— Спасибо вам, друзья! — с чувством произнес Хирам, едва ступив на палубу судна. — А пленных отпустите. Пусть возьмут одну из шлюпок и плывут куда хотят — теперь они нам не опасны.Его приказание было тотчас же исполнено.— Теперь, мои бравые товарищи, на весла! — обратился Тала к своим воинам. — А ты, Сидон, занимай привычное тебе место гортатора и направляй бег судна к Карфагену. Дорогой обдумаем, как нам быть и что делать.Убедившись, что море вокруг совершенно пустынно и незаметно никаких следов присутствия вражеских кораблей, Тала подхватил Хирама под руки и свел его вниз, в каюту, чтобы там как следует осмотреть его рану и сделать перевязку.— Как ты думаешь. Тала, долго еще из-за этой раны я не смогу держать в руках меч? — спросил Хирам после того, как Тала быстро глазами знатока осмотрел длинную рассеченную рану на груди карфагенянина и наложил свежую повязку.— Недели через две будешь на ногах, — ответил Тала. — Благодари судьбу, что она тебя создала таким крепким: только при таком могучем сложении, как у тебя, можно выжить при такой тяжелой ране.Он немного помолчал.— Да, — добавил он потом задумчиво, — великий Ганнибал знал толк в людях, и его выбор недаром остановился на тебе. Ах, если бы он был жив! Впрочем, его отечество заслуживает того наказания, какое ему готовится. Говорят, Рим объявил войну Карфагену. Похоже, что всего лишь через несколько дней мы увидим у берегов республики боевые корабли горделивых италийцев.При этом известии Хирам опустил голову и глубоко задумался.Между тем трирема все дальше уходила от острова, держа курс на Карфаген. Такой курс был взят по приказу Хирама, который еще во время осады крепостной башни Аргимуруса узнал от своих друзей все подробности исчезновения Офир при высадке на остров. Он еще тогда решил, что единственным местом, где могла найти себе убежище любимая им девушка, если ей удалось избежать смерти в морских волнах, был Карфаген.Солнце уже близилось к закату, когда вдали начали обрисовываться неясной тенью высокие стены Карфагена.— Через два часа будем на месте, — сказал Тала, подходя к Хираму.— Да, — сказал Хирам. — Мы остановимся в торговом порту, а так как появление там нашего судна утром может вызвать тревогу, то нам придется этой же ночью позаботиться о том, чтобы так или иначе отделаться от нашей триремы. Постараемся придумать способ пустить ее ко дну, не привлекая внимания, ибо всякое к нам внимание грозит нам бедой.— А где мы скроемся после высадки на берег? — спросил Тала.Хирам задумался.— Мы можем скрыться в доме моей матери, — сказала, выступая вперед, Фульвия. — Она будет очень рада принять в свой дом человека, который спас жизнь ее единственной дочери.Хирам, который при этих словах вдруг вспомнил страшное признание шпиона Совета Ста Четырех во время поединка на карфагенском берегу, нахмурился.— Но, — сказал он, — может, твоей матери… там уже нет?— Как нет? — с изумлением отозвалась Фульвия. — Что могло заставить ее покинуть дом?— Может… она умерла? — в замешательстве ответил Хирам, не зная, как ему открыть Фульвии, что мать погибла от руки Фегора.— Когда меня вырвали из ее рук, чтобы принести в жертву Ваал-Молоху, она была жива-здорова. Но почему ты так говоришь?Хирам, не отвечая ни слова, печально опустил голову. Было уж совсем темно, когда трирема вошла в гавань. Едва только бросили якорь, как Хирам распорядился спустить на воду большую шлюпку, в которую тотчас сошли все пассажиры триремы.— Где твой дом? Веди нас, — печально сказал Хирам, обращаясь к Фульвии.Пройдя по бесчисленному множеству пустынных узких улочек, отряд остановился перед небольшим каменным домиком. Дверь была раскрыта, и все жилище казалось необитаемым.— Что это значит? — в изумлении спросила Фульвия с тяжелым предчувствием чего-то печального. — Неужели моей матери в самом деле нет дома?— Давай сначала войдем! — заметил Сидон. — И увидим… Хирам печальным взором посмотрел на этруску, но не сказал ни слова. Отряд поднялся по лестнице на второй этаж, где была только одна большая комната с убогой постелью в углу. Сидон зажег две лампады и, поднявшись на третий этаж, через несколько минут вернулся оттуда с нескрываемым изумлением на лице.— Странно! — сказал он. — Я не нашел наверху ни одной живой души. Этот дом, кажется, совершенно необитаем.— А моя мать! — в отчаянии вскричала Фульвия. — Где она? Что с ней?— Эту тайну знаю только я один, — наконец мрачно выдавил из себя Хирам. — И я сейчас открою ее тебе. Располагайтесь поудобнее, — продолжил он, обращаясь к воинам, — а пока оставьте нас с Фульвией одних. XIII. В ДОМЕ ФУЛЬВИИ Дождавшись, пока все вышли, Фульвия устремила на Хирама вопросительный взгляд.— Что ты хотел рассказать мне о моей матери? — спросила она. — Говори скорей, не мучай меня!..Хирам несколько минут все никак не мог решиться, затем ответил дрожащим голосом:— Твою мать убил Фегор!Фульвия покачнулась, схватившись дрожащими руками за сердце.— А! — воскликнула душераздирающим голосом Фульвия, и лицо ее приняло зловещее выражение. — Он отнял у меня мою мать. За это он мне заплатит собственной жизнью!..А несколько мгновений спустя глухо добавила:— Завтра я иду к нему!— Что ты говоришь, дитя! — испуганно поднялся со своего места Хирам.Но Фульвия не ответила.Закрыв лицо руками и вздрагивая всем телом от удерживаемых рыданий, она бросилась вон из комнаты и, шатаясь, поднялась на третий этаж, где для нее была приготовлена отдельная комната.На следующий день Фульвия поднялась на рассвете и тотчас же вышла из дому, не предупредив никого, куда и зачем она ушла.Пройдя уверенным шагом три или четыре улицы, она остановилась у дверей высокого многоэтажного дома, выстроенного в виде башни и имевшего довольно невзрачный вид. Несколько минут она стояла перед дверьми в глубоком раздумье, как бы колеблясь, входить ей или нет, затем решительно тряхнула головой и взялась за вделанное в дверь тяжелое бронзовое кольцо. Прозвучал резкий металлический звук, и минуту спустя в открывшейся двери показалось удивленное лицо Фегора.— Фульвия… ты! — воскликнул он, почти в ужасе отступая назад.— Как видишь, — отвечала этруска, стараясь казаться спокойной.— Я не верю своим глазам! — продолжал шпион, беря Фульвию за руку и вводя ее в дом. — Я готов думать, что передо мной стоит не живая Фульвия, которая всегда избегала меня и относилась ко мне с презрением, а лишь ее призрак, та мечта, та далекая греза, которую порождала в моем мозгу пламенная любовь к тебе…— Так ты все еще любишь меня? — насмешливо отозвалась Фульвия.— О, больше жизни, больше почестей, больше всех сокровищ мира! — воскликнул Фегор. — Я готов даже отречься от своего отечества и сделаться римлянином, если бы ты этого захотела!..— Очень приятно! — усмехнулась Фульвия. — Я пришла к тебе именно за тем, чтобы выяснить, насколько сильна и искренна твоя любовь. Если ты с такой готовностью собираешься ради меня предать свою страну, то тебе ничего не стоит раскрыть одну маленькую тайну, которая меня очень интересует.— Что это за тайна? — удивился Фегор.— Я хочу знать, где сейчас находится Офир, дочь Гермона. Фегор несколько мгновений колебался, затем ответил неуверенно:— Она здесь, в Карфагене… Но какое тебе до нее дело?— В доме Гермона? — продолжала вместо ответа свой допрос Фульвия.— Этого я пока еще не знаю. Мне только известно, что ее жених, Тсоур, сторожит ее день и ночь. Боится новых попыток похищения Офир, хотя Хирам, как мне передавали, убит в недавней морской схватке.— Тебя ввели в заблуждение! — спокойно возразила Фульвия. — Хирам жив и в настоящий момент находится здесь, в стенах Карфагена.— А! — прорычал Фегор, яростно сжимая кулаки. — Этот человек собирается, кажется, похитить у богов их бессмертие! Но теперь, благодаря твоему признанию, я сумею свести с ним наконец наши старые счеты.— Ты этого не сделаешь! — твердо заявила молодая этруска.— Почему? Кто может помешать мне в этом? — злобно вскричал шпион Совета Ста Четырех.— И не только не сделаешь этого, — продолжала Фульвия, не обращая внимания на ярость своего собеседника, — но поможешь Хираму найти и освободить Офир.— Никто не заставит меня сделать это!— Я заставлю! — ответила Фульвия. — Ты слишком давно твердишь мне о своей любви. Сумей же доказать теперь, что твои уверения не пустые слова.Фегор прикусил губу и замолчал.— Но я не могу предать Гормона, который мне платит за мое ремесло, — сказал он через несколько мгновений.— Хирам заплатит тебе вдвое больше, — ответила девушка, — и, кроме того, он отдаст в твое распоряжение несколько десятков отборных воинов, с которыми ты сумеешь преодолеть все препятствия на пути к осуществлению цели.— И когда Офир будет у Хирама…Тогда…Голос Фульвии внезапно сорвался, и глухое всхлипывание сорвалось с ее губ.— Что это? Ты плачешь? — воскликнул Фегор.— Нет, ты ошибаешься, — твердо ответила Фульвия, нечеловеческим усилием воли подавив готовые вырваться наружу рыдания. — Тогда я буду твоей…Фегор поднялся с места.— Отлично! — сказал он. — Я согласен. Если Хирам, как ты говоришь, заплатит мне щедро, то можно предать и Гермона.Лицо Фульвии исказила гримаса отвращения.— Н-негодяй! — пробормотала она сквозь зубы, — Надеюсь, новое твое предательство будет и последним. Она круто повернулась и вышла на улицу. Первое слово, которое достигло ушей Фульвии и которое на все лады повторялось возбужденными более обыкновенного кучами прохожих, толпившихся там и здесь, было:— Война!В самом деле, за предыдущую ночь произошли события, которые обрушились на Карфаген подобно удару грома и привели его население в панический ужас. Дело в том, что карфагенское войско было разбито нумидийцами; пятьдесят тысяч отобранных человек, составлявших цвет наемных войск Карфагена, в сражении под Ороскопом понесли тяжелое поражение от войск старого коварного царя Нумидии. И как бы в довершение несчастья, в тот же самый день, когда гибли воины Карфагена, Рим объявил республике войну.Когда Фульвия вернулась к себе домой и поднялась на второй этаж, она застала там Талу и его соратников, которые собрались вокруг Хирама. До них тоже уже дошло известие об ужасном поражении карфагенских войск, и ветераны страстно обсуждали важные известия. Увидев девушку, они смолкли и устремили на нее вопросительные взоры.— Я видела его! — сказала этруска, подходя к Хираму, который при ее появлении, казалось, побледнел.— Ты видела Фегора? А Офир? Что с нею?— Жива и невредима.— Жива? Офир жива! — радостно воскликнул воин. На его бледных щеках показался румянец, глаза заблестели.— Моя Офир жива! — твердил он, улыбаясь. — Ты, Фульвия, возвращаешь мне жизнь…— Да. Офир здесь! — упавшим голосом говорила этруска. — Фегор сказал мне это. Но где она, я еще не знаю.— И у тебя хватило мужества пойти на свидание с этим человеком? — невольно удивился Хирам. — А если бы он тебя убил?Фульвия пожала плечами.— Что за беда? -промолвила она глухо. — Одной рабыней было ^бы меньше…— Зачем говоришь ты так? — с упреком в голосе произнес Хирам. — Разве ты не чувствуешь себя равной с нами? Садись вот сюда и все рассказывай.Повинуясь/приглашению, девушка устало опустилась на скамью рядом с воином и пересказала по порядку все, о чем она говорила со шпионом.— Продажная тварь! — пробормотал Хирам, услышав об отношении Фегора к делу.— Это же тебе на руку! — продолжала Фульвия. — Да, он продажен. Да, он служит тому, кто ему платит. Но если ты ему заплатишь хорошо, он будет служить тебе.— Я рад отдать половину моего состояния, — воскликнул Хирам, — лишь бы спасти Офир.— А я со своей стороны обещаю этому проклятому шпиону добрый удар мечом, — проворчал Сидон. — И об этом я позабочусь лично.— Да, но нам надо поторопиться! — вмешался Тала. — Ведь римляне не будут дремать. Вот-вот их быстроходные корабли покажутся перед Карфагеном. Нам надо все закончить раньше этого, потому что, когда римляне будут тут, будет поздно что-нибудь делать. Разве гордый Карфаген защищен, как бы следовало? Разве республика позаботилась о том, чтобы обеспечить свою безопасность? Она будет не в состоянии долго противостоять римлянам.— Боги! — воскликнул Хирам взволнованно. — Неужели же в самом деле судьбе угодно, чтобы я бежал отсюда? Вся моя кровь кипит при мысли об этом.— А что тебе остается делать, Хирам? — обратился к нему немного насмешливо Тала. — Может быть, ты побежишь к членам Совета Ста Четырех — предлагать свои услуги? Тем самым проклятым торгашам, которые изгнали тебя на чужбину? И за что? Только за то, что ты вместе с великим Ганнибалом сражался с римлянами за славу, свободу, величие Карфагена?— Да. Но ведь сейчас речь идет не о Совете Ста Четырех или суфетах! — возразил Хирам все еще взволнованно. — На карту поставлено самое существование Карфагена, моей родины!..— Твоя родина? Я не пожертвовал бы единой капли крови за такое отечество. Или Карфаген не показал в последние годы, насколько он неблагодарен, насколько до позора, до подлости труслив? Разве не Карфаген предал римлянам героя, своего лучшего сына, свою гордость, Ганнибала? Или не Карфаген, в угоду римлянам, отрекся от Ганнибала, оставил его беспомощным лицом к лицу с врагами? Разве не из-за этого предательства Ганнибал, чтобы не попасть живым в рабство к римлянам, покончил с собой? Умер, как и жил, — героем. Нет, проклятье лежит на Карфагене. Он перестал быть отчизной честных людей. Он — игрушка разбойничьей шайки торгашей, и он осужден бесповоротно, осужден именно потому, что он заслужил кару. Пусть те, которые довели его до унижения и позора, сами и расхлебывают заваренную ими кашу. Ты займись участью любимой женщины, позаботься о том, чтобы спасти ее, да и самого себя. Ведь если бы даже Карфаген снова победил, то в чьих руках здесь останется власть? В руках тех, кто торговал честью Карфагена, твоих врагов. И поверь, уцелей ты, даже если спасешь Карфаген, эти люди тебя не пощадят. Но ты не спасешь его: он погибнет, он погибнет.Хирам молча слушал речь Тала. Тени бежали по его лицу, мрачный огонь горел в его глазах, грудь вздымалась тяжело и неровно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16