– Конечно, помню. – Я невольно посмотрел на свою руку, на шрам от удара ножом. – Но кто он? Вы поймали вора?
– Какой вор! – снова зашумел Шукри. – Это Али Вардак вас ударил.
– Как? Но ведь он сам…
– Да! Да! Порезал и сам себя, чтобы отвести глаза, – втолковывал мне Шукри. – Но мои глаза он не мог обмануть. Я же старый врач, оперировал тысячи людей и сразу увидел, что такие неглубокие раны можно нанести только ветеринарным скальпелем. Где он?
Капитан достал из стола знакомый потрепанный футляр и вынул из него старомодный медный скальпель.
– Вот, видите выступ? Этот скальпель делал опытный мастер. Его лезвию специально придана такая форма, чтобы он лишь вскрывал кожу и верхние ткани, но не уходил глубоко. И я сразу понял, что вам нанесли удар именно скальпелем и мог сделать это лишь медик! – торжествующе пояснил Шукри. – Нож рассек бы вам руку до самой кости. Тогда аллах сразу все прояснил мне, и я понял, кто мешал вам, путал анализы, шептался с Хозяином в кустах, натравливал его на вас, пытался даже заразить эту милую Мариам…
– Как? Вы считаете…
– Да! – не дал мне договорить Шукри. – Голову даю на отсечение: он подсунул ей клещей в букете. Помните, он подарил ей в тот вечер букет?
Я молчал, потрясенный тем, что услышал.
– Но доказать это, дорогой мой Шукри, к сожалению, невозможно, – меланхолично произнес Фарук, закуривая сигарету, – как и многое другое, в чем вы его обвиняете. Даже с этой раной… Ведь она уже заросла.
– Да, – сразу стихая, согласился доктор Шукри. – Ты прав. Но ведь мы поймали его с поличным!
– В этом ты прав, – кивнул седой головой Фарук. – От этого он не отвертится. Но он ловкач, выдаст это за простую кражу, и все; отделается пустяковым наказанием.
– А как же вы его уличили? – спросил я.
– Вчерашним маскарадом, дорогой мой, вчерашним маскарадом, который так вывел вас из себя! – снова оживился доктор Шукри, ласково похлопывая меня по руке. – Понимаете, в ту ночь, когда он вас порезал, я все думал: чего он хочет и как его поймать? Вы помешали ему тогда залезть в мой кабинет, чтобы испортить, перепутать материалы, привезенные из долины. Он делал это уже и раньше, загрязняя анализы и сбивая вас с толку. Кто, кроме ветеринара, мог подсунуть вам вирус лошадиного энцефаломиелита? На такую приманку и следовало его ловить. Я написал моему старому другу, дорогому Абдулле Фаруку, вот он сидит перед вами, и благодарите его за то, что мы поймали злодея. Абдулла действительно мой старый и верный друг, только я пока не говорил вам и никому другому, что он опытнейший полицейский чиновник. Когда-то мы с ним работали в одном городе, подружились, и он, конечно, не станет отрицать, что я порой помогал ему медицинскими советами…
Доктор Шукри сделал маленькую паузу, явно для того, чтобы дать возможность другу подтвердить его заслуги многозначительным кивком, а затем продолжал:
– Наверное, и я за это время заразился от него каким-то мальчишеским шерлок-холмством. И вот те–перь я решил твердо разобраться в этом темном и позорном деле и позвал его на помощь. Ведь была задета честь нашего народа, честь медицины! Не спорьте со мной! Он приехал, и мы придумали этот вчерашний маскарад…
– Вы поймали его… – догадался я, но Шукри опять не дал мне договорить.
– Конечно! Он полез ночью в холодильник, чтобы испортить мнимую вакцину, и мы схватили его. Видели бы вы рожу этого мошенника, когда комната вдруг осветилась и лапы ему сковали наручники! Расчет был правильный: он просто не мог не полезть в холодильник, это был последний шанс для него. И капкан захлопнулся! А там была просто грязная вода из арыка…
Шукри был так увлечен, что я невольно рассмеялся и тут же извинился.
– Но зачем ему это было надо? Как он решился на это? – спросил я.
Доктор Шукри помрачнел и нехотя ответил:
– Он исмаилит.
– Не понимаю.
– Ну, есть такая религиозная секта – исмаилиты. Они существуют во многих странах. У них свой пир, вожак, которого они считают живым богом… Религиозные фанатики!.. – Было видно, что милейшему доктору неприятно обсуждать со мной эти религиозные проблемы.
Я не стал его больше расспрашивать, но тут вмешался Абдулла Фарук и решительно сказал:
– Ты все-таки неисправимый идеалист, Шукри, хотя и медик. Исмаилит… Разве в этом дело? Гораздо важнее, что чуть не половина пастбищ в этой долине перешла к нему в наследство от папаши, и кто добровольно откажется от таких доходов? Уж я-то лучше знаю людей, согласись.
Он задумчиво побарабанил пальцами по столу, потом поднял голову и внимательно посмотрел на меня.
– Не буду кривить душой, – строго сказал он. – Мне, да и всем нам, очень неприятно, что вы, гости из дружественной страны, столкнулись с этим… Мы постараемся, чтобы он получил по заслугам. Хотя опять-таки не скрою: доказать его виновность будет трудно. Путал анализы? Докажите. Подсунул зараженных клещей в букете? Я верю, но где доказательства? Пытался залезть в холодильник? Да, он это отрицать не станет, но лишь для того, чтобы выкрасть из него бутылку шотландского виски, которую наш друг Шукри всегда держит там для гостей. – Абдулла Фарук невесело усмехнулся, покачал головой и добавил: – Но вы все-таки напишите подробно и обстоятельно о всех загадочных, странных, непонятных для вас происшествиях. Ничего не обходите: ни подслушанного разговора в кустах, ни внезапной болезни вашей сотрудницы, ни разрушенного овринга. Может быть, мы что-нибудь из него и выжмем, он проговорится, признается. Я сам буду вести допросы.
Всю дорогу обратно до нашего лагеря я не мог опомниться. Слишком невероятным выглядело то, что я услышал. И в то же время разоблачение Али Вардака, наконец, проясняло многое казавшееся раньше загадочным и непонятным.
Да, конечно, только он мог засорить материалы вирусом лошадиного энцефаломиелита и на какое-то время сбить нас с толку; именно для этого Али и вызвался тогда сам привезти их к нам в долину.
И не случайно он так удивился тогда, услышав, что мы наткнулись сразу на два загадочных вируса. Одного он подсунул сам, но о другом-то, истинном возбудителе болезни Робертсона, и понятия не имел!
Не удивительно, что он в тот свой приезд к нам в лагерь не предупредил нас об опасности селя. Наверное, даже порадовался в душе, что мы сами забрались в такое опасное место.
Хитрости и коварства ему не занимать. Как ловко он отводил нам всем глаза, сначала рассказав Шукри, будто видел какого-то таинственного незнакомца «на белой лошади», якобы посещавшего долину, а потом порезав себе руку в ту ночь, когда я его едва не поймал! Ловкач, ничего не скажешь!
Как ни чудовищно выглядела попытка забросить к нам в лагерь тифозных клещей в букете, но, на–верное, доктор Шукри не ошибся. Именно таким путем – принеся с собой с прогулки в степь букетик безобидных полевых цветов – и заражаются нередко люди. Метод был выбран простой и безошибочный: никто никогда не сможет доказать, что зараженные клещи не очутились в букете случайно. И конечно, лишь специалист-медик мог до этого додуматься.
Медик? Представитель самой гуманной профессии?! У меня язык не поворачивался, чтобы назвать так этого подлеца! И как он мог решиться на это? Однако решился.
А гибель Жени и Селима? Нет, в этом он, конечно, неповинен. Тут орудовал другой, главный убийца – невидимый и вездесущий, за которым мы так долго охотимся. Выбрал момент, когда наши товарищи допустили пустяковую неосторожность, и нанес неотразимый удар. Женя был слишком храбр и порой пренебрегал опасностью. Правду говорят, что наши недостатки – это зачастую продолжение наших достоинств.
Медик-исмаилит… Чепуха какая-то! Хотя эта религиозная секта возникла еще в средние века именно как подпольная террористическая организация. Недаром исмаилитов чаще называли в те времена французским словом «асассины» – убийцы. Но в наши времена…
Нет, скорее прав Абдулла Фарук: золото для этого подлеца – единственный бог. Его толкнули на преступления вовсе не какие-то религиозные мотивы, а самая обыкновенная корысть, жажда денег, наживы, неистовое стремление сохранить свои доходы от пастбищ в зараженной долине. Или и то и другое вместе?
Об этом мы далеко за полночь еще спорили в лагере у костра, пока Мария не сказала брезгливо:
– Да ну его, подлеца! Хватит о нем думать.
«Сумасшедший» муравей
Да, думать об этом негодяе было противно, но у меня не выходила из головы наглая фраза, брошенная им при последней встрече:
«Орешек еще твердый. Попробуйте раскусить!..»
Опять мы каждый день уходим на маршруты. Отстреливаем сусликов, полевок, птиц, ловим москитов. Мария тоже ходит с нами, лагерь теперь можно не охранять, а после обеда я ей помогаю в лабораторных исследованиях.
Они ничего нового не дают, ни в чем не опровергают наших прежних наблюдений. Это приятно: значит, мы работали все время чисто и аккуратно. Но где же прячется недостающее звено?
В какой уже раз мы подводим итоги! Итак, установлено: болезнь вызывают только вибрионы, в которых окончательно «дозрели» вирусы; сами по себе, в отдельности, и вирус и вибрион не опасны, хотя и могут, судя по наблюдениям Николая Павловича, вызывать повреждения копыт у овец.
Для грызунов даже зараженные вирусом вибрионы безвредны. Но, видимо, именно в организме сусликов, полевок и других обитателей глубоких подземных нор болезнь может сохраняться в промежутках между эпидемиями. Чтобы проверить это, мы сделали несколько опытов, но результаты их скажутся не скоро, только будущей весной.
Непонятным остается одно, самое важное: кто же разносит болезнь? Как она передается от грызунов к овцам?
Москиты неповинны: они не переносят вибрионов. А у клещей другое, не менее убедительное алиби: ни в одном из них мы не находили смертоносных вирусов. Так же «чисты» и другие кровососущие насекомые; мы проверили всех.
Кажется, снова забрели в тупик. Правда, мы уже можем дать какие-то рекомендации: посоветовать местным жителям строго соблюдать чистоту при уходе за овцами, не охотиться в опасное весеннее время на архаров… Но ведь это будет простой отпиской. Кто здесь, в глуши, станет всерьез выполнять наши советы и рекомендации?
И к тому же ведь это полумеры. Коли быть честным – разве можем мы считать свою работу законченной, пока самый важный переносчик и распространитель болезни остается необнаруженным?
А прячется он где-то совсем рядом. Ведь не по воздуху же передается болезнь от грызунов к овцам.
Прошло пять дней в напрасных поисках и невеселых размышлениях. И вдруг мы натолкнулись на открытие…
В то утро, готовясь, как обычно, отправиться на охоту за грызунами и насекомыми, я удивился, зачем Мария, кроме обычных мешочков и морилок, берет с собой и еще какую-то плоскую стеклянную банку, похожую на аквариум.
– Банка-то на что? – спросил я. – Или ты решила и рыбешек в речке проверить?
– Нет. Это для муравьев, – ответила она.
«Этого еще не хватало, – с досадой подумал я. – То Женька увлекался, теперь она».
– Но ведь мы их проверяли…
– Я не для опытов, а… просто так.
– Да их же полно, целый муравейник в банках, самых разных сортов, – сказал подошедший к нам Николай Павлович. – Я же всех сохранил.
– Не всех, – не глядя на него, ответила Мария.
– Как не всех? – возмутился Николай Павлович.
– В одной банке все муравьи сдохли.
– Это те, сумасшедшие? Но я же не виноват, что они ничего не ели! Я им и меду давал и сахарного песку. А они словно в самом деле рехнулись.
Я слушал их пререкания, и у меня голова кругом пошла. Сумасшедшие муравьи? Или мы? Кто из нас рехнулся?
Хотя ведь это Женя назвал сумасшедшими тех муравьев, которые почему-то забрасывали свои муравьиные дела и часами висели на травинках…
«Если бы я увлекался антропоморфизмом и искал подходящее сравнение, то сказал бы, что они похожи на людей, уходящих в монастырь и отвергающих все помыслы и заботы нашего бренного мира» – вспомнилась мне запись из его блокнота. И сразу стало немножко стыдно. Я ведь совсем забыл о его увлечении и не подумал, что Марии эти муравьи теперь могут быть тоже дороги.
– Ладно, – сказал я, – что вы препираетесь? Конечно, надо пополнить коллекцию…
«Хотя зачем? – тут же мелькнула у меня здравая мысль. – Ведь если эти сумасшедшие муравьи отказываются от еды, то опять скоро погибнут. Черт с ними, во всяком случае это произойдет уже после нашего отъезда отсюда. Да и Мария к тому времени немного отойдет».
– Только чего ты будешь таскать все это на себе? – сказал я. – Возьми лошадь, навьючь на нее банки. Не все равно, где ей пастись – возле лагеря или там, где ты станешь образцы собирать.
Мария молча кивнула. Я помог ей навьючить лошадь, подсадил в седло.
Маша все делала с таким отсутствующим видом, что мне стало не по себе. Нельзя ее отпускать одну. Еще свалится в реку. Или будет реветь весь день, собирая этих злосчастных муравьев. Надо поехать с ней.
Она начала возражать, но было видно, что ей и самой не хочется оставаться одной. Я тоже быстро оседлал своего гнедого Росинанта, и мы поехали вместе.
Я предполагал, что Мария станет ловить «сумасшедших» муравьев, а я где-нибудь неподалеку займусь настоящим делом. Но мы увидели такие необыч–ные и любопытные вещи, что я тоже увлекся и забыл о делах.
Довольно быстро мы нашли первого «свихнувшегося» муравья. Тысячи его собратьев деловито сновали вокруг, волоча к муравейнику кто обломок сухой веточки, кто убитую личинку, весящую в несколько десятков раз больше своего носильщика. А этот зачем-то взобрался на самую верхушку пожелтевшей от зноя травинки и сидел там, отрешенный от всего земного, не подавая никаких признаков жизни.
Муравей даже усиками не шевелил, и я уж подумал, не мертвый ли он. Стряхнул его на землю… Муравей упал на спину, замахал всеми шестью ножками, пытаясь подняться, и опять упрямо полез на ближайшую травинку.
Я начал ходить по лужайке, где, позвякивая уздечками, паслись наши лошади, и за каких-нибудь полчаса насчитал восемнадцать таких «сумасшедших» муравьев. Все они словно спали, крепко вцепившись в самые кончики торчащих повыше травинок и не желая заниматься никаким делом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14