Моряки стояли в строю по подразделениям, или поротно, или как уж они там строятся в военно-морском флоте; ни один из сторожей Пана никогда не читал морских рассказов, и поэтому по части знания морских порядков Пан был нетверд.
“Мем-саиб” оттащили на край палубы. Шимпанзе вразвалку подошел к капсуле, прислонился к ней и стал наблюдать, как моряки совершают перестроения, свистят в дудочки, что-то принайтовывают или, бог его знает, что они там еще делают. К “Куку” приближался вертолет.
Наблюдая, Пан Сатирус усердно почесывался и с наслаждением ощущал, как под порывами тропического ветерка шевелится шерсть на спине. Ловким привычным движением он наконец прижал ногтем блоху, которая заставила его прервать полет, и с торжеством раздавил ее. Он был бы рад вернуться в Уайт Сэндс: Флорида определенно была проблошиной и антиобезьяньей стороной.
Позевывая, он чуть скептически наблюдал за вертолетом. За последние пять с половиной лет он побывал не в одном исследовательском центре военно-воздушных сил и НАСА. Он даже немного поработал на Комиссию по атомной энергии в Лос-Аламосе, где был превосходный врач и прескверное питание; там, по-видимому, считали, что шимпанзе любят только замороженные бананы.
Да, с тех пор как он расстался с матерью, ему пришлось повидать чертову уйму мест, где садились вертолеты. Шумные махины. Притом сконструированные скверно и неизвестно для чего. Большая часть поездок осуществлялась так: вертолет брал на борт какого-нибудь бездельника в одном месте и поспешно доставлял его бить баклуши в другое. Хождение, карабканье, покачивание – все создавало приятное ощущение осмысленной деятельности.
Есть! Вертолет благополучно сел на палубу. Пилот заглушил двигатели, и люди в нелепо раскрашенных комбинезонах подбежали к вертолету, закрепили его и ушли.
Так, значит, вертолету обеспечена безопасность. У Пана Сатируса в Холломэне был врач, моряк. Если он говорил, что надо обеспечить безопасность, это, по-видимому, означало, что надо кого-то или что-то оставить в покое.
Офицеры отдали честь. Пан Сатирус знал все о воинских порядках, установленных формах одежды, рангах, денежном содержании. Он был весьма наслышан о государственной службе, как гражданской, так и военной. Отдавали честь старший лейтенант и лейтенант. А это адмирал… скажи на милость, АДМИРАЛ… выходил из вертолета. И врач – капитан третьего ранга. И двое гражданских, которые очень смахивали на сторожей. Сторожа теперь хотят именоваться служителями (обезьяньими), но для него они все равно сторожа, а знавал он их всяких – и мерзких, и очень Даже приятных в обращении…
Писарь, которого никто не слушал, теперь фотографировал адмирала.
Пан Сатирус пригладил шерсть и заковылял вперед, постукивая костяшками пальцев о палубу.
Первым его увидел адмирал. Он перестал позировать перед аппаратом и показал пальцем:
– Обезьяна! Почему не обеспечена безопасность?
Врач обернулся и что-то сказал одному из сторожей, который торопливо полез в вертолет.
– Не надо обеспечивать мне безопасность, адмирал, – сказал Пан Сатирус. – Мне очень нравится говорить с людьми. У нас был такой славный ленч в мичманской столовой.
– У мичманов не бывает ленча, – сказал адмирал. – Они обедают и ужинают. Ленч бывает только у офицеров.
Пан Сатирус пожал плечами и отвернулся. Спорить с этим человеком было совершенно бесполезно. Спор продолжался бы годами, а толку не было бы никакого. Как от самолетов и вертолетов… и космических кораблей под названием “Мем-саиб”.
Штатский вернулся, и, заметив его, Пан Сатирус, собиравшийся уйти, тотчас повернулся к нему лицом. Он знал, что было в руках у этого человека: смирительная рубашка и пистолет, стреляющий зарядом успокоительного лекарства.
– Уберите эти штуки, – сказал он. – Я не хочу их видеть.
– Стреляйте, стреляйте, – рявкнул адмирал. – Я не собираюсь лететь вместе с обезьяной, пока ее не свяжут!
Сторож колебался.
– Это просто успокоительное, сэр, – сказал он. – Оно его с ног не свалит.
Пан Сатирус решил, что ему пора зарычать. Затем он немного поколотил себя в грудь кулаком, подражая человеку, который играл гориллу в какой-то телевизионной постановке.
– Осторожней с пистолетом, Нельсон, – сказал врач. Обеспечьте безопасность.
– Взять обезьяну! – командовал адмирал. – Обеспечить безопасность.
Тут что-то было неладно. “Обеспечить безопасность” могло, оказывается, означать и “оставить в покое”, и, наоборот, “что-то предпринять”. Пан пожалел, что ему пришлось мало читать морских рассказов, рассказов о военно-морском флоте. Интересно, что теперь с тем сторожем, который хотел поступить в торговый флот радистом?
Адмирал адмиральствовал вовсю.
– Вы командир этого корабля? – вопросил он старшего лейтенанта. – Выделите несколько человек, пусть займутся этой обезьяной и обеспечат безопасность!
– Я бы вас попросил не подчеркивать мою принадлежность к обезьянам, адмирал, – сказал Пан Сатирус. – Я не люблю, когда меня сваливают в одну кучу с гориллами, орангутангами и гиббонами. Я шимпанзе, Пан Сатирус, для краткости меня можно называть просто Пан. – Он почесал голову и добавил: – Сэр.
– Он еще разговаривает! – возмутился адмирал.
Пан Сатирус ответил вполне резонно, как он полагал:
– Как и вы, адмирал.
Адмирал побагровел.
– Старший лейтенант, вы слышали, что я сказал? Выделите несколько человек и…
Командир вытянулся в струнку.
– Сэр, для этого мне придется вызвать добровольцев.
– Действуйте.
Пан Сатирус завопил. На этот раз он бил не в грудь, а по палубе. Шум получался изрядный.
Служитель, державший смирительную рубашку, вытирал ею лицо.
– Вряд ли вы найдете добровольцев, – сказал Пан.
– Старший лейтенант, прикажите главному старшине корабельной полиции пристрелить это животное, – распорядился адмирал.
Пан шагнул к адмиралу.
Но тут произошла заминка. Моряк с такими же почти знаками различия, как у Счастливчика Бронстейна, но только с меньшим числом нашивок, подбежал к адмиралу, отдал честь и вручил листок бумаги. Радиограмму.
Адмирал прочитал ее и перечитал снова. Он отер пот с лица, хотя в руках у него не было для этого смирительной рубашки.
– Старший лейтенант, – сказал он. – Отмените последний приказ. Пусть ваш главный старшина корабельной полиции поставит у космического корабля часовых. Никто не должен заходить в корабль. Повторяю, никто. И никто не должен говорить с… с пилотом.
Подбежавшие моряки построились вокруг “Мем-саиба”.
Горилла Бейтс, стоявший во главе своих минеров, печатая шаг, подошел к адмиралу и отдал честь.
– Сэр, – сказал он. – Я вызываюсь охранять мистера Сатируса.
Адмирал внимательно поглядел на Гориллу. Казалось, он считает нашивки на его рукаве.
– Мичман, вас зовут Бейтс? – спросил адмирал. – Мы вместе служили на “Хауленде”.
– Так точно, сэр. Вы были тогда лейтенантом. Я вызываюсь охранять мистера Сатируса.
– Кого?
– Пана Сатируса, сэр, шимпанзе. Он любит, чтобы его называли Паном Сатирусом, мистером Сатирусом.
– Не называйте его мистером.
– Но он же пилот? Я буду стоять на часах и следить, чтобы никто не говорил с ним, пока не прибудут с берега ребята из службы обеспечения безопасности.
Пан Сатирус раскачивался на руках. Его уже не беспокоило, сколько он здесь пробудет. Тут было гораздо приятнее, чем на мысе Канаверал.
– Откуда вы знаете, что прибывают люди из службы обеспечения безопасности, мичман? – спросил адмирал.
Пан посочувствовал Горилле Бейтсу, у которого был такой вид, будто ему хотелось почесать в затылке – ощущение, весьма знакомое Пану и особенно острое, когда тебя привязывают в космической капсуле, в барокамере или в реактивной тележке. Мичман с трудом нашелся что ответить.
– Ну, за де… обедом Пан сказал, будто он переделал свой космический корабль так, что тот полетел быстрее света. Вот я и прикинул… Телеграмму вы насчет этого получили, ребят к космическому кораблю пускать не ведено и разговаривать с мистером Сатирусом тоже никому не разрешается… Полет быстрее света – это, видно, очень хорошее секретное оружие.
Адмирал кивнул. Теперь его лицо было уже не краснее обычного.
– Старый верный служака, – сказал он. И, взволнованно откашлявшись, бросил старшему лейтенанту: – Вы здесь командир, распорядитесь!
– Возьмите себе в помощь еще одного добровольца, мичман, – тотчас распорядился старший лейтенант. – Господин адмирал, кофе подадут в кают-компании.
– Вызвался еще радист первого класса Бронстейн, – сказал мичман Бейтс.
Счастливчик и Горилла с серьезными физиономиями подошли к Пану Сатирусу, а адмирал, капитан и врач направились вниз, или внутрь, или куда там ходят на корабле.
Лейтенант распустил строй. Оба сторожа, бросив смирительную рубашку в вертолет, полезли туда же и заперлись изнутри.
– Пошли вниз, в каюту Гориллы, Пан, – сказал Счастливчик. – Я не могу сообразить никакой выпивки, но у меня в радиорубке есть немного лимонада и печенья.
– Это будет совсем неплохо, – сказал Пан. – У этого адмирала не все дома, что ли, Горилла?
– Прежде было незаметно, а теперь, похоже, идет к тому. А здорово я ему выдал, когда сказал, что тебя нужно называть мистером, раз ты пилот? Водить эту космическую штуковину можно только с высшим образованием.
– Правду сказать, этот адмирал мне совсем не понравился.
– Не обращай внимания, дружище. Флот держится на мичманах.
Глава вторая
Обеспечение: (3) …гарантия, дающая ее владельцу право требовать и получать собственность, не находящуюся в его владении…
Новый международный словарь Уэбстера

В каюте мичмана Бейтса им было очень неплохо. “Чудное дело, – думал Пан, – стоит увлечься разговором с человеком, и постепенно забываешь, как странно, совсем не так, как мы, выглядят люди, и даже на вид они начинают казаться настоящими шимпанзе”.
Конечно, Горилла Бейтс уже далеко ушел от человека, он и в самом деле был скорее похож на гориллу, на очень молодую гориллу.
О космическом корабле и о том, как Пан его реконструировал, они не говорили. Они держались подальше и от проблем, волновавших службу обеспечения безопасности. Горилла рассказал, как он однажды напился в Китае, Счастливчик – о знакомой девушке из Виллафранки, а Пан – о том, как в зоопарке макаки-резусы стащили у сторожа бутылку виски.
– Вы бы видели, что вытворяли эти макаки, когда перепились. Бог мой!
– Как моряки в Сан-Диего после долгого плавания, – сказал Счастливчик Бронстейн.
– Вот этого я никогда не видел, – признался Пан. – Может быть, увижу, если удастся уйти с государственной службы. В Сан-Диего прекрасный зоопарк.
– Я там дальше четырех кварталов от набережной никогда не бывал, – сказал Горилла. – Много чего я в жизни упустил.
– И всегда будешь упускать, – вставил Счастливчик Бронстейн. – Ты слишком долго был моряком. В любом порту мира тебе не уйти от родной деревни дальше чем на три квартала. Так мы называем набережную у пристани, – добавил он, обращаясь к Пану.
– Ну что за жизнь у мичманов, – сказал Горилла, – подчиняйся любому офицеришке… И знаете, хоть я никогда раньше не встречал шимпанзе, но не раз думал о них, хотите верьте, хотите нет. Я хочу сказать, что это последнее дело – привязывать хорошего малого к реактивной тележке и гонять, пока у него сосуды не полопаются. Или устраивать такое, что с тобой сделали сегодня утром. Глядеть тошно.
Счастливчик Бронстейн открыл дверь каюты Гориллы Бейтса и заорал:
– Позовите писаря!
Эхо его голоса замерло где-то в недрах корабля.
– Я кое-что придумал, – добавил он.
Писарь первого класса Диллинг, должно быть, бежал всю дорогу. Другие старшины очень редко удостаивали его разговором, и он несся так, словно его самого запустили на орбиту. Он ворвался в каюту.
– Что вам, Счастливчик Горилла?
– Что говорится в уставе насчет талисманов? – спросил Счастливчик.
– На усмотрение капитана, – ответил Диллинг и прирос к месту.
– Спасибо, – сказал Горилла. И так как больше никто ничего не говорил, лицо писаря вытянулось, и он покинул каюту. Когда дверь за ним закрылась, Горилла добавил: – Может, что-нибудь выйдет.
– Ты прав, черт побери, – сказал Счастливчик. – Видел ты когда-нибудь капитана, который бы отказался выполнить справедливую просьбу мичманов и главстаршин? – Он откашлялся. Ты будешь нашим талисманом, Пан, но это только так, для виду. Тебе же нельзя завербоваться во флот. Принять тебя, так весь флот будет кишмя кишеть семилетними ребятишками.
– Тогда Кэролайн Кеннеди была бы ДЖО, – сказал Горилла.
– Славная девчушка, – сказал Пан. – Я видел ее как-то раз.
– Кроме шуток, – сказал Горилла. – Слушай, я думаю, такому малому, как ты, приходится встречаться со всякими знаменитостями. Ты не стал бы плавать на МА.
– Ты говоришь об этом корабле? – спросил Пан.
– О, господи, – сказал Счастливчик.
Пан и Горилла посмотрели на него.
– МА – секретный корабль, – пояснил Счастливчик. – Это прототип опытного образца. Пану никогда не разрешили бы находиться здесь, знай кто-нибудь, что он умеет говорить. А может, у тебя есть допуск и ты дал подписку о неразглашении и все такое прочее?
Шимпанзе покачал головой.
– Нет, мне никогда не представлялось такой возможности.
– М-да, – сказал Горилла. – Оно и видно.
Послышался дробный топот – кто-то спускался по стальным ступеням трапа. В дверь властно постучали.
– Полундра! Облава, – сказал Счастливчик. – Запах легавых я чую даже сквозь стальную переборку.
– Вот что значит образованный человек, – заметил Горилла. Он встал с койки (два стула, которые ему полагалось как старшему среди старшинского состава корабля, он предложил гостям) и направился к двери.
– В эту каюту вход воспрещен, – сказал он.
– ФБР, – послышалось в ответ.
Горилла осторожно приоткрыл дверь.
В щель просунулась рука с удостоверением! Горилла наклонился, прочел и отворил дверь.
Вошел не один полицейский, а целых три. У каждого в левой руке было удостоверение, в правой – пистолет. Каждый был в летнем синем костюме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19