А потом они уже быстро ехали по набережной Виктории, направляясь на запад, в Бэттерси-парк, с новой информацией — настоящим прорывом в деле Потрошителя. Она не могла приписывать себе всю заслугу в этом открытии и все равно сияла от удовольствия. Только посмотрим, что скажет Малькольм, когда услышит! И Кит!
Может, она все-таки рождена для такой работы!
* * *
К вечеру следующего дня Джина совершенно преобразилась, равно как Ноа и Маркус. Все трое приобрели приличную мужскую одежду из той, какую носят бизнесмены средней руки. Девочек оставили на попечение миссис Миндель, удостоверившись, что доктор Миндель вооружен и знает, как обращаться с револьвером на случай уличных беспорядков, а сами направились на Треднидл-стрит, банковский квартал Сити, ловить кеб. Найти кеб в Спитафилдз было невозможно, и не только потому, что жители его были слишком бедны для таких поездок — кебмены сами избегали этих кварталов, опасаясь грабежа со стороны ист-эндских банд. Стоянку кебов удалось найти неподалеку от Английского Банка. Все трое разместились в экипаже и приготовились к тряской поездке до Пиккадилли. При воспоминании о предыдущем визите в эти края Джину пробрала дрожь. В ту ночь она едва не погибла на Пиккадилли. У тебя нет оснований бояться , твердо сказала она себе. Даже если я ищу человека, который хладнокровно стрелял в меня . Все же ей не удалось сдержать дрожь, заработав долгий, тревожный взгляд Ноа, на который она ответила немного натянутой улыбкой. Когда кеб наконец остановился, Джина сошла на мостовую на подгибающихся ногах, надеясь только, что никто не опознает в ней того человека, который вылезал из окна гостиницы «Пиккадилли» после кровавой перестрелки. Одно дело прятаться в Спитафилдз. Теперь все было куда страшнее — придется вернуться в ту часть Лондона, где ее едва не убили, и притом дважды.
— Вот Египетский Зал, — послышался негромкий голос Ноа.
Здание оказалось высоким, с красивой каменной резьбой на фасаде, из которой выделялся крылатый скарабей над большим прямоугольным окном. Вывеска над входом гласила: «Египетский Зал, музей и зал собраний». Чуть дальше по улице, на южной стороне Пиккадилли, виднелся массивный фасад знаменитого магазина Фортнума и Мейсона, а с другой стороны — впечатляющее здание Королевского Института Акварельной Живописи. С севера площадь замыкала Берлингтонская аркада, вдоль которой спешили по домам респектабельные покупатели. Магазины закрывались на ночь, и площадь, начиная от Берлингтон-Хаус-Мэншн, быстро погружалась в темноту. Мимо грохотали по мостовой дорогие кареты, запряженные лоснящимися, ухоженными лошадьми. По тротуарам разгуливали состоятельные джентльмены. В полумраке поблескивали серебряные набалдашники тростей, тяжелые золотые часы. Дамы щеголяли шелками и меховыми боа на пышных бюстах, на модных шляпках покачивались страусовые перья, дорогие муфты из лисы, норки или соболя защищали руки от холода. В этом мире знати Джина в своем шерстяном костюме ощущала себя жалкой самозванкой.
Впрочем, скоро они уже входили в Египетский Зал по купленным Ноа билетам на лекцию и выставку. Последняя состояла из коллекций натуралиста и антиквара Уильяма Боллока, купившего этот зал в 1812 году. Выцветшая фотография генерала Тома Тумба, знаменитого американского карлика, висела на стене у входа. В вестибюле стояли, беседуя, джентльмены, среди которых виднелось несколько отважных и любопытных леди. Плакат с объявлением о сегодняшней лекции приглашал их в зал собраний, где уже собралось немало народа. Постепенно тревога сменилась у Джины интересом, и она начала вникать в разговоры соседей. Она внимательно вглядывалась в лица, но не увидела среди них ни одного, напоминающего человека, который пытался убить ее перед Королевской Оперой. Потом сверилась с массивными серебряными часами, приобретенными утром, и нахмурилась. Лекции полагалось уже начинаться…
— Где, черт подери, Лахли? — возмущался сидевший за ее спиной джентльмен. — Опаздывать не в его стиле.
— Возможно, — отозвался другой, вальяжный голос, — он слишком занят той потрясающей красоткой, которую поселил у себя неделю назад? Если бы я спас такую же красивую девицу и привел к себе домой, я бы тоже забыл бы о многом, не так ли?
— На какие это аморальные связи вы намекаете, Кроули? И чьи? Доктора Лахли? — Голос, в котором явственно слышался ирландский акцент, кипел от гнева.
Джина обернулась и увидела, что к разговору прислушиваются и другие джентльмены. Первый собеседник — тот, кого назвали Кроули, — пожал плечами.
— Мужчины есть мужчины, только и всего. Я не сомневаюсь в добрых намерениях доктора, помогающего бедняжке. Но, право же, это очаровательное создание, пусть даже не совсем в себе. В конце концов, так легко воспользоваться своим преимуществом перед попавшей в беду леди.
Второй, совсем молодой, испепелил Кроули взглядом.
— Вы, сэр, ведете себя недостойно! В Дублине вас бы публично ославили за такие высказывания.
— Спокойно, Йетс, — вмешался еще один молодой человек. — Кроули известен привычкой дразнить людей своими гнусными идеями. Не обращайте на него внимания. Берите пример с нас.
Глаза Кроули блеснули — он явно забавлялся:
— Лишь глупец не обращает внимания на дьявола, сэр. Второй молодой человек пожал плечами.
— Вы можете объявлять себя пророком Антихриста, мистер Кроули, но вы не дьявол. Если, конечно, это не вы зарезали этих несчастных в Ист-Энде? Впрочем, мне кажется, это не в вашем духе. Вы скорее бы отслужили над ними черную мессу.
Несколько прислушивавшихся к их разговору джентльменов ахнули, побледнев от потрясения, но Кроули только улыбнулся.
— Не хотите ли составить мне компанию в следующий — Что? Нет? Жаль. А… вот наконец и Лахли. Джина быстро повернулась к дверям… и дернулась как удара. На долгое, мучительно долгое мгновение стены па завертелись вокруг нее как барабан стиральной маты. Она узнала вошедшего, который тем временем поднимался на высокую кафедру. В прошлый раз, когда она его видела, он целился из пистолета ей в голову и спустил курок. В голове роились мысли, значительную часть которых составлял смысл подслушанного ею разговора. Если это и есть Лахли, и если Лахли удерживает у себя дома молодую даму, то это может быть только Йанира Кассондра!
Доктор Лахли пребывал в сильном возбуждении. Это Джина заметила, стоило комнате остановить свое вращение. Лицо его пылало, а в темных глазах горело такое безумие, что волосы у Джины едва не встали дыбом. Она стиснула руку Ноа.
— Это он!
Детективу пришлось предостерегающе покоситься на нее и тут же схватить Маркуса за руку, чтобы силой удержать на месте. Муж Йаниры, сжав кулаки, рвался вперед.
— Не здесь! — Шепот Ноа звучал едва слышно, но повелительно. — Мы подождем до конца лекции. А потом проводим его до дома.
Маркус, взгляд которого тоже сделался слегка безумным, свирепо покосился на Ноа, потом огляделся по сторонам, на полный свидетелей зал, и подчинился.
— Очень хорошо, — буркнул Маркус едва слышно. — Но если он плохо обращался с ней, я его убью!
— Я тебе помогу, — шепнула Джина. — Я задолжала этому ублюдку пулю в лоб!
— А ну потише, оба! — перебил обоих шепот Ноа. — И ради Бога, сядьте: лекция начинается.
Джина огляделась по сторонам и обнаружила, что сидит рядом с молодым ирландцем с пылающим взором, м-ром Йетсом. Это имя было ей знакомо когда-то давно, в прошлой жизни, она никак не могла вспомнить откуда. Йетс свирепо смотрел на сидевшего через проход от него Кроули. Тот в свою очередь спокойно слушал начавшуюся лекцию, не обращая внимания на свирепые взгляды ирландца. Джина сидела, углубившись в собственные размышления, и почти не слушала того, что говорил Лахли.
Она встрепенулась только тогда, когда приятель Йетса, темноволосый ирландец, удивленно повернулся к своему другу.
— Что это с ним сегодня? Я никогда не слышал подобного вздора. Он несет черт знает что.
— Ей-богу, не знаю, — отозвался Йетс. — Я тоже никогда не видел доктора Лахли в таком состоянии.
Джина нахмурилась и более внимательно вслушалась в то, что говорил Лахли.
— …писатели классицизма известны своей склонностью путать все кельто-галльское со всем германским. Я бывал в Германии, в Венгрии и в северных странах. Коллекционирование черепов-трофеев… обычай пить из них… использование дубов для кровавых обрядов… — Взгляд Лахли был безумен; руки, вцепившиеся в края кафедры, дрожали; Он с заметным усилием стряхнул какую-то жуткую мысль и откашлялся. — Эти жертвоприношения… да, природа этих жертвоприношений последовательно искажалась древнеримскими писателями. Они приписывали человеческие жертвоприношения древним кельтам, в то время когда подобные обряды более присущи их непримиримым и кровожадным северным соседям. Не стоит забывать, эти германские племена причиняли Цезарю значительные неудобства. А германские обряды и обычаи эпохи викингов, надо заметить, включали в себя такие варварские ритуалы, как, например, «кровавый орел». Победитель вырезал у еще живой жертвы легкие и расправлял на спине наподобие орлиных крыльев…
Несколько присутствовавших в зале женщин взвизгнули от страха. Глаза Лахли, сиявшие каким-то порочным удовольствием, слегка расширились при виде потрясения аудитории. Похоже, он немного успокоился.
— Прошу прощения, леди, но предмет нашей сегодняшней лекции в высшей степени неделикатен. Поэтому я не могу не сделать вывода, что к классическим свидетельствам кельтского варварства и жертвоприношений надо относиться с сомнением. Их традиционные враги, римляне, откровенно жаждали власти над кельтами, поэтому, весьма вероятно, давали им необъективную оценку. В общей сложности кельтские народы очерняли на протяжении последних двух тысяч лет. Их римские противники ославили их на весь мир как варваров, которые убивают невинных жертв, чтобы по их смертным судорогам читать будущее. Очерненные и преследуемые, кельты с тех пор изображались изуверами, тогда как их достижения в области искусств и законотворчества свидетельствуют о том, что они достойны занять место в истории среди наиболее цивилизованных и образованных народов мира. Их древнее искусство магии почти уничтожено систематическим геноцидом, развязанным против кельтских жрецов их поработителями. Однако их учение оставило свой след в недавно обнаруженных письменах по дереву, «огам», явившись нам во всей своей поразительной глубине и мощи. Это магическое наследие кельтских народов обязательно докажет миру, скольким мы, теософы и исследователи оккультных наук, обязаны исконным обитателям Британских островов. Мы — те, кто ищет в оккультизме духовного руководства, стоим на пороге великих открытий и в грядущие столетия обязательно будем править миром! — Лахли буквально дрожал, стоя за кафедрой; глаза его горели ужасной страстью, от которой Джине сделалось не по себе. Он окинул взглядом свою аудиторию и театрально поклонился:
— Благодарю вас, на этом моя сегодняшняя лекция закончена.
Последовали оглушительные аплодисменты, и весь зал поднялся на ноги, устроив докладчику долгую овацию. Мгновение д-р Джон Лахли купался в лучах славы, раскланиваясь и подняв руки в жесте скромности, которой на деле явно не ощущал. Улыбка его снова сделалась почти безумной, когда он сошел с кафедры. Он пожимал руки светилам общества и искусств, склонялся над руками почтенных матрон и дам более сомнительной репутации, приветствовал мистиков и медиумов, пришедших послушать его рассуждения на модную тему кельтского оккультизма, принимал поздравления от журналистов, жаждущих взять у него интервью…
Джине сделалось дурно уже от пребывания в одном с ним помещении.
— Ноа, нам нужно узнать, где он живет. Сидевший рядом с ней молодой ирландец по фамилии Йетс вздрогнул и повернулся к ней.
— Вам дурно, сэр? — спросил он наконец. — Доктор Лахли принимает своих пациентов на Кливленд-стрит, разумеется, но, признаюсь, я не хотел бы оказаться у него на приеме. Он нес сегодня совершенный бред. Я ни разу не видел его в таком состоянии.
Джина решила рискнуть.
— Вам ничего не известно о той девушке, которую упоминал этот человек, Кроули?
Йетс нахмурился, и взгляд его живых глаз сделался ледяным.
— Нет. И мне не хотелось бы обсуждать с вами грязь, сэр.
— Вы нас не правильно поняли, — послышался голос Ноа. — Наш друг, — детектив кивнул в сторону Маркуса, — ищет свою жену. Она стала жертвой преступного нападения. Этот джентльмен, — кивок в сторону Джины, — сопровождал ее из порта в вечер ее прибытия в Лондон и был тяжело ранен при этом нападении. Мы просто надеялись, что доктор Лахли мог бы нам помочь. У нас есть основания полагать, что он был свидетелем похищения леди. Кливленд-стрит, вы сказали? Спасибо, сэр. Мы обязательно навестим доктора там. Нет нужды беспокоить его, пока он общается с аудиторией.
Следом за Ноа Джина и Маркус вышли из зала, миновали темные музейные помещения с их собранием экзотических экспонатов и наконец оказались на улице. Пиккадилли была ярко освещена, забита экипажами: лондонские модники и знать вышли на улицы в поисках вечерних развлечений.
— Надо успеть к его дому до его возвращения. — С этим предложением Ноа никто не стал спорить. — Она должна быть там. Вломимся и унесем ее — применив силу, если понадобится. Быстрее, вон стоянка кебов.
Пожалуйста, пусть это получится, молила про себя Джина. И пусть с Йанирой все будет в порядке…
Но сама сомневалась, что после трех недель в руках д-ра Лахли такое возможно.
* * *
Малькольм Мур любил одеваться щеголем, особенно если Марго могла одеваться как его спутница. В своем светло-лиловом шелковом платье с длинным, в несколько ярдов шлейфом и огненно-рыжими волосами, дополненными париком с буклями от Конни Логан, она смотрелась просто потрясающе.
— Бог мой! — прошептал он, помогая ей выйти из кареты на мостовую Пиккадилли. — Любой джентльмен, что увидит тебя, просто умрет от зависти ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59