Ту же идею он эмфатически подчеркнул на следующий день, в начале второй пленарной сессии конференции. Оставленный американцами, Черчилль был прижат к стене вопросом Сталина: «Верит ли премьер в „Оверлорд“ или говорит это лишь для успокоения русских?» Англичане не имели выбора; 30 ноября Черчилль официально поддержал высадку в Северной Франции в мае 1944 г.В Тегеране и Рузвельт и Черчилль одобрили намерение Советского Союза произвести изменения границы между СССР и Польшей. Черчилль это сделал в первый же день встречи, вечером. Рузвельт тогда выждал паузу. Но в последний день конференции он абсолютно недвусмысленно заявил Сталину, что одобрил бы перенос восточной польской границы на запад, а западной польской границы — до реки Одер. Правда, Рузвельт сделал оговорку, что потребность в голосах польских избирателей на президентских выборах 1944 г. не позволяет ему принять «никакое решение здесь, в Тегеране, или наступающей зимой» по поводу польских границ.Сталин при этом вынул карту старой линии Керзона с территориальными обозначениями, указанными в телеграмме, посланной в 1920 г. лидерами Антанты. Отмеченные названия городов указывали, какой видела границу между Польшей и Россией далеко не дружелюбно настроенная в отношении русских Антанта в 1920 г. На это премьер-министр сказал, что «ему нравится эта карта, и он скажет полякам, что, если они не примут предлагаемой границы, то будут дураками. Он напомнит им, что, если бы не Красная Армия, они были бы полностью уничтожены. Он скажет, что им предоставляется прекрасное место для жизни — более 500 км в каждую сторону от середины страны». Рузвельт заявил Сталину, что одобрил бы перенос восточной польской границы на запад, а западной польской границы — до реки Одер.Склонившись над картами, Черчилль и Сталин обозначили то, что Черчилль назвал «хорошим местом для жизни поляков», их новые границы. Рузвельт фактически присоединился к их выводам. Именно как достижение компромисса воспринимал Рузвельт советско-американское понимание на конференции по всем основным вопросам. Эта идея отражена в едином коммюнике и во всех последующих комментариях президента.Это был первый — и самый красноречивый случай официальной благодарности советского руководства за поставки по ленд-лизу. Ко времени Тегерана Соединенные Штаты снабжали Советскую армию двумя третями имеющейся у нее автомобильной техники и, по американским оценкам, половиной (явное преувеличение. — А. У.) ее самолетов. США в 1943 году предоставили СССР более пяти тысяч истребителей, много нефти и автопокрышек. Тринадцать миллионов советских солдат (американские оценки) получили от Америки зимнюю обувь и униформу, миллионы тонн продовольствия. При этом следует учесть, то двенадцать процентов американских кораблей с грузами для России были потоплены немцами.Нет никаких сомнений в том, что шаг Сталина был своевременным и эффективным. Рузвельт не мог не оценить рассчитанного прямодушия своего восточного партнера, прямо заявившего (единственный, но важный раз), что без помощи по ленд-лизу, победы на советско-германском фронте были бы невозможны. Ни тогда, ни сейчас, нельзя умалить значение того, что благодаря «студебеккерам» и «виллисам» Красная Армия стала много мобильнее, что американские истребители пришли в нужный час. Нельзя также не оценить хода Сталина, сумевшего использовать благодарность в дипломатической игре.В два часа ночи Рузвельт попросил о чести сказать последний тост. «У каждого из нас своя собственная философия, собственные обычаи и образ жизни. Но мы доказали здесь, в Тегеране, что отличные друг от друга идеалы наших наций могут быть совмещены в единое гармоничное целое в ходе движения вместе к благополучию всего мира, увлекая нас к общему благу».На следующий день Рузвельт заговорил с англичанами незнакомым до сих пор тоном. «Уинстон сегодня капризен, он встал не с той ноги». Президент прошелся по привычкам Черчилля, а к Сталину обратился «дядюшка Джо». Англичане с трудом переносили этот новый климат в переговорах.Впервые на совещаниях «большой тройки» Рузвельт начинает предавать гласности свои идеи относительно будущего Германии. Он определил позиции в этом вопросе в своем выступлении перед Объединенным комитетом начальников штабов в Каире. Там он обрисовал раздел Германии на три отдельных независимых друг от друга государства. Южное германское государство должно было включать в себя все немецкие территории к югу от реки Майн. Отдельное государство образовывалось на северо-западе Германии, включая в себя Гамбург, Бремен, Ганновер — и на восток до Берлина. Северо-восточное государство состояло бы из «Пруссии, Померании и южных областей». В Тегеране Рузвельт изменил эту схему. Он предложил Сталину и Черчиллю создать уже пять отдельных государств на немецкой земле плюс два особых самоуправляемых региона (один — Киль и Гамбург, второй — Рур и Саар), находящихся под международным контролем.Протоколы Тегерана позволяют сказать следующее: здесь наметилось подлинное советско-американское понимание в отношении того, что Германию надлежит поставить в положение, при котором она перестанет быть возмутителем европейского мира и источником агрессии. Рузвельт показал понимание опасений СССР в отношении Германии как державы, дважды в XX веке ставившей под угрозу существование России. Этот момент более всего способствовал советско-американскому сближению на данном этапе.Второй важнейший момент касался «польского вопроса».Через несколько часов после утреннего заседания второго дня Рузвельт пригласил Сталина на двустороннюю встречу. Рузвельт попытался найти решение проблемы, которая самым очевидным образом разделяла две великие державы. Он сказал Сталину, что приближаются очередные президентские выборы и он собирается баллотироваться на третий срок. В США живут около семи миллионов американцев польского происхождения, их голоса для победы демократической партии крайне необходимы. Как практичный политик, он будет драться за эти голоса. Лично он, Рузвельт, согласен со Сталиным, что польское государство должно быть восстановлено и что его восточные предвоенные границы должны быть отодвинуты на запад, а западные перемещены вплоть до Одера, но обстоятельства избирательной борьбы не позволяют ему открыто высказываться по вопросу о границах. Сталин ответил, что понимает проблему президента.Рузвельт решил пойти по второму кругу, по той же схеме, но уже говоря о литовцах, латышах и эстонцах. Американцы считают важнейшим право этих народов на самоопределение. Он лично полагает, что жители названных, республик на выборах выскажутся за присоединение к СССР. Сталин ответил, что прибалтийские республики не имели никакой автономии в царской России, которая была союзницей Англии и Соединенных Штатов, и никто не поднимал тогда подобного вопроса. Он не понимает, почему союзники это делают сейчас. Идя примирительным курсом, Рузвельт сказал, что общественность в США попросту не знает и не понимает этой проблемы. Сталин заметил, что публику следовало бы просветить. Вечером, затрагивая самые чувствительные струны, Рузвельт выразил надежду, что СССР восстановит дипломатические отношения с лондонским правительством поляков.Важно подчеркнуть, что «подкупающим» Сталина обстоятельством было то, что Рузвельт не ставил «польский вопрос» во главу угла. В данном случае надо вернуться на несколько недель назад, когда Рузвельт так объяснял свое отношение к претензиям лондонского комитета поляков. «Я сказал: вы что, думаете они (русские. —.А. У.) остановятся, чтобы сделать приятное вам или нам в этом вопросе? Вы что, ожидаете, что Великобритания и мы объявим войну „дяде Джо“, если они пересекут вашу старую границу? Даже если бы мы хотели этого, Россия могла бы выставить армию вдвое больше наших объединенных сил, и у нас просто не было бы шансов вмешаться в эту ситуацию. Что еще важнее, я не уверен, что честный плебисцит, если он здесь возможен, показал бы, что эти восточные провинции не предпочтут возвратиться к России. Да, я действительно полагаю, что границы 1941 года являются столь же справедливыми, как и любые другие».Дело не ограничилось внутренними обсуждениями. В Тегеране и Рузвельт и Черчилль одобрили намерение Советского Союза произвести изменения границы между СССР и Польшей. Черчилль это сделал в первый же день встречи, вечером. Рузвельт тогда выждал паузу. Но в последний день конференции он абсолютно недвусмысленно заявил Сталину, что одобрил бы перенос восточной польской границы на запад, а западной польской границы — до реки Одер. Правда, Рузвельт сделал оговорку, что потребность в голосах польских избирателей на президентских выборах 1944 года не позволяет ему принять «никакое решение здесь, в Тегеране, или наступающей зимой» по поводу польских границ. Склонившись над картами, Черчилль и Сталин обозначили то, что Черчилль назвал «хорошим местом для жизни поляков», их новые границы. Рузвельт фактически присоединился к их выводам.Именно как достижение компромисса воспринимал Рузвельт советско-американское понимание на конференции по всем основным вопросам. Эта идея отражена в едином коммюнике и во всех последующих комментариях президента. И когда Рузвельт 3 декабря вылетел из Тегерана в Каир, он был доволен: его план продвижения к искомому послевоенному миру реализуется. Он установил рабочие отношения с СССР, он нащупал возможности компромисса по польскому вопросу, он нашел в СССР понимание относительно будущей роли Китая, Западной Европы, проектов построения иного, отличного от предвоенного, мира. Обещание СССР выступить против Японии облегчало выполнение азиатских планов Америки. Дела шли желаемым образом.Лорд Исмей записал, что «Рузвельт явственно был доминирующей фигурой конференции. Он выглядел воплощением здоровья, находился в лучшей своей форме, говорил веско, примирительно и несколько покровительственно… Черчилль, наоборот, страдал от безжалостной простуды, разражался бронхиальным кашлем, хотя, когда это было нужно, его ум триумфально побеждал материю, и он достойно вносил свою лепту». Сталина Исмей описывает как поглощенного в себя, как бы отрешенного от происходящего. В блокноте он рисовал странные волчьи головы.У присутствующих все больше складывалось впечатление, что в Тегеран Рузвельт прибыл ради сближения со Сталиным: «Я сделал все, что он просил меня сделать. Я остановился в его посольстве; приходил на его обеды, был представлен его министрам и генералам. Он был корректным, сдержанным, торжественным, неулыбчивым… Тогда я начал говорить со Сталиным доверительно. Прикрывая рот ладонью, я сказал ему: „Уинстон сегодня не в себе, он встал с левой ноги. Легкая улыбка прошлась по глазам Сталина, и я решил, что вступил на нужную тропу… Я начал отмечать все британские черты Черчилля, образ Джона Булля, его сигары, его манеры. Румянец стал проявляться на лице Уинстона, и чем больше он краснел, тем охотнее Сталин улыбался. Наконец Сталин разразился глубоким, идущим от сердца смехом, и впервые за три дня я увидел свет в конце туннеля“.Полагаем, не будет ошибкой сказать, что в ходе тегеранской встречи «большой тройки» Рузвельт сделал коррективы в своей стратегической схеме «четырех полицейских» и расклада сил внутри четырехугольника. Сущность этих корректив заключалась в выводе президента о возможности тесных и взаимовыгодных советско — американских отношений в будущем. Мир, в котором США и СССР станут друзьями, определенно виделся как более стабильный, более упорядоченный. Две сверхмощные державы, найдя общий язык, самым надежным образом гарантировали бы мир от войны.Рузвельт, ощущал успех, он покинул Тегеран будучи убежденным, что его стратегическая линия в мировой дипломатии начала реализовываться в самых существенных своих аспектах. Теперь, в свете тегеранских договоренностей, он гораздо меньше опасался американских изоляционистов (страх перед которыми, порожденный в 1919-1921 и 1935 годах, постоянно его преследовал), он верил, что сумеет убедить конгресс и общественность в необходимости выхода США на мировые позиции. На пути домой Рузвельт сообщил супруге 9 декабря 1943 года: «В целом мы добились успеха». Первые опасения В феврале 1944 г. госсекретарь Хэлл основываясь на мнениях своих подчиненных предупреждает о грядущих сложностях в отношениях с русскими ввиду «советской решимости в одностороннем порядке решать проблемы, встающие в Восточной Европе… Если дело будет так же продолжаться и далее, то мы увидим отсутствие предрасположенности Советского правительства играть конструктивную роль как полноправный член семьи наций… Это принесет непоправимый ущерб всему международному сотрудничеству». В начале марта 1944 г. госсекретарь буквально пугает советского посла в Вашингтоне, говоря о «растущей враждебности к России из-за ряда в сущности малых дел, которые, однако, можно интерпретировать как стремление к односторонним действиям».«Холодная война» первой пришла в сознание британского премьера. Черчилль начал рисовать своим британским спутникам апокалиптическое будущее: «Миру предстоит гигантская, еще более кровавая война. Я не буду в ней участвовать. Мне хотелось бы заснуть на миллион лет». Как избежать новой опасности? Британия должна иметь превосходство в воздухе. «Если мы будем иметь мощные военно-воздушные силы, никто не рискнет атаковать нас, поскольку Москва будет так же близка по отношению к нам, как Берлин сейчас».Черчилль выступил против схем президента. Он явно боялся оставить СССР сильнейшей европейской страной, его предложения были направлены на то, чтобы сделать Германию мощным крупным государством. Черчилль «шел на уступку» в том, что Пруссию следует изолировать от остальной Германии. Но Бавария, Баден-Баден, Вюртемберг, Палатинат и Саксония должны войти во вновь образовываемую конфедерацию «дунайских государств».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114