Позади стояла Кэтлин. Ее белый халат, забрызганный кровью, распространял запах лекарств и спирта.
— Что ты здесь делаешь?
— Я ищу...
Он не осмеливался произнести имя, опасаясь услышать самое худшее.
После взрыва на пороховом заводе Чак отправил Оливию на поезде в госпиталь вместе с другими пострадавшими от пожара. Тогда девушка даже не знала о его присутствии; она была без сознания, лицо и волосы обгорели, раны кровоточили. Чак рвался уехать вместе с ней в госпиталь, но Теодор чуть ли не силой удержал его, на фабрике было слишком много работы.
Только к полуночи Чак решил наплевать на все свои обязанности и выяснить правду.
— А она...
— Она жива, — тихо промолвила Кэтлин. — Пойдем, я тебя к ней провожу.
Чак хотел поблагодарить Кэтлин, но слова застряли в горле, а плечи мелко задрожали от облегчения. Кэтлин успокаивающе похлопала его по плечу и повела по территории госпиталя.
То. что ему пришлось увидеть, превосходило всякие представления о преисподней. Все виды ран, которые можно было вообразить, и даже те, о возможности которых он и не догадывался, предстали перед Чаком. В стороне, в отдельной палатке, он увидел Эмила, склонившегося над операционным столом. Помощник держал над ним горящий фонарь, Эмил сетовал на недостаток освещения, не переставая зашивать раны на руках и ногах. Его пальцы ритмично двигались вверх и вниз, перед доктором лежал целый ряд раненых солдат.
— Милостивый Бог, — прошептал Чак и посмотрел на Кэтлин. — Так вот чем вам приходится заниматься.
Кэтлин кивнула. Ей хотелось разрыдаться, дать выход накопившемуся напряжению и отчаянию. Во время последней операции ей пришлось ампутировать обе ноги римскому юноше, несмотря на все его мольбы не делать этого.
Она привела Чака к следующей палатке, в которой находились женщины; почти все они пострадали от пожара на фабрике.
— Она лежит в дальнем конце, — прошептала Кэтлин. — Я сама о ней позаботилась.
Кэтлин легонько прикоснулась губами к его лбу, помедлила немного, но все же решила предупредить Чака.
— Она в плохом состоянии, обгорело больше двадцати процентов тела; кроме того, после контузии она ничего не слышит.
— Она выживет?
— Возможно. Она борется.
От радости на глазах Чака выступили слезы.
— Но, Чак...
Он посмотрел на Кэтлин сквозь слезы.
— Ее лицо и руки пострадали больше всего, на них останутся ужасные шрамы.
— Это неважно. Я только хочу, чтобы она осталась жива, больше ничего.
Кэтлин через силу улыбнулась.
— Как только освобожусь, я приду посмотреть на нее и сама буду лечить.
— Спасибо вам.
Чак повернулся, чтобы войти, но Кэтлин задержала его и снова поцеловала в лоб.
— Храни тебя Бог, я буду молиться за вас обоих, —произнесла Кэтлин, и от волнения ирландский акцент в ее голосе стал заметнее.
Чак на цыпочках подошел к кровати Оливии, боясь ее разбудить. Лицо и руки девушки покрывал толстый слой бинтов, один глаз был скрыт под повязкой, другой едва виднелся. Вдруг она пошевелилась, посмотрела на Чака и отвернулась. Чак присел на край кровати, Оливия помотала головой.
— Оливия.
— Уходи, — прошептала она. — Уходи и никогда не возвращайся.
Чак помолчал и осторожно взял ее забинтованную руку в свои ладони.
— Я теперь уродина, чудовище. Уходи, дай мне умереть.
Чак улыбнулся и стал медленно говорить, надеясь, что она поймет его по губам.
— Мне неважно, как ты выглядишь. Только оставайся со мной. Я люблю тебя.
Сдавленно всхлипнув, Оливия села на кровати и обняла его забинтованными руками. Она не обращала внимания на боль от ожогов, ведь гораздо более сильная боль в душе исчезла. Чак и Оливия обнимали друг друга и плакали от счастья.
Эндрю протер уставшие глаза и откинулся на спинку стула. Чай на его столе давно остыл. В кабинете собралась небольшая группа офицеров.
— Если они завтра атакуют нас такими же силами, как и сегодня, наша оборона треснет, как пустой орех.
Вдруг в комнате раздался громкий храп. Эндрю посмотрел в угол кабинета: там прямо на полу улегся Пэт и заснул, не успев сказать ни слова. Григорий тихонько рассмеялся, но тут же замолчал.
— От его корпуса почти ничего не осталось, хорошо, если три тысячи солдат завтра смогут встать в строй. Они останутся в резерве. Григорий, твои солдаты доблестно сражались сегодня, но вы тоже останетесь в резерве.
Григорий приподнялся было, чтобы возразить, но промолчал.
— Джентльмены, наши потери составляют шестнадцать тысяч убитыми и ранеными. Еще две тысячи потерял Барри во время боев в лесу.
— Но мы перебили чертову уйму врагов, — сказал Винсент. — Тысяч семьдесят, а то и восемьдесят.
— Но у мерков еще осталось не меньше двадцати пяти уменов. Если они все вступят в бой, мы не выдержим.
Эндрю вздохнул и взглянул на карту.
— Я приказываю оставить первую линию обороны, — тихо сказал он.
— Что?
Винсент вскочил на ноги и уставился на главнокомандующего, не веря своим ушам.
— У вас есть возражения, мистер Готорн? — спокойно спросил Эндрю.
— Сэр, линия фронта тянется по долине на четыре мили, а на холмах она будет составлять целых шесть миль от северной батареи почти до самой реки. Вы сказали, что у нас стало на шестнадцать тысяч о меньше, и хотите увеличить протяженность фронта на пятьдесят процентов. Я этого не понимаю.
Эндрю был почти полностью согласен с Винсентом и окончательное решение далось ему нелегко.
— Они прорвали нашу оборону в тот момент, когда мы еще были полны сил, мы смогли направить двадцать тысяч человек, чтобы ликвидировать прорыв. Сейчас у нас нет такой возможности. Логично будет предположить, что и завтра мерки прорвут фронт. Тогда мы не сможем помешать им. Если бы мы сегодня не отбили окопы, все без остатка люди 4-го корпуса погибли бы и мы лишились бы значительной части артиллерии. К завтрашнему дню эти шестьдесят орудий и все остальные пушки, которые удастся перевезти, надо установить на холмах. Я полагаю, они опять начнут день с многочасового обстрела наших позиций, рассчитывая совершенно измотать наших солдат. Имейте в виду, что теперь ловушки не сработают, они уже до отказа заполнены телами, все заграждения сметены, а брустверы окопов и навесы почти полностью разрушены во время боя. Они доберутся до нас за считанные минуты. Но на этот раз в траншеях они никого не найдут. Это должно хоть на какое-то время их остановить. Мерки будут перестраиваться, потом им придется ждать свою артиллерию, чтобы приготовиться к следующему обстрелу. Они провозятся до полудня, а может, и дольше. А у нас будет преимущество в высоте и хорошая возможность для стрельбы по склонам. Меркам придется стрелять вверх, их стрелы уже не будут так опасны, а мы будем бить сверху.
Все офицеры притихли и внимательно слушали.
— Если мерки на рассвете поднимут в воздух свои аэростаты, они увидят пустые траншеи, — сказал Готорн.
Эндрю кивнул.
— Думаю, ты слышал о самоубийственной атаке на пороховой завод. Мы лишились завода и двух из трех имевшихся у нас аэростатов.
Это для многих было новостью, расстроенные люди удрученно замолчали.
— У нас остался только один воздушный корабль. У мерков сохранилось два или три. Нашим воздухоплавателям предстоит выполнить нелегкую задачу: не пропустить мерков в тыл.
— Это означает конец нашего воздушного флота, — печально заметил Шнайд.
Эндрю ничего не ответил, он уже приказал Джеку подняться в воздух. Он не хотел доверять последний аэростат неопытному экипажу «Республики». На секунду он вспомнил о судьбе Майка Хомулы и прикрыл глаза.
— Винсент, твоему корпусу предстоит занять позиции на восточном краю гряды, — после недолгого молчания продолжил Эндрю. — Командный пункт будет на центральной артиллерийской батарее.
Готорн ничего не ответил, только внимательно посмотрел на карту.
— Марк, весь 7-й корпус будет располагаться слева от Готорна, дополнительно вам выделяется одна дивизия 5-го корпуса в качестве резерва.
— Эндрю, а кто будет охранять берег на юге?
— Думаю, там справится одна дивизия. По-моему, мерки снова сосредоточат свои силы в центре, где полегли их основные силы. Вы уже видели, что почти все они сражаются пешими, большая часть лошадей находится в тылу. Будем надеяться, что они не сунутся на юг.
Марк кивнул.
— Шнайд, ты растянешь фронт до правого крыла корпуса Готорна. Одна из дивизий Барри будет у тебя в резерве.
— Эндрю, сегодня к вечеру они почти вплотную подобрались к пороховому заводу. Мне необходим этот резерв, — возразил Барри.
Тебе придется обойтись без него, — ответил Эндрю, и Барри уныло кивнул в знак согласия. — Григорий, вы с Пэтом останетесь в тылу позади позиций Готорна. Держите людей в боевой готовности, вы можете понадобиться в случае кризиса на любом участке фронта.
Григорий улыбнулся при мысли о командовании корпусом. Неважно, что его корпус по численности не превосходил одной бригады.
— Удачи вам, джентльмены. Теперь расходитесь по своим позициям.
Кабинет постепенно опустел, остался только Пэт, спящий в углу комнаты. Эндрю в который раз рассматривал карту. Решение было принято, но он до сих пор сомневался в его правильности. Опять он почувствовал холодок на спине и постарался выбросить из головы мысли о предстоящем сражении. Эндрю не покидало неприятное чувство, что кто-то враждебный пытается прочитать его мысли, проникнуть в его секреты.
В этот час одна из лун уже поднялась в небе, вторая только показалась над горизонтом. Несмотря на 6лизкую полночь, в лагере было неспокойно. Со стороны госпиталя слышалось неясное бормотание, справа доносились голоса людей, укрепляющих позиции артиллерийской батареи. Из долины все еще доносились крики раненых, там виднелись фонари в руках тех, кто разыскивал своих пропавших товарищей. Раздавались редкие выстрелы — это караульные охраняли брод, а на противоположном берегу мерки безжалостно добивали своих раненых.
Вот из-за реки донесся совсем другой звук, протяжный глухой рев. По-видимому, это был призыв к мести, оплакивание убитых и раненых. Временами трудно было представить себе, что мерки способны испытывать боль. С мятежниками на родине все было по-другому, они разговаривали на одном языке, молились одному Богу.
Эндрю не мог позволить себе испытывать жалость к врагу, особенно сейчас, когда ощущал чье-то незримое присутствие. Нельзя проявлять слабость. Он не имел права уступить отчаянию, которое стремилось завладеть его душой, слишком легко было скатиться в эту бездонную пучину. Завтра, завтра мерки могут разбить его армию еще до захода солнца. Эндрю призвал на помощь всю свою волю.
— Завтра тебе придется еще хуже, — убежденно прошептал он.
Глава 11
Покачиваясь и спотыкаясь на костылях, Джек Петраччи доплелся до ангара. Из-под кабины выглянул Чак.
— Я слышал, ты собираешься лететь? — спросил Чак.
Джек кивнул.
— Как Оливия?
— Надеюсь, она поправится, — с явным облегчением в голосе ответил Чак.
— Жаль, меня не было на фабрике. Чак выбрался из-под аэростата и поднялся на ноги.
— Ты свое дело сделал. Тебе не стоит лететь сегодня.
— Эндрю меня попросил. Чак вздохнул и вытер руки.
— Я тут кое-что придумал.
— Да, я слышал об этом.
— Это устройство очень простое в эксплуатации. Я укрепил примитивный прицел в передней части кабины. Можешь поворачивать ствол примерно на десять градусов в обе стороны, но помни, что ты должен быть на той же высоте, что и противник, и прямо напротив него.
Джек кивал, внимательно слушая объяснения Чака.
— Расстояние не должно превышать двухсот ярдов. Я поставил достаточно чувствительный спусковой механизм в носовой части, так что он должен сработать от удара. Но если даже не сработает, здесь расположен взрыватель, рассчитанный на одну секунду. У тебя их будет три штуки, по количеству гарпунов. Это все, что я успел сделать. Когда будешь готов, передвинь телеграфный ключ влево на единицу, потом на двойку, потом на тройку, потом нажимаешь, и дело сделано.
В ангар вошел бригадир наземной команды.
— До рассвета осталось полтора часа. Пора начинать.
Джек вздохнул и жестом попросил помочь ему. Чак вместе с бригадиром подняли его в кабину и помогли устроиться поудобнее.
— Вытаскивайте аэростат, — сказал Джек. Подбежавшие рабочие вывели аэростат из ангара.
Над головой висел убывающий серп одной из лун, вторая находилась градусов на двадцать ниже; робкие призрачные проблески рассвета окрасили небо. При свете звезд Джек разглядел искореженные останки двух аэростатов с краю поляны.
— Давайте заканчивать приготовления, — произнес Джек.
В этот момент он увидел Федора, направляющегося к кабине.
— Я велел тебе оставаться на земле. На этот раз я полечу с Даноловым. Он механик этого корабля.
— А Юрий был его пилотом. Кроме того, если я останусь на земле, то обязательно ввяжусь в драку у реки, а это слишком опасно.
Не ожидая разрешения, Федор вскарабкался в кабину. Он нагнулся и запустил двигатель, чтобы как следует его прогреть, потом посмотрел наверх, над выпускным отверстием задрожала струя нагретого воздуха.
— Проверьте подъем, — скомандовал он, и бригадир отступил назад, осматривая аэростат, приподнявшийся над землей.
— Отпускай! — крикнул Джек и махнул рукой. Рабочие отпустили канаты, бригадир отдал честь взлетающему кораблю.
— Постарайтесь не продырявить его! — крикнул он на прощание.
Как только аэростат поднялся над деревьями, Федор запустил пропеллер, «Республика» повернула влево, направляясь к Испании, оставив по правому борту дымящиеся развалины порохового завода.
На этот раз лошадей пришлось отогнать на пастбище у дальнего склона холмов, едва различимых в утреннем тумане. Ритуал встречи солнца уже закончился, и Тамука осмотрелся по сторонам, потом поднял голову и увидел над собой аэростат янки.
— Где наши корабли? Я считал, что у янки не осталось ни одной машины.
Стоящий рядом Сарг ничего не смог ответить.
Тамука злобно фыркнул. Летающие машины давно должны были слетать на разведку и донести обо всех изменениях в расстановке армии скота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52