– Да и потом – недавно совсем – кто-то что-то тебя заставил сделать. Например, забыть кое-что важное. Ты и забыл. Вижу – честно забыл. Придется вспоминать. Вместе. Но давай по порядку.
Он плеснул мне в стакан все оставшееся в бутылке виски.
– Давай расскажи-ка ты нам, друг Сережа, про себя малость. И про родинку эту твою, или, как ты говоришь, татуировочку. Когда, где она у тебя завелась-появилась. Как ты себя при этом чувствовал. И что ты об этом обо всем думаешь… Только без брехни, пожалуйста, без лажи. У нас тут, – он постучал согнутым пальцем по все той же смирно лежавшей в стороне папочке, – на промокашке весь ты есть. Со всеми потрохами. Так что глотай, – он кивнул на стакан, – закуси и поехали.
Я допил «Тичерс» (даже лучший виски всегда был и остается в моих глазах проклятым самогонищем), старательно выскреб из банки остатки шпрот, развалился в кресле и приступил к рассказу.
Биографию свою я к тому времени уже столько раз излагал – устно и письменно, что она вылетала из моих уст без сучка без задоринки, не вызывая обычно никаких вопросов. В этот раз вопросы, правда, были про бабку-эмигрантку (с чего это вдруг она в пятьдесят пятом надумала вернуться в Союз?) и про отца, полжизни промотавшегося по Африке и Юго-Восточной Азии – сначала геологом на контракте, потом – преподавателем, а под старость – специалистом на гранте.
Дуппель – точнее, теперь уже Дуппельмейер – долго сомневался, что такое случилось само по себе при наличии в семье потомков белоэмигрантов. Объяснять ему, что и в советские времена в таких вопросах раз на раз не приходилось, а отец мой с семьей вообще не живет уже бог весть сколько лет, было бесполезно и геморройно. Тип был из тех, что дал себя убедить, что в былые времена в этой стране творились одни лишь кошмары, и сознание этого греет ему сердце и позволяет не видеть того простого факта, что многое вокруг так кошмарным и осталось, несмотря на то что грянуло царство свободы. А кое-где кошмару еще и прибавилось.
Впрочем, этот всплеск недоверия не шел ни в какое сравнение с тем девятым валом, да куда там валом – цунами – полного неприятия моего пусть и бестолкового, но предельно правдивого рассказа об истории с Яшей, Якобом Мюнстерским, и возникновением странного рисунка на сгибе моей левой руки. Сомнению подвергся сам факт физического существования Яши, а уж тем более всплывшего по ходу рассказа Алика Балмута.
Ольгред тут же уселся за компьютер – наводить необходимые справки «через наших людей в ментуре». Упоминание о таковых меня расстроило. Все-таки подсознательно я все еще рассчитывал, что органы правопорядка в этой странной истории на моей стороне, и вдруг отворится дверь и наряд бравого спецназа… А вот тебе фиг, Сережа!..
В ментуре у этих типов тоже свои люди…
В ожидании ответов на свои запросы Ольгред несколько расслабился, стрельнул у Дуппельмейера еще одну сигарету и, рассеянно поглядывая на мерцание экрана монитора, приступил к ликвидации моей безграмотности. Дуппельмейер, отойдя в дальний угол кабинета, занялся какими-то переговорами по своему мобильнику, хотя время от времени и вставлял замечания в наш разговор.
Разговор, собственно, был монологом Ольгреда. Я предпочитал сохранять ядовитое молчание.
– Ты напрасно, Сережа, на нас дуешься словно мышь на крупу, – со своим прежним деланным добродушием вразумлял меня Ольгред. – Все совсем не так, как тебе кажется. Считай, что тебе повезло. Ну…
Тут он обрисовал своей сигаретой в воздухе сложной конфигурации загогулину.
– Ну и не повезло в то же время…
Он немного подождал – не задам ли я подходящего вопроса по случаю столь парадоксальной оценки странного поворота моей судьбы. Не дождавшись, он несколько разочарованно продолжил:
– Повезло тебе, Сережа, потому, что из миллиона ты один несешь на себе Знак. Нам с тобой тоже повезло, Сережа: за одного такого, как ты, платят столько, что хватает не только себя, но и потомков своих до седьмого колена обеспечить. Причем очень хорошо обеспечить… Ты не бойся, – спохватился он, – таких, как ты, не на органы для пересадки продают… И не в дома терпимости для педиков. И не в Чечню – на предмет работорговли. Ты… Такие, как ты, как боги живут там… Правда, бывает недолго… Но… Ты же у нас будешь умником?
Я продолжал молчать.
– Понимаешь, – покрутив головой в знак недовольства моей несговорчивостью, продолжил он, – всем нам хочется прожить жизнь, может быть, и короткую, но зато полную приключений и как бы тебе сказать… ну значимую, что ли… Так вот, это будет дано тебе. А нам, грешным, нет!
Он вдруг нервно затянулся сигаретой, словно поймал себя на чем-то, что его как-то выдало, ослабило его позицию.
– А не повезло… Не повезло тебе, Сережа, в том, что раньше, чем мы, на тебя вышли другие…
Снова от меня ждали вопроса. Ну хотя бы о том, кто те, другие?
И снова я промолчал. От напряженного молчания у меня даже во рту пересохло.
– Понимаешь, – задумчиво, чуть более задумчиво, чем всего минуту назад, проговорил Ольгред, – мы тут вне игры. Твои хозяева на ножах с какими-то своими врагами. А ты и такие пешки, как ты, – разменная монета в их играх. Ты это почувствуешь на собственной шкуре. Потом еще найдешь в этих… играх свою прелесть. И во всем этом вообще… Ты даже не представляешь, на какие трюки тебя могут расколоть те, кто знают настоящие секреты. Если, конечно, с тебя снимут заклятие. А оно на тебе есть, это – точно.
Он даже хлопнул по столу ладонью, и дымок от зажатой между пальцами сигареты зарегистрировал это резкое движение, нарисовав судорожный зигзаг, проживший несколько секунд в своем неудержимом стремлении к вентиляционной решетке.
– Есть, есть такие черти, которым не по нутру существование таких, как ты, – отмеченных… Ну… Если точнее говорить, то не сами вы им не по нутру, а то, что служите вы не им, а другим – нашим Хозяевам…
Слово «Хозяева» он так и произнес – с большой буквы.
– Вот они вас и портят – заклятие на таких лопухов, как ты, налагают. А потом к себе в Темный Мир, уводят. А там… – Он махнул рукой. – Понимаешь – если б не заклятие, ты бы сам к нам пришел. Пора уже. Почувствовал бы призвание и пришел бы. Мы ведь тоже время зря не теряем. По всей Земле-матушке для таких вот, как ты, вешки расставили. Знаки. Указатели. Но ты… Ты не заметил… Ни одного из них – этих знаков не заметил. – В голосе Ольгреда прозвучал упрек.
– Вообще-то, – повернулся к нему, отвлекшись от наяривания на клавишах телефонного аппарата, Дуппельмейер, – мы должны были сразу предположить самое худшее. Но мы-то предположили не наихудшее, а наивероятнейшее. И надо же – просчитались!
– Наивероятнейшее, – попробовал догадаться я, – это то, что я от вас прятался. Дезертировал. Не захотел идти туда, куда вы оправляете таких – меченных этим дурацким Знаком…
Лицо Ольгреда исказилось, словно молния сверкнула где-то рядом.
– Никогда не говори так о Знаке!
Он почти выкрикнул это.
Я даже испугался немного – вдруг он кинется бить мне физиономию. Но он быстро взял себя в руки. Хотя и не сразу. Похоже, что я наступил на какую-то его любимую мозоль. А вообще все происходящее казалось мне какой-то дурацкой постановкой: ну не мог такой серьезный мужик, как Ольгред, всерьез нести какую-то чушь про колдунов и Темный Мир.
Однако же нес.
– Вот тебе и доказательство, – снова подал голос Дуппельмейер. – Симулянты делают вид, что не узнают Знак. Что не понимают, о чем вообще идет речь… Что они утратили Дар. Что они сделались полными идиотами. Даже что они продались тем – другим. Были и такие дурни, которые пытались Знак вытравить. – Его лицо неприятно дернулось. – Таких жаль, ей-богу… Но ни один из них – ни один! – не смеялся над Знаком. Не говорил о нем дурного слова. Это – в крови. И только те, на ком заклятие, должно быть, могут преодолеть это…
Он так и не дозвонился до того номера, который все набирал и набирал без конца, и, бросив это занятие, грохнулся в кресло и озадаченно уставился на меня.
И словно чтобы разрешить повисшее в воздухе напряжение, откуда-то сверху, изнутри громоздящегося над нами дома пришли звуки. Масса приглушенных звуков. Хлопнула дверь. Загрохотали шаги. Послышались голоса.
Кто-то требовательно спрашивал кого-то о чем-то. Кто-то торопливо и, похоже, бестолково рапортовал. Кому-то о чем-то.
Мои непрошеные опекуны сразу подтянулись и напряглись. Словно забыв обо мне, устремили свои взгляды на входную дверь. Виски, шпротная банка исчезли как-то совершенно незаметно. Я демонстративно принял расслабленную позу человека, которому все по фигу.
Ожидание не было долгим. Старательно визируемая двумя парами глаз тяжеленная с виду дверь мягко отъехала в сторону, и в кабинет стремительным шагом вошел хозяин. Тут не могло быть сомнений – конечно же это был хозяин. Об этом говорило все: и его – невзрачного в общем-то мужичонки – небрежный, но в то же время пронизывающий взгляд из-под приспущенных ресниц и столь же небрежный – в никуда – кивок коротко стриженной головой. А главным образом об этом говорила реакция ожидавших его подчиненных: вот уж воистину короля играет свита. Свита играла неплохо. И Ольгред, и Дуппельмейер буквально ели вошедшего глазами. Как ни странно, на меня он обратил куда больше внимания, чем на них. Подошел вплотную и протянул мне руку – маленькую и сухую ладонь. Чтобы пожать ее, мне пришлось подняться в полный рост и тоже как-то подтянуться.
Он был невзрачен – я уже сказал об этом. Короткие, редкие и белесые волосы. Белесые ресницы. Бесцветные глаза. Рост пониже среднего. Кривоватые ноги. Одет тоже неброско. Куртка – светлый вельвет и уйма «молний». Светлые брюки – слегка помятые. Кроссовки «Рибок»… Неприметный, в общем, такой чухонец. Только старательная осанка и натянутое лицо-маска с чуть подергивающимися мышцами придавали его внешности хоть какую-то выразительность
– Трои, – коротко бросил он.
Я не сразу понял, что это он представился, и поэтому некоторое время просто стоял столбом, чувствуя себя довольно нелепо. Хозяин, впрочем, не придал этому ни малейшего значения. Он деловито расположился за столом, сцепил пальцы в замок и уперся ими в полированную крышку стола. Теперь он перенес свое внимание на моих «опекунов» и некоторое время молчал, переводя взгляд с одного на другого.
– Ну как? – спросил он наконец. – Ноль? Полнейший?
Дуппельмейер как-то очень ловко принял невинно-посторонний вид, уступив честь общаться с явно раздосадованным шефом более стойкому Ольгреду.
– Ноль, – признал тот. – Знак есть, но и только. Никакого отзыва – ни на один стимул. Вывод – заклятие. Другого ничего не напрашивается.
– Дубовая работа, – коротко заключил Трои. – Заранее угадать слабо было? Сколько вам дали на разработку? Месяц? Потом еще один? И что толку?
– Такое раз в сто лет бывает… – развел руками Ольгред.
– Это ты мне рассказываешь? – уставился на него шеф. – Вот что – осрамились мы с вами. И с этим еще будем разбираться, но не сейчас. Сейчас мы с господином Сергеевым разобраться должны. Сегодня. До полуночи. По их времени. И сдается мне, что разобраться с ним можно только одним способом. Вы знаете каким.
От этих слов у меня – Который уже раз за эти сутки – неприятно похолодело под ложечкой.
– Слушайте, – попробовал я вмешаться в разговор. – Может, хоть что-нибудь и у меня спросить стоит? Хочу я в ваших играх участвовать или нет… Я ведь не пенек все-таки. И вообще, не пора ли мне домой? К родному братику, как говорится. Он у меня, кстати, неблагополучный. Проблемный. Он из-за ваших, господа, фокусов на каких-нибудь ментов наехать может. В натуре. А это, знаете, чревато…
Трои посмотрел на меня участливо, как положено смотреть на убогих.
– Конечно, – тихо ответил он мне. – Конечно, у меня есть о чем спросить вас, Сергей. Правда, только об одной вещи… – Он заглянул мне в глаза. – Вы хотите жить, Сережа? И не желаете смерти своему братишке? Ну и другим своим близким тоже…
Секунду или две мы молча смотрели друг на друга.
– Только ты не пойми меня так, Сережа, что я тебе угрожаю… Просто ты попал в тяжелое положение… И нас в него поставил тоже. После того как ты выдал себя… Пожалуй, ты и действительно напрочь забыл, что такое Знак. Раз ты даже не пытался скрыть его. Но постарайся понять: теперь ни у тебя, ни у нас здесь нет выхода. Просто нет выхода. Все.
Он поморщился и переложил с места на место нож для разрезания бумаги, неведомо зачем украшающий его стол.
– Нам остается только одно, – вздохнул он, – перебросить тебя туда. Не обещаю, что там ты уцелеешь, но это все, что мы можем сделать в сложившейся ситуации – и ты, и мы…
Он снова умолк, постукивая кончиками пальцев по столу.
– Не буду тебе врать, Сережа. Оттуда не возвращаются. Не для того ты помечен Знаком. Да ты и не захочешь возвращаться. Там у тебя будет совсем другая жизнь… Но о своем братишке не беспокойся. Ты его еще увидишь. Сможешь попрощаться. Передашь деньги. И потом он будет получать от тебя переводы, очень приличные. И письма ты ему сможешь писать… Мы его успокоили уже – звонили, принесли извинения и отпустили. Грубый он у тебя…
Трои поморщился какому-то недавнему воспоминанию, снова переложил с места на место не дававший ему покоя ножик и закончил:
– А сейчас ты успокойся немного, придумай объяснение для поспешного отъезда далеко и надолго. Мы сейчас это дело немного отрепетируем и потом домой к тебе съездим…
– Вы, я вижу, уже все тут за меня здорово так решили… – зло, но уже не так, как раньше, отозвался я. – С вами, кажется, не поспоришь.
А про себя подумал: «Если удастся увидеть Ромку, то еще посмотрим, как у вас все обернется»…
– Сообрази уж сам, – развил достигнутый эффект господин Трои. – Если бы мы хотели тебя угробить, так давно б уж в лесополосе тебя прикопали. Грабить тебя или выкуп за тебя ждать – пустой номер. Мало того, мы твоему братишке еще и деньжат подкинем. Да и вообще присмотрим за парнем. Чтобы далеко по плохой дорожке не зашел. Так что на нас тебе злиться нечего… Просто поработай немножко головой…
Он набрал на своем мобильнике номер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56