Он пригубил и понял, что вино имеет вкус — фруктовый — как если бы давили сок из винограда, выращенного на островах Благословения, гладкого, мясистого, а хмель выжат из дыма горящего мака. Он с самого начала понял, что его рука, вероятно, перегородила дорогу сознанию, синхронизируя чувственные сигналы и контрпередачу, и это привело его совершенно неосознанно сюда, к свету.
— Так уж вышло, — заметил он, — и теперь нам пора возвращаться.
— Так скоро? Я еще не видела кафедральный…
— Да, так скоро.
Он хотел, чтобы мир кончился, и он кончился.
— Здесь холодно, — сказала она, одеваясь, — и темно.
— Я знаю. Сейчас я смешаю чего-нибудь выпить и уберу машину.
Он глянул на запись, покачал головой и прошел к своему бару.
— Это не совсем кьянти, — заметил он, протягивая руку за бутылкой.
— Ну и что? Я не возражаю.
В данный момент он тоже не возражал. Они выпили, он убрал «яйцо», помог Элине надеть пальто, и они вышли.
Пока они спускались в лифте в подвал, ему хотелось, чтобы мир снова исчез, но мир не исчезал.
+++
"В стране приблизительно 1 миллиард 800 миллионов жителей и 500 миллионов личных автомобилей. Если человек занимает два квадратных фута поверхности земли, а машина примерно 120, то становится очевидным, что в то время как люди занимают 2 миллиарда 160 миллионов квадратных футов нашей страны, экипажи занимают 67,2 миллиарда квадратных футов, то есть примерно в тридцать раз большее пространство, чем человеческий род. Если в данный момент половина этих автомобилей задействована, и в каждом сидят в среднем по два пассажира, то соотношение составит больше, чем 47 к 1 в пользу каров. Как только страна станет одной мощеной плоскостью, люди либо будут жить под поверхностью земли, либо эмигрируют на другие планеты, и тогда, возможно, технологическая эволюция будет постепенно продолжаться по линиям, которые предложили для нее статистики.
Сибилл К. Дельф, заслуженный профессор в отставке.
Начало речи в Преподавательском колледже штата Юта."
+++
"Папа, я доковылял из школы до такси, а на такси в космопорт, ради тамошней выставки НАСА — «Снаружи», как она называется. (О'кей, я преувеличил ковыляние, хотя оно и требует дополнительных усилий).
Все тут нацелено на то, чтобы подтолкнуть молодежь к пятилетнему контакту, как я понял. Но это сработало. Я хочу присоединиться. Хочу уйти Наружу. Как ты думаешь, возьмут меня, когда я подрасту? Я имею в виду возьмут Наружу, а не на какую-нибудь работу за разбухшим столом. Как думаешь — возьмут?
Я думаю, да.
Там была важная шишка — полковник. Он увидел шкета, шатающегося вокруг и прижимающего нос к их стеклам, и решил дать ему подсознательную рекламу. Мощно! Он провел меня по Галерее и показал все достижения космического флота, от Лунной Базы до Марсопорта. Он прочел мне лекцию о Великих Традициях Службы и водил меня в полицейскую комнату, где служба занималась шашками и соревновалась друг с другом в юморе, где "все решается умением, а не мускулами". Мы делали скульптуры из подкрашенной воды прямо в воздухе… Здорово!
Но если серьезно, я хотел бы быть там, когда они полетят на Пять Внешних и дальше. Не потому, что в проспектах наврано или не продумано, но чувствительный человек мог бы вести хронику в правильном контексте.
Помнишь грубого пограничного наблюдателя Фрэнсиса Паркмэна — Мэри Остин, кажется. Так вот, я решил туда податься.
Этот мужик из НАСА, благодарение богам, не говорил покровительственным тоном. Мы стояли на балконе и следили за взлетающими кораблями, и он говорил мне, что если я буду напряженно учиться, я когда-нибудь поведу их. Я не стал говорить ему, что я не такой уж сосунок и получу диплом раньше, чем буду достаточно взрослым для применения его где бы то ни было, даже в Службе этого полковника. Я просто посмотрел, как взлетают корабли, и сказал: "Через десять лет я буду смотреть сверху, а не снизу". А он рассказал, какой трудной была его собственная тренировка, но я не спросил, чего ради он согласился с таким вшивым назначением, как у него. Теперь, подумав, я рад, что не спросил. Он гораздо больше походил на человека из их рекламы, чем кто-нибудь из их реальных людей. Надеюсь, я никогда не буду походить на типа из рекламы.
Спасибо тебе за монету и за теплые носки, и за струнные квинтеты Моцарта, которые я слушаю прямо сейчас. Я хотел бы получить разрешение побывать на Луне; вместо того, чтобы ехать на лето в Европу. Может быть… это возможно? Ну, если я осилю тот новый тест, который ты для меня придумал? Но, в любом случае, пожалуйста, подумай насчет этого.
Твой сын Питер."
+++
— Алло, Психиатрический институт слушает.
— Я хотела бы записаться на обследование.
— Минутку. Я соединяю вас со Столом записи.
— Алло, Стол записи слушает.
— Я хотела бы записаться на обследование.
— Минуточку… Какого рода обследование?
— Я хочу увидеть д-ра Шэлотт. Как можно скорее.
— Сейчас… я посмотрю расписание. Вас устроит следующий вторник, два часа?
— Прекрасно.
— Ваше имя, пожалуйста.
— Де Вилл. Джилл де Вилл.
— Хорошо, мисс де Вилл. Значит, в два часа, вторник.
— Спасибо.
***
Человек шел рядом с шоссе. По шоссе неслись кары. На линии высокого ускорения они мелькали, как расплывающиеся пятна.
Движение было слабое.
Было 10:30 утра; холодно.
Меховой воротник у человека был поднят, руки засунуты в карманы, сам он наклонился навстречу ветру. По ту сторону ограды дорога была сухой и чистой.
Утреннее солнце закрыли тучи. В грязном свете человек видел деревья за четверть мили.
Шаг его не менялся. Глаза не отрывались от деревьев. Мелкие камешки хрустели под ногами.
Дойдя до деревьев, он снял пальто и аккуратно сложил его.
Он положил пальто на землю и полез на дерево.
Когда он долез до ветки, которая тянулась над оградой, он посмотрел, нет ли приближающихся каров, затем схватил ветвь обеими руками, опустился вниз, повиснув на мгновение, и упал на шоссе.
Это была полоса, ведущая на восток, шириной в сто ярдов.
Он бросил взгляд на запад, увидел, что движения в его сторону пока нет, и пошел к центральному острову. Он понимал, что может не достичь его.
В это время дня кары шли по линии высокого ускорения со скоростью приблизительно 160 миль в час. Но он шел.
Кар прошел позади него. Он не остановился. Если окна были затемнены, как это обычно бывает, то пассажиры даже не видели, что он пересек их путь. Потом они, вероятно, услышат об этом и осмотрят перед и зад машины нет ли признаков наезда.
Кар прошел перед ним. Окна были прозрачными. На мгновение мелькнули два лица, раскрытые рты в виде буквы «О», а затем исчезли. Его собственное лицо ничего не выражало. Оно не изменилось. Еще два кара пролетели мимо.
Он прошел по шоссе ярдов двадцать…
Двадцать пять…
Ветер или что-то под ногами сказали ему, что идет кар. Он даже не взглянул в ту сторону, но уголком глаза заметил идущую машину. Шага он не изменил.
…У Сесила Грина окна были прозрачными — ему так нравилось. Левая рука его забралась под ее блузку, юбка ее была скомкана на коленях, а его правая рука уже лежала на рычаге, опускающем сиденье. Вдруг девушка откинулась назад, издав горловой звук.
Его рука дернулась влево.
Он увидел идущего человека.
Он увидел профиль, так и не повернувшийся к нему полностью. Он увидел, что человек не изменил походки.
А затем он уже не видел человека.
Легкое дребезжание, и лобовое стекло стало само очищаться. Сесил Грин ехал дальше. Он затемнил окна.
— Как?.. — спросил он, когда она снова была в его объятиях, и всхлипнул. Монитор не задержал его…
— Он, видимо, не коснулся ограды…
— Наверное, он спятил…
— Все равно, его должны были задержать в самом начале пути…
Лицо могло быть любое… Мое?
Испуганный Сесил опустил сиденье…
***
— …Привет, ребятишки. Это крупный план большой, жирной, запачканной табаком улыбки, которой вы только что были вознаграждены. Но хватит юмора.
Сегодня вечером мы отойдем от нашего необыкновенного неофициального формата. Мы начнем с тщательно придуманного драматического представления по последней арт-моде.
Мы собираемся играть Миф.
— Только после основательного проникновения в душу и болезненного самоанализа мы решили сыграть для вас сегодня именно этот миф.
— Да, я жую табак — с краснокожим, подлинной фабричной маркой на пачке.
— Теперь, когда я буду скакать по сцене и плеваться, кто первый установит мою мифическую агонию? Не увлекайтесь фонами. Пуск!
— Ладно, леди, джентльмены и все прочие: Я — Титан Бессмертный, одряхлел и превратился в кузнечика. Пуск!
— Для моего следующего номера нужно больше света.
— Больше, чем сейчас… Пуск!
— Еще больше света…
— Слепящий свет!
— Очень хорошо. Пуск!
— Теперь — в моей пилотской куртке, солнцезащитных очках, шелковом шарфе вот!
— Где мой халат?
— Ладно, все установлено.
— Эй вы, шелудивые! Пошел! Хо! Хо! Вверх! Вверх, в воздух, бессмертные лошади, поднимайтесь туда!
— Больше света!
— Эй, лошади! Быстрее! Вниз! Папа и мама смотрят, и моя девушка внизу! Давай-давай! Не позорьтесь на этой высоте! Еще!
— Какого дьявола это лезет ко мне? Оно похоже на молнию… а-а-ах!
— Ух. Это был Фаэтон в "слепой спирали" на солнечной половине.
— Вы все, наверное, слышали старую поговорку: только Бог может быть один в трех лицах. Так вот, этот миф называется "Аполлон и Дафнис". Да уберите вы эти юпитеры!..
***
Чарлз Рэндер писал главу «Некрополь», главу для первой за четыре года своей книги "Недостающее звено человечества". После возвращения он освободил свое послеобеденное время каждого вторника и четверга для работы над ней, закрывался в своем кабинете и заполнял страницы своим обычным хаотическим письмом.
"У смерти множество вариантов, в противоположность умиранию…" писал он, когда интерком зажужжал коротко, длинно, затем опять коротко.
— Да? — спросил он, повернув выключатель.
— К вам… посетитель…
Рэндер встал, открыл дверь и выглянул.
— Доктор… помоги…
Рэндер сделал три шага и опустился на колено.
— В чем дело?
— Едем. Она… больна.
— Больна? Как? Что случилось?
— Не знаю. Поедем.
Рэндер пристально вглядывался в нечеловеческие глаза.
— Что за болезнь? — настаивал он.
— Не знаю, — повторил пес. — Не говорит. Сидит. Я… чувствую, она больна.
— Как ты добрался сюда?
— Вел машину. Знаю координаты… Оставил кар снаружи.
— Я сейчас позвоню ей.
— Не стоит. Не ответит.
Зигмунд оказался прав.
Рэндер вернулся в кабинет за пальто и врачебным чемоданчиком. Он выглянул в окно и увидел, что кар Элины припаркован у самой грани, где монитор освободил его от своего контроля. Если никто не возьмет на себя управление, кар автоматически перейдет на длительную стоянку. Другие машины будут объезжать его.
Машина так проста, что даже собака может водить ее, — подумал Рэндер.
Лучше спуститься, пока не явился крейсер. Кар уже, наверное, отрапортовал, что стоит здесь. А, может, и нет. Может, несколько минут еще есть в запасе.
— Ладно, Зигги, поехали.
Они спустились в лифте на первый этаж, вышли через главный вход и поспешили к кару.
Мотор все еще работал вхолостую.
Рэндер открыл пассажирскую дверцу, и Зигмунд прыгнул внутрь. Рэндер втиснулся, было, на сиденье водителя, но собака уже набирала лапой координаты и адрес.
"Похоже, я сел не на то сиденье", — подумал Рэндер. Он закурил. Кар уже несся в подземном проходе. Выйдя на противоположной стороне, кар на мгновение остановился, а затем влился в движущий поток. Собака направила кар на высокоскоростную полосу.
— Ох, — сказала собака. — Ох.
Рэндеру хотелось погладить ее голову, но, взглянув на нее, он увидел оскаленные зубы и отказался от своего намерения.
— Когда она начала вести себя необычно? — спросил он.
— Пришла домой с работы. Не ела. Не отвечала, когда я говорил. Просто сидела.
— Раньше такое бывало?
— Нет.
Что могло стрястись? Может, просто был тяжелый день? В конце концов, Зигмунд всего лишь собака, как ему определить? Нет. Он бы знал. Но что же тогда?
— А как было вчера и сегодня утром, когда она уходила из дома?
— Как всегда.
Рэндер попробовал еще раз позвонить ей, но ответа по-прежнему не было.
— Ты сделал это, — сказал пес.
— Что ты хочешь сказать?
— Глаза. Зрение. Ты. Машина. Плохо.
— Нет, — возразил Рэндер.
— Да. — Собака вновь повернулась к нему. — Ты хочешь делать ей хорошо?
— Конечно.
Зигмунд снова уставился вдаль.
Рэндер чувствовал себя физически приятно возбужденным, а умственно инертным. У него были такие ощущения с самого первого сеанса. В Элине Шэлотт было что-то, нарушающее порядок: комбинация высокого интеллекта и беспомощности, решительности и уязвимости, чувствительности и горечи.
Но находил ли он это особо привлекательным? Нет. Просто контрпередача, черт ее возьми!
— Ты пахнешь страхом, — сказала собака.
— Значит, меня пугает цвет, — ответил Рэндер. — Сверни на другую полосу.
Серией поворотов они замедлили ход, снова перешли на быстрый, опять на медленный. Наконец, кар поехал по узкой части дороги, свернул на боковую улицу, проехал еще с полмили, негромко щелкнул чем-то под приборной доской и повернул на стоянку позади высокого кирпичного жилого дома. Щелчок, видимо, был произведен специальной следящей системой, которая включалась, когда монитор отпускал кар. Потому что кар прошел через стоянку, вошел в свое прозрачное стойло и остановился. Рэндер выключил зажигание.
Зигмунд уже открыл дверцу. Рэндер прошел за ним в здание и поднялся на лифте на пятидесятый этаж. Затем собака прошла по коридору и нажала носом пластину на двери. Дверь приоткрылась внутрь на несколько дюймов.
Собака распахнула ее плечом и вошла. Рэндер вошел следом и закрыл за собой дверь.
Комната была большая, стены приятно неукрашенные, их окраска скомбинирована ненавязчиво. Один угол занимал чудовищный комбинированный радиоприемник. Перед окном — большой кривоногий стол, вдоль правой стены низкая софа; рядом с ней — закрытая дверь, ведущая, по-видимому, в другие комнаты. Элина сидела в мягком кресле в дальнем углу у окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17