Победоносные армии России остановились там, где их застало окончание войны — и где они должны были быть по согласованию (Тегеран, Ялта, Потсдам) с союзниками.Неправда то, что Советская армия не начала процесс демобилизации. Неправда то, что Москва бравировала и блефовала своими огромными армиями. Неправда то, что русские генералы мечтали о броске к Атлантике, Средиземноморью, Ла-Маншу. Правда то, что советские подрывники в 1947 г. взорвали мосты, ведущие из Восточной Европы на запад. А ведь питающие наступательные планы страны строят такие мосты.И, если цитировать американского историка Д. Холловэя, «окончательный выбор — следовать реалистическому, а не революционному или „либеральному“ курсу в международной политике — был сделан Сталиным еще до окончания войны». Новый государственный секретарь В конце июня 1945 г. в отеле «Шорхэм» собрались высшие чиновники государственного департамента. Здесь, в номере Джеймса Бирнса они устроили своего рода брифинг хозяину, который вскоре возглавит американскую дипломатическую службу. Это было лишь частично полезное заседание. Мешало смешение взглядов. Один из ближайших помощников Бирнса — Бенджамин Коэн вспоминает: «Существовал значительный конфликт не только между приглашенными людьми, но и внутри каждого индивидуума». Делу не помогал непростой характер Бирнса. Он видел свою миссию в примирении различных взглядов: «Хорошее правление заключается в нахождении самого широкого общего знаменателя». Можно ли было найти общий знаменатель у представителей противоположных точек зрения?Джеймс Бирнс вышел из ирландской общины Южной Каролины. Это был настоящий селф-мэйд мен, ставший адвокатом и в 1910 г. избранный в палату представителей. При Рузвельте он, католик, южанин и судья Верховного суда, возглавил Оффис военной мобилизации. Он сопровождал президента Рузвельта в Ялту. После смерти Рузвельта он помогал Трумэну освоиться со своей новой должностью. Трумэн предложил Бирнсу пост государственного секретаря; было решено, что тот примет этот пост после конференции в Сан-Франциско. Бирнс с охотой воспринял миссию мирового примирителя.3 июля Бирнс был приведен к присяге. Тремя днями позже он отплыл на крейсере «Огаста» в Европу вместе с президентом Трумэном на тройственную встречу со Сталиным и Черчиллем.Дневник Трумэна переполнен выражениями типа: «Как я ненавижу эту встречу!» Целью встречи в Потсдаме, ввиду особого значения, придаваемого советско-американским отношениям, становилась «дуэль» с главой советской делегации. Президент Г. Трумэн тщательно готовился. Прежде всего, он предложил перенести конференцию на июль. Главной причиной этого, как признал впоследствии Г. Трумэн, было ожидание известий из Аламогордо (штат Нью — Мексико), где проводились испытания первой атомной бомбы. Приготовления Напомним, что 21 мая Сталин предложил Черчиллю и Трумэну встретиться в Берлине. Черчилль немедленно согласился: «Я очень хотел бы повидать вас как можно скорее». Черчилль (и многие советники Трумэна) выступали за более раннее открытие конференции — «пока американская и британская армия не растаяли перед красным потоком с востока».Мудрость советников до начала конференции: «Все знают вас (Трумэна.-А.У.) как упорного торговца лошадьми из Миссури, и американский народ ожидает от вас весомых результатов». Но Черчилль уже начал говорить языком, который пугал окружающих. 28 мая, на официальном банкете в честь покидающих правительство членов кабинета он сказал, что если новая смертельная угроза возникнет, «мы повторим все, что проделали сейчас». 11 июня Черчилль на заседании комитета начальников штабов сделал такую оценку сложившегося положения в Европе. «Русские гораздо дальше продвинулись на запад, чем мы могли ожидать. Они всемогущи в Европе. В любое время, если они так решат, они могут пройти всю оставшуюся Европу и вытолкнуть нас на свой остров. У них превосходство два к одному над нашими силами». Для предотвращения такого развития событий союзникам следует встретиться.Выбор места встречи пал на удивительным образом нетронутый пригород Берлина Бабельсберг — немецкий Голливуд, центр кинопроизводства. В то время как неподалеку в Берлине руины и трупы кричали о только что завершившейся войне, дипломаты, по словам советника Черчилля Кадогана, «оказались в милом маленьком городке посредине разрушенной страны». Вокруг было то, что генерал Паттон назвал «адом, если на него кто-то хочет посмотреть». Трумэн приземлился на аэродроме Гатов в жаркий полдень. Среди встречавших русских выделялся посол Громыко. Далее 16 км по советской зоне оккупации, где через определенные места мелькали зеленые фуражки советских солдат..Американцев на этой конференции было в четыре раза больше, чем в Ялте. Одних только поваров и стюардов было одиннадцать человек. Вода, крепкие напитки и вино поступали из Франции ежедневно. Участники конференции жили в 25 реквизированных домах. «Малый Белый дом» обосновали на Кайзерштрассе 2. Здесь Трумэн жил в доме оборудованном Советской армией — тяжелая тевтонская мебель. На втором этаже была спальня, гостинная, кабинет и большой балкон, выходящий на озеро. Каждым ранним утром его можно было увидеть прогуливающимся по окрестным улицам.Президент Трумэн никогда не видел разрушенных стран, и на него произвели большое впечатление автопрогулки по Берлину. Вот впечатления от поездки по городу 16 июля: «Груды камня и разбитого кирпича. Длинная, нескончаемая процессия стариков, женщин и детей, бродящих по улицам бесцельно». Президенту Трумэну не пришло в голову, что он видит улицы противника, и что никто не умирает от голода. Ему стоило навестить территорию своего советского союзника, чтобы увидеть подлинную юдоль человеческую. Он не мог видеть немцев босыми зимой, он не мог видеть подлинный человеческий голод. Он все это мог увидеть совсем недалеко — в России, положившей гигантские жертвы на общее дело. (Он мог увидеть это в часе полета, в пограничном Бресте, как видел их автор этой книги кровавые следы босых женских ног, оставленные на льду подмороженной улицы, ночь напролет за куском хлеба).Американская дипломатия заранее была полна решимости не повторять Версальскую конференцию. На этот раз все будет так, как того захочет Вашингтон и никаких многомесячных интриг. Этот период европейской истории уже в прошлом. На протяжении июня 1945 г. руководство Соединенных Штатов определенно пришло к заключению, что главные мировые решения будут приняты американской стороной. У американских руководителей еще были некоторые иллюзии относительно роли Организации Объединенных наций — но это только в том случае, если два наиболее важных союзника — Британия и Россия будут действовать согласно и солидарно. Именно поэтому делегация Соединенных Штатов прибыла в Потсдам со значительной долей уверенности в том, что периодические встречи Совета министров иностранных дел сумеют выстроиться солидарно с американскими пожеланиями.Сталин нигде не был виден, и ввиду его опоздания, конференция была отложена на один день. И только в полдень 17 июля, когда президент Трумэн оторвал гллову от письменного стола, он увидел стоящего в дверях Сталина. За ним был Молотов и переводчик Павлов. Сталин прибыл этой ночью поездом. «Я встал и поприветствовал его», — пишет Трумэн в дневнике. Болен подумал о том, как состарился генераллисимус. Они сели на два массивных кресла. Рядом — Бирнс, Молотов, Болен и Павлов. Трумэн сказал, что надеется встретить в Сталине друга. Он привык говорить «да» или «нет», а не путаться между этими понятиями. Сталин расслабился только после этих слов. Он сказал, что «как условлено в Ялте», Советская армия начнет операции на Дальнем Востоке. Президент пригласил Генерального секретаря на ланч. Дневник Трумэна: «Мне нравится этот человек и я чувствую себя уверенным, что мы достигнем согласия, удовлетворительного для нас и всего мира». Трумэн нашел его вежливым, добродушным, деловитым. Он записал в дневник тем вечером: «Он будет участвовать в войне с японцами 15 августа. Когда это случится, то будет означать конец японцам… Я могу сотрудничать со Сталиным». Президент не питал к русским сантиментов. Проговорив с ним два часа, премьер-министр вышел со словами: «Я могу с ним работать».Подобным же образом был благосклонен Чарльз Болен: «В Тегеране, в Потсдаме на протяжении десяти дней, когда я видел его с Гопкинсом, Сталин являл собой пример для поведения. Он был спокойным, хорошим слушателем, всегда мягким в своих манерах и в изложении своих мыслей. Не было ни признака грубой и брутальной натуры за этой маской».Неподалеку от Черчилля в Потсдаме расположился президент Трумэн, и к нему Черчилль отправился на второй день. Черчилль в мемуарах: «Трумэн произвел на меня впечатление веселой, точной, блестящей манерой разговора и очевидной силой в принятии решений». Накануне конференции западные союзники, как свидетельствует английский дипломат, «обсуждали один лишь вопрос: является ли Россия миролюбивой и желает ли она присоединиться к западному клубу — но испытывает при этом опасения, или ее целью является мировое доминирование, и она будет стремиться обойти нас в области дипломатии». В условиях неопределенности естественным образом начал преобладать вывод: рациональнее предполагать худшее.После Черчилля Трумэн отправился к Сталину и попал на второй завтрак, который у русских в подобной ситуации не обходится без тостов. Сталин рассказал Трумэну о японском мирном зондаже. (Болен вспоминает, что это произвело очень положительное впечатление на Трумэна. Президента очень порадовало то, что русский лидер предпочитает водке белое вино. Генералиссимус просто обязан посетить Соединенные Штаты. «Я пришлю за вами линкор „Миссури“.Сталин «сказал, что хотел бы сотрудничать с Соединенными Штатами в мирное время так, как это было во время военное. Это может оказаться сложнее. Россию в огромной степени не понимают в Соединенных Штатах, а Трумэна не понимают в России. Я сказал ему, что каждый из нас должен исправить положение в своих странах». Сталин весьма горько сказал: «Мы не можем просто игнорировать результаты этой войны». Открытие конференции Итак, дворец «Цецилиенгоф», первая пленарная сессия конференции, названной «Терминал». Конференция проходила в построенном в псевдотюдоровском стиле двухэтажном особняке, похожен на большой загородный английский дом, еще недавно служившим военным госпиталем сначала для немцев, а затем для советских войск. Пятнадцать кресел окружали круглый стол, три из них были несколько выше других — Трумэн, Сталин, Черчилль. Двое последних были в военной форме, Трумэн — в сером фланелевом костюме. Сталин был всегда с папкой, Черчилль курил огромную сигару.Сталин выступил первым и предложил в качестве председателя президента Трумэна. Трумэн поблагодарил. В Потсдаме перед дипломатией Белого дома, близкой теперь к обладанию атомным оружием, стояли два важных вопроса: будущее поверженной Германии и война против сопротивляющейся Японии. От согласования первого вопроса во многом зависела судьба всей Западной Европы, которую Соединенные Штаты решили сделать зоной своей опеки. От решения второго вопроса зависела диспозиция сил в Азии.Трумэну идея конференции лично нравилась не очень. Его волновал процесс создания атомного оружия, того, что обозначалось в секретных документах как S-1. Его военный министр Стимсон непосредственно отвечал за совмещение американского атомного оружия и союзной дипломатии. Находясь в определенном смятении, он приготовил для президента меморандум «Размышления о базовых проблемах, которые стоят перед нами». В этих размышлениях содержалась идея уговорить Сталина смягчить свой режим и, в частности, ввести гражданские свободы. Главный пункт Трумэн озвучил в первом же выступлении: «Со времени окончания Ялтинской конференции обязательства, взятые на себя участниками, не были выполнены».Умудренным участникам конференции была видна неопытность американского президента. Даже почтительный Черчилль сказал, что слишком быстро обращается к слишком сложным вопросам. Черчилль: «Теплота и неизгладимые впечатления, оставленные Рузвельтом, будут пренесены на человека, взявшего на себя инициативу в этот исторический момент. Чем больше они вторгнутся в проблемы мира, тем прочнее должен быть их союз». Сталин полностью поддержал британского премьера. В обсуждении конкретных — а не абстрактных проблем они найдут необходимое единство.Это было именно то, чего категорически не желал Трумэн. Он прибыл в Потсдам не за этим. «Я не хочу разворачивать дискуссии, я хочу принимать решения». Черчилль весьма покорно ответил: «Я готов выполнять ваши указания». Сталин: «Если вы сегодня в таком покорном настроении, господин премьер-министр, то я хотел бы знать, не готовы ли вы поделить с нами германский флот. Если мистер Черчилль пожелает, он может свою половину потопить». Вся эта не слишком серьезная перебранка несказанно нервировала президента Трумэна, он хотел продемонстрировать деловой подход, то, что называется «бизнес».Сестре Трумэн 18 июля пишет, что «Черчилль неустанно болтает, а Сталин ворчит — но это ворчание, по крайней мере, понятно». Единственное, что пока радовало Трумэна — это твердое обещание Сталина начать боевые действия на Дальнем Востоке. Американские военные на этом этапе считали, что это на год сократит продолжительность войны. «Сколько наших парней останется живыми».Но в общем и целом Россия казалась американцам в конечном счете склонной к дипломатическому компромиссу. Это оценка, казалось, оправдала себя в первый же день заседания, когда и Сталин и Черчилль дружно решили — вместе с американцами — не приглашать в Германию Китай. * * * Окружающая Трумэна свита теперь была более чем прежде убеждена, что Германию не следует доводить до предела, что Германия может понадобиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114