Этому может быть миллион невинных объяснений. Пойду выясню, – проговорила Кэлли и проскользнула к выходу. – Одра, – сдавленным голосом подозвала она бухгалтера «Белль Марьяж» в изысканном свадебном облачении. – Ты великолепно выглядишь… Но в чем дело? Разве не пора начинать?
– Но его еще нет! – побелевшими от гнева губами проговорила Одра, глаза которой уже были красны от горького предчувствия.
– Он, конечно, опаздывает, дорогая, но обязательно появится, – почему-то посчитала нужным заверить подругу в этом спорном мнении Кэлли.
– Кэлли, если бы он этого хотел, то был бы уже здесь. Тебе так не кажется? – сухо спросила бухгалтерша. – У меня с утра было дурное предчувствие.
– У меня, откровенно говоря, тоже, – призналась Кэлли. – Но неужели… Нет! Не могу в это поверить… Так не поступают. Только не вдень свадьбы.
– Кэлли, милая, он не придет, – твердо резюмировала Одра. – Я знаю Дэвида. Он не был заинтересован в свадьбе с самого начала… Продолжать ждать чего-то не имеет смысла, – подытожила невеста и опустилась на пуфик напротив туалетного столика для будущих жен.
Кэлли с тяжелым сердцем затворила за собой дверь и отправилась донести грустную новость до Сирены, Натали, Джулии, Регины и Белль.
Все женщины собрались в крохотной комнатке и молча, без пустых слов сочувствия обнялись с оставленной невестой.
– Может, оно и к лучшему… – философски рассудила в итоге Одра, с помощью Сирены снимая фату. – Вы, девчонки, действительно лучшее, что есть в моей жизни. И вы всегда со мной, – старательно не допуская слез, обнялась она с коллегами и начальницей. – Спасибо вам.
Белль Маккензи яростно сдавила ее в своих объятьях, поцеловала и ласково произнесла:
– Девочка моя, если я встречу этого урода, то пристрелю его к чертям собачьим.
– Не надо. Я хочу, чтобы он заплатил за то, что совершил. Лучше послать ему счета за подготовку этой свадьбы.
– Мудрое решение, дорогая, – с готовностью одобрила Белль. – Я незамедлительно сделаю это.
– Нужно объявить собравшимся, что свадьбы, не будет, и решить, как поступать дальше, – организаторским голосом проговорила Одра, избавляясь от роскошного платья.
– Не беспокойся, мы обо всем позаботимся, – заверила ее Белль. – А после съедим все, что с таким рвением настряпала Натали. Нам есть что отпраздновать, не так ли, Одра?!
– Безусловно, Белль. Отметим горькую правду жизни, которая всегда лучше, чем сладкая ложь… Никто не видел, где мои джинсы?
* * *
– Старик, может, ты и интеллектуал, но лично я предпочитаю весельчаков, – сообщил Поуп, вновь застыв на пороге кабинета.
Джаред Таунсенд нехотя оторвал взгляд от компьютерного монитора и посмотрел на стажера.
Он опять был все в той же рубашке старомодного фасона с пуговками на язычках воротника и с тугим галстуком, затянутым вокруг шеи. Его глаза, спрятанные за стеклами очков, слипались от трудовых бессонных ночей, губы кривились в кисло-безрадостной усмешке.
– Некоторые ничему не учатся, – резюмировал Поуп, неодобрительно покачав головой.
– Мне нет нужды кому-то нравиться. Тебе в том числе, – вяло отозвался профессор. – Это ты должен меня устраивать как подчиненный, а не наоборот, – решил он разочек приструнить своего говорливого практиканта.
– Еще недавно у тебя такое желание имелось, дружище, – кротко напомнил ему интерн Поуп.
– В интересах исследования, – привычно слукавил Джаред.
– Скоро ты возненавидишь свою работу, профессор. Это я тебе гарантирую! – предрек молодой человек.
– С чего ты взял? – скептически ухмыльнулся наставник.
– Ты слишком многим ради нее жертвуешь и слишком мало получаешь взамен. Чем, по-твоему, еще это может закончиться? – рассудительно заметил Поуп. – Ты думаешь, наша работа перевернет мир, изменит всеобщие представления о человеке и его мировосприятии. Неужели ты надеешься, что кто-то, прочтя результаты твоего исследования, переиначит свою жизнь и убеждения? Счастливые их просто проигнорируют, несчастные же станут еще несчастнее, но только на сугубо научной платформе Апатичные люди продолжат бездействовать и ждать манны небесной, скептики станут еще тщательнее выверять свои мотивы и поступки, а идеалисты, невзирая на все предостережения, будут стремиться к своим утопическим идеалам. Ты можешь лишь установить процентные соотношения этих явлений, чем безмерно порадуешь наших заказчиков.
– Мы взяли на себя обязательства по этому исследованию, и мы доведем его до конца, – твердо проговорил Джаред.
– Исполняя свою работу, важно не забывать, ради чего мы ее делаем, – назидательно произнес Поуп. – Нельзя после первой неудачи сказать, что сама идея ошибочна. Получив неудовлетворительный ответ на бумаге, ты решаешь задачу вновь и вновь, критически пересматривая исходные данные и алгоритм вычисления. Или тебя только деньги подстегивают не жалеть себя и шевелить мозгами?
– При чем здесь деньги, Поуп? – раздраженно бросил Джаред.
– Честолюбие исследователя?
– Брось! Если бы я был честолюбив… – с сожалением произнес он.
– Тогда все обстоит намного хуже, старик. Ты следуешь привычке, ошибочно думая, что докапываешься до истины. Но истина не ограничивается стенами этого кабинета. Истина – это то, от чего ты здесь трусливо прячешься! – ошарашил босса своей откровенностью Поуп. – Я даже собаке своей стыжусь признаться, чем здесь с тобой занимаюсь. Мы, видишь ли, Бобик, с профессором Таунсендом выявляем статистическое обоснование тенденций развития постельных игр и забав… Да меня даже аквариумные рыбки на смех поднимут… Старик, что с тобой? Ты вообще ложился этой ночью? – отбросив насмешки, заволновался стажер.
Джаред Таунсенд уронил голову на руки. Поуп подошел к его столу и увидел надорванный конверт со своим именем.
– Что это? – спросил он, взяв конверт.
– Это твой чек, дружок. Деньги, которые ты заработал, – объявил Джаред. – Я ходил разбираться…
– И напрасно, – легкомысленно отозвался интерн, равнодушно посмотрев на сумму. – На днях я уже во всем разобрался. Босс вызывал меня к себе, просил задержаться вечером, чтобы перепроверить кое-какие данные, но я сказал ему: «Прости, братан, не могу, моя девчонка не будет меня ждать. Мы это свидание давно планировали». Неудивительно, что он решил покарать меня таким образом. Я не в обиде… Только не говори, что ты из-за этого расстроен.
– Ты так спокоен?! – возмутился Джаред.
– А чего убиваться-то? – удивился Поуп и вернулся за свой рабочий стол, сунув чек в бумажник. – Почему все должны быть помешаны на своей работе? Достаточно того, что я добросовестно отрабатываю урочные часы. Да, признаю, я не фанатик и довольствуюсь малым, но зато живу нормальной человеческой жизнью, чего и всем желаю. Я не нанимался участвовать в эксперименте на выносливость, я не лабораторная крыса…
– Так, достаточно! – резко пресек его болтовню Джаред. – Твоя мысль мне уже давно ясна, Поуп. Равно как и тебе известны мои принципы. Надеюсь, ты еще помнишь, что существует график исследований. Так вот, я настаиваю на том, чтобы ты его придерживался и не мешал своей трепотней делать мою часть работы. Ты все понял?
– Да, босс. Я также понял, что ты вбиваешь гвозди в крышку собственного гроба. И, должен признать, это весьма удручающее зрелище, – тяжко вздохнув, пробормотал вольнолюбивый интерн и с головой ушел в работу.
Несколько минут они сидели в тишине, каждый старательно делал вид, что трудится.
Наконец Джаред, не выдержав, воскликнул:
– Меня поражает твоя безответственность! Поуп с готовностью вскинул голову и игриво осведомился:
– А пробовал цветы, украшения?
– Ты о чем это? – недоуменно спросил Джаред.
– Ну, насколько я понял, у тебя проблемы с твоей леди.
– Тебя это не касается, – буркнул профессор.
– Когда я оплошаю, то всегда жалостливо поскуливаю и трусь об ногу своей девушки, как нашкодивший щенок, – поделился интерн своим альковным опытом.
– И кто же покупается на это? – скептически поинтересовался Джаред.
– Напрасно ты так думаешь, старик. Всегда срабатывает… Фишка в том, чтобы сделать что-то такое, от чего бы она не в силах была отказаться, и преподнести все так, словно для тебя это немыслимая жертва… Или как если бы ты вырвал этот дар из лап кровожадного дракона. И все ради примирения с ней. Она должна этим проникнуться. А то еще, чего доброго, подумает, что ты собрался и впредь так ее баловать.
– Ну и хитрец же ты, стажер, – ухмыльнувшись, заметил Джаред. – Только с Кэлли это не сработает. Во-первых, она дьявольски проницательна, а во-вторых, между нами непроницаемая стена. Это конец, даже думать не о чем.
– Такого не бывает, старик. Что значит – конец? Ей ведь еще не отшибло память. Ты думаешь, она просто так обо всем забудет, вычеркнет тебя из своей жизни? Брось. Чем сильнее обида, тем больше жажда сатисфакции. Дай ей то, чего она хочет. А потом начни отношения с нового листа.
– На словах гладко, – проговорил Джаред, вдумавшись.
– А в жизни сладко, – елейно произнес Поуп.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Кэлли наблюдала за тем, как бодрится Одра Грин, доказывая себе и окружающим, что ее женская судьба обратилась к лучшему. Подруги Одры, родня и коллеги боялись полусловом обмолвиться о произошедшем казусе, а безудержное веселье с поеданием тортов, танцами и фотографированием безумно горчило. И Кэлли в очередной раз пришла к выводу, что если ты не Марша Шумахер, в мозговых извилинах которой не сумеет сориентироваться даже Индиана Джонс, то все свадебные радости подлунного мира не стоят таких переживаний.
И дело даже не в том, что мистера Совершенство не существует в природе, что женское счастье невозможно в принципе, что любовь не стоит жертв. Просто, по мнению Кэлли, есть люди, своим характером и складом души не созданные для охоты, на которую регулярно выходит ее легкомысленная мать, чтобы переиграть судьбу. Не созданы для компромиссов, на которые постоянно приходится идти Сирене, чтобы мало-помалу приблизиться к своей цели, к неустанным попыткам, вошедшим в привычку у Белль, просто для того, чтобы согреть душу. Должно быть, настает момент, когда просто нужно примириться с мыслью, что брак – это для других.
– Сделайте все, лишь бы моя дочка была счастливой, – в очередной раз высказала свою позицию несокрушимая Барбара Шумахер.
За Маршу можно быть спокойной: такая скала защитит свою дочь от любых напастей. И Марше никогда не придется решать для себя те задачи, какие ежедневно встают перед Кэлли, Сиреной, Джулией, Региной, Натали, Одрой и Белль. Жизнь Марши утопает в розовом цвете, и так будет до конца времен.
Мать и дочь репетировали грядущую свадьбу. Марша самоотверженно старалась за двоих, за себя и своего жениха, поднимая бокалы розоватого стекла за счастье молодых. Регина делала пробные полароидные снимки.
Глядя на происходящее, Кэлли была близка к тому, чтобы схватиться за голову и закричать, но провальная свадьба Одры выхолостила из матримониальной бригады все эмоции. В последние дни женщины действовали не по вдохновению, а на автопилоте.
Кэлли близко к сердцу приняла подлую неявку Дэвида, для нее это было сродни тому, что происходило накануне ее свадьбы с Тони, когда она до последнего момента надеялась, что ее милый отстоит свое право на любовь. Но она ошиблась. Ошиблась в главном: не было любви. Был внезапный порыв и последовавшее за ним раскаяние.
Сирена умудрилась из ярчайшей материи цвета фуксии сделать элегантный свадебный наряд, а набор розоцветных растений, которые по настоятельной просьбе заказчиц разобрала на букеты Кэлли, тоже смотрелся недурно. Оставалось надеяться, что из страха перед Барбарой Шумахер жених прибудет в установленный час…
– Что все-таки произошло у тебя с Джаредом? – тихо спросила Регина О'Райан.
– Только то, что и предполагалось, – спокойно ответила Кэлли. – Однако хоть я и предвидела такой финал, убедиться в собственной правоте оказалось крайне неприятно.
– После того, во что превратилась свадьба Одры, я уже ничему не удивляюсь.
– Но Одра молодец. Она так отчаянно впряглась в работу, без всякой хандры и самобичевания, – заметила цветочница.
– И все же мы команда, Кэлли. Если сочтешь нужным поговорить…
– Спасибо, дорогая. Но что сказать? Я не видела его годы, а встретила по чистой случайности. Воспоминания юности оказались нашим единственным связующим звеном. Оба мы изменились за девять лет, немудрено было ошибиться друг в друге. Оттого-то расставание и стало единственным возможным исходом.
– Вот только, когда разложишь все по полочкам, как ты это сделала сейчас, легче на душе все равно не становится.
– А кто сказал, что мы заслуживаем успокоения? – шутливо поинтересовалась Кэлли.
– Чистая правда! – рассмеялась Регина.
– Нет, дорогая. Это искусная ложь, – возразила самой себе Кэлли. – А, правда, в том, что я ненавижу Джареда Таунсенда всеми фибрами души. Он, подлец, заставил меня думать, будто у нас все может быть. Я понимала, что обманусь снова, но мне так хотелось поверить ему, пойти за ним до конца… А ведь если этого не случилось раньше, то теперь и подавно исключено… Можешь представить степень моей глупости, Регина? Со дня нашего разрыва я продолжаю просыпаться по утрам с мечтой, что вдруг именно сегодня он вернется, повинится, поклянется, попросит простить… Ужасно, правда?
– Прости, Кэлли, что смею заикаться об этом, – напряженно проговорила Регина, всматриваясь в подругу, – если все действительно так, как ты говоришь, если ты продолжаешь уповать на призрачную надежду, то либо дай ей шанс, либо разорви в клочья.
– Каким образом?
– Я видела вас с Джаредом на свадьбе Генри. Вы друг для друга много значите. Я фотограф и научилась определять содержание жестов и взглядов… Попробуй один, последний раз!
– Ты не понимаешь, дорогая. Мы расстались не из-за недоразумения или разногласий. Он бесстыдно использовал меня, злоупотребил моим доверием, общался со мной только ради своего исследования! – гневно объявила Кэлли.
– Да, да, да. Возможно, он делал сознательную, просчитанную подлость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13