло. Что происходит с людьми?
– Не полностью эволюционировали, – сказал Пан Сатирус. Есть теория, которую называют телеологией; она утверждает, что у эволюции имеется цель, и когда формируется идеальное существо, эволюция кончается. Шимпанзе? Я не слишком разбираюсь в телеологии, так как сторожу, у которого была книга, она наскучила уже через несколько минут и на следующее ночное дежурство он ее больше не принес.
– Шимпанзе не могут быть совершенно независимыми, – сказал доктор Бедоян. – Они живут стадом, им нужна любовь, чтобы быть счастливыми.
– Мы говорим о людях, а не о шимпанзе, – с достоинством парировал Пан Сатирус.
Водитель снова засмеялся, сел попрямее и свернул с мощеного шоссе на грунтовую проселочную дорогу, которая вилась между холмиками и рощицами жалких карликовых пальм.
– Доктор Бедоян, вам следовало бы научить меня есть мясо, – сказал Пан.
Доктор Бедоян промолчал.
Машина подпрыгивала на ухабах. Время от времени на дороге попадались какие-то оборванцы в синих джинсах и соломенных шляпах. У них был бы более правдоподобный буколический вид, если бы все эти соломенные шляпы не были одного фасона и одинаковой степени изношенности. Можно было подумать, что торговец соломенными шляпами проехал здесь однажды, года четыре назад, и больше не появлялся.
– Я откажусь отвечать на вопросы, если вас не будет со мной.
Доктор Бедоян молчал.
– Арам, – спросил Пан Сатирус, – чем я вас рассердил?
– Кто может жить без любви, кто не нуждается в друзьях? сказал доктор Бедоян. – Я просто испытывал тебя. В конце концов, я же ученый.
Впереди показались ворота, опутанные колючей проволокой и украшенные большой вывеской: НАСОСНАЯ СТАНЦИЯ. Под этой надписью значилось название компании по добыче природного газа. Однако никаких трубопроводов нигде не было видно.
Ворота отворил солдат с винтовкой. Три машины въехали в ограду и выстроились в ряд. Появилось еще несколько человек с винтовками, а каждая машина извергла пассажиров и по паре агентов.
Откуда-то возник мистер Макмагон и стал распоряжаться. Терминология, которой он при этом пользовался, звучала зловеще:
– Введите всех четырех заключенных вместе! Не позволяйте им разговаривать!
Снаружи здание напоминало сарай из рифленого железа, служащий для того, чтобы прикрывать от непогоды трубы или насосное оборудование. Внутри же все было как в любом правительственном учреждении страны: невысокими стенками отгораживались кабинеты маленьких начальников, стены до потолка скрывали высокое начальство, а в двух больших загонах, забитых письменными столами, сидели подчиненные.
В той комнате, куда мистер Макмагон ввел четверых преступников-заключенных-гостей, любой бюрократ узнал бы приемную главы учреждения.
Там сидела женщина с типичным лицом государственной служащей и печатала на машинке. Она не подняла головы, когда они направились к двери, на которой поблескивала табличка с одним коротким словом: КАБИНЕТ.
В кабинете стоял громадный письменный стол. За ним сидели три человека. Хотя на них были рубашки, галстуки бабочкой и хорошо отутюженные эластичные спортивные брюки, по крайней мере двое из них, несомненно, имели вид военных, надевших, как некогда принято было говорить, партикулярное платье.
У того, кто сидел посередине, было загорелое лицо, коротко подстриженные усы и челюсть, которой позавидовал бы сам Пан Сатирус.
– Постройте людей в одну шеренгу, Макмагон, – сказал он, – а сами идите.
Макмагон пробовал возразить:
– Сэр, в целях личной безопасности…
– Для этого у нас здесь есть два крепких моряка.
Макмагона это не убедило, но он вышел.
– Меня зовут Сатирус, сэр, – сказал Пан. – А вас?
– Можете называть меня мистером Армстронгом. А вас зовут Мемом, шимпанзе.
– Совершенно верно, сэр, но я не люблю, когда меня зовут Мемом.
– А мне, Мем, наплевать на то, что вы чего-то не любите.
Мистер Армстронг поднял руки, потом опустил их и стал массировать плечи сильными пальцами.
– Проклятая вентиляция, – проворчал он. – Ну ладно, хватит об изъянах, поговорим об обезьянах, которые пытаются одурачить Соединенные Штаты.
Строгим взглядом он как бы прощупал обоих моряков и доктора.
– Довольно милый каламбур, – сказал Пан Сатирус. – Запишите это, Счастливчик. Радист Бронстейн – мой секретарь, пояснил он мистеру Армстронгу.
– А я камердинер мистера Сатируса, – представился Горилла Бейтс.
Мистер Армстронг воззрился на них.
– Это очень смешно, я понимаю, – сказал он. – Но вы перестанете смеяться очень скоро. Извольте вспомнить, что вы служите нижними чинами в рядах вооруженных сил и подлежите суду военного трибунала.
– Но я не вижу здесь офицеров, – заметил Горилла Бейтс.
У мистера Армстронга хватило совести покраснеть.
– Слушайте, Мем, – сказал он. – Или Сатирус, как вы предпочитаете. Шуткам конец: вы что-то там сделали с системой управления космического корабля “Мем-саиб”. Ладно, ладно, мне все равно, как его называть. То, что вы сделали, не было случайностью. Мы, стоящие у кормила правления вашей родины…
– Нет, – возразил Пан Сатирус. – Это не моя родина. Разве приматы, исключая человека, имеют право голоса? Может ли горилла стать президентом, макака – губернатором, а резус государственным секретарем?
– Черт побери! – сказал мистер Армстронг. – Он требует права голоса для обезьян!
Человек, сидевший справа от него, деловито чистил трубку. Тут он положил ее на стол.
– Ладно. Любые человекообразные и нечеловекообразные обезьяны, достигшие двадцати одного года и умеющие читать и писать, имеют право голоса.
– Забавно, – сказал Пан Сатирус.
Человек взял трубку и другую прочищалку.
– Мы здесь для того, – продолжал мистер Армстронг, – чтобы узнать, что вы хотите получить за ваш очень важный секрет, и мы уполномочены удовлетворить любое ваше желание, если это, конечно, в наших силах.
– Человеческие вожделения шимпанзе неведомы.
– Тогда мы готовы удовлетворить любые шимпанзиные вожделения. Хотите клетку, полную аппетитных молодых самок? Вагон бананов каждый день? Говорите.
Смех Пана Сатируса, как обычно, производил устрашающее впечатление.
– Поскольку вы, по-видимому, довольно сообразительны, продолжал мистер Армстронг, – то вам уже пора почувствовать, что атмосфера в этой комнате не совсем такая, как в других местах, где вам довелось побывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19