Элизабет поправила выбившийся локон и медленно, нехотя отступила.
— Вы такая красивая, — тихо сказал Бен.
— Как мокрая курица, — сморщила она носик.
— Под дождем вы еще прекраснее, — прошептал Бен и осторожно прикоснулся к непокорному локону.
— Просто туман застилает вам глаза, — улыбнулась Элизабет. — Моя золовка куда красивее.
— Дело вкуса, — парировал он.
— Вот уж не думала, что вы мастер делать комплименты, — заметила она, и акцент в ее речи сразу стал заметнее.
— О нет! — сказал Бен. — По части комплиментов я вовсе не мастак.
— Неужели? А мне ваш комплимент очень понравился, — блеснула она глазами.
Бен вдруг почувствовал себя мальчишкой, школьником, который переживает первую в жизни влюбленность. Что с ним? Откуда в нем эти чувства — да еще к женщине, которой он до сих пор не может до конца поверить?
Он не думал, что Элизабет могла приложить руку к тем «несчастным случаям», но его главной целью было обезопасить Сару Энн от нового такого «случая» на все сто процентов. А еще лучше — на двести.
Его улыбка погасла, а следом за ней — и улыбка Элизабет. Легкая морщинка появилась у нее над бровями. Бен ничего не сказал и молча повел лошадей к ближайшему дереву.
— А дети здесь раньше жили? — с любопытством спросила Сара Энн, с трудом удерживаясь на месте.
— Думаю, что жили. Много детей, — ответила Элизабет и взяла в руку корзинку с едой. Вторую руку она протянула Саре Энн, Бен взял девочку за другую.
Он представил себе, как они трое выглядят сейчас со стороны. Семья на отдыхе. Семья… Неожиданной болью отозвалась в его груди эта мысль. А ведь ему уже тридцать пять, и у него никогда не было своей семьи. Да он никогда и не думал о ней, даже после войны. Ему доставляло удовольствие жить так, как он жил — свободно, независимо. И только сейчас, впервые в жизни, он понял, как много потерял. И как много потеряла Сара Энн, лишившись матери.
Бену было нестерпимо думать о том, что Сара Энн будет лишена чего-то. Особенно — материнской любви. А девочке необходима мать — это видно хотя бы по тому, как она привязалась к Элизабет.
Но встретится ли в жизни Бена такая женщина, которой он сможет поверить — безоговорочно, до конца? И будет ли он нужен такой женщине?
Клэр. Его возлюбленная, которая сбежала с другим, когда узнала о том, что Бен может остаться калекой на всю жизнь. Клэр, которая клялась Бену в вечной любви, когда он уезжал на войну — молодой, красивый, в ладно сидящем на нем капитанском мундире. И каким бледным, растерянным было ее лицо, когда она увидела его в госпитале — раненого, лежащего в лихорадке, со слипшимися от пота волосами, с искусанными в кровь от нестерпимой боли губами… Нет, оставила она его не сразу. Прощальное письмо он получил от нее какое-то время спустя.
Ногу он сумел сохранить — отказавшись от ампутации, пройдя сквозь адскую боль и страдание. Из госпиталя Бен вышел хромым калекой, но не это было главным. Искалеченной оказалась его душа, в которой не сохранилось способности верить в женскую любовь и искренность. Первым лучиком пробуждения стала для него Мери Мэй. Но и она вскоре покинула Бена — и этот бренный мир.
А теперь — Элизабет. Но ведь она не скрывает своей заинтересованности в будущем Калхолма. Так неужели он будет настолько глуп, что позволит женщине еще раз обвести себя вокруг пальца? И что же он будет за отец, если заставит Сару Энн пережить новую потерю и новое разочарование?
Они подошли к остаткам замковой стены, и Элизабет отпустила руку Сары Энн, чтобы пройти вперед — указать проход между массивными каменными глыбами.
— Когда-то здесь были ворота, а это была внешняя стена замка, — пояснила она. — Тут до сих пор можно найти пушечные ядра, которыми обстреливали замок.
Сара Энн изумленно рассматривала руины. Бен понимал ее. Он и сам, будучи мальчишкой, обожал всевозможные развалины, особенно такие, где можно было увидеть следы давних сражений.
Сара Энн двинулась вперед, и Бен последовал за нею. Но Элизабет удержала их.
— Осторожнее. Здесь много старых колодцев и подвалов, — сказала она, указывая на выемки в земле.
Сара Энн потащила Бена вперед. Элизабет шла рядом. Совсем рядом. Он чувствовал аромат ее духов, запах волос, и ему вновь безумно захотелось обнять эту женщину. Он сделал над собой усилие и перевел взгляд на Сару Энн.
Нога Бена понемногу давала о себе знать — как всегда при долгой ходьбе или резкой перемене погоды. Сара Энн ринулась вперед, выдернув свою руку из ладони Бена. Когда он нагнал девочку, нога совершенно отказалась служить и Бен начал заваливаться на бок. Он судорожно взмахнул рукой и вцепился ею в Элизабет.
Она не удержала равновесия и вместе с Беном упала на землю. Он оказался внизу, а Элизабет с удивленным возгласом припечатала его сверху.
«О боже, нет! Только не это! — промелькнуло в голове Бена. — Сколько же можно падать на спину перед Элизабет? То в карете, то в холле, теперь вот здесь…»
— Проклятие! Это уже становится дурной привычкой, — пробормотал он.
Элизабет звонко прищелкнула языком и рассмеялась.
Ее лицо было совсем рядом. Она заглянула Бену в глаза и попыталась встать. Лучше бы она не пыталась. Бен застонал.
— Вы ранены? — замерла она.
— Ранена моя гордость, — ответил он.
— Ну, это не смертельно, — заметила Элизабет. — Вы, мужчины, слишком носитесь со своей гордостью.
— Звучит весьма цинично.
— Неужели? — наивным тоном спросила Элизабет и осторожно стала сползать с груди Бена.
— А что, женщины свободны от этого порока?
— От гордости? — Она уселась и элегантным движением поправила съехавшую на лицо шляпку.
— Да, — протянул Бен.
— О, слышу родной акцент. Вам следовало бы поучиться говорить по-шотландски.
— А вам следовало бы ответить на мой вопрос, — ехидно заметил он.
— А если мне не хочется? — лукаво улыбнулась Элизабет.
И тут Бен поймал на себе пристальный, ревнивый взгляд Сары Энн.
— Зачем вы занимаетесь этим? — спросила она.
— Чем? — в один голос воскликнули Бен и Элизабет.
— Лежите здесь.
Бен обменялся быстрым взглядом с Элизабет и тут же пожалел об этом. Веселье мгновенно уступило в нем место гневу — жаркому, неистовому. Элизабет первой опустила глаза. Затем легко поднялась на ноги и протянула Бену руку.
Он замешкался. Встать он смог бы и сам, но знал, что сделает это тяжело и неуклюже. Но если он примет ее помощь, то, чего доброго, утянет ее за собой, и они снова шлепнутся на землю.
— Я сильная, — сказала она, словно угадав его мысли. — И устою на ногах — если только меня не толкнут неожиданно.
Тогда он взял ее руку и поднялся.
— Я проголодалась, — неожиданно заявила Сара Энн.
Тут пришло время Бену и Элизабет вспомнить про корзинку. Она лежала здесь же, неподалеку, и все ее содержимое разлетелось в стороны, образовав на камнях живописный натюрморт. Да, конечно, Элизабет выронила ее, когда падала на Бена.
Они бросились спасать то, что можно еще было спасти. Фляжка с чаем уцелела, банка с джемом тоже. Хлеб и лепешки почти не пострадали. Безнадежно погибли лишь мясные пирожки.
— Сейчас все устроим, — сказала Элизабет и быстро направилась к развалинам церкви.
Бен, прихрамывая, пошел следом. Его гордость и в самом деле была задета. В последние пять лет он почти не обращал внимания на свою ногу, да она почти и не беспокоила его. Возможно, все дело было в том, что Бен почти не слезал с седла и очень мало ходил пешком. Однако последние недели заставили его всерьез вспомнить о своей ране. И теперь он уже не вправе забывать о ней — ведь от этого в определенной степени зависит и безопасность Сары Энн. А тут еще Элизабет узнала о том, что он калека…
«Калека…» Именно так назвала его Клэр в том последнем письме.
«Прости, но я не могу выйти замуж за калеку». Он ненавидел это слово и сражался с ним, как только мог. Может быть, он и шерифом-то стал прежде всего для того, чтобы доказать себе, что он — не калека. Кроме того, эта работа вернула ему чувство собственного достоинства и позволила заняться поисками самого себя. Что ж, месяц тому назад эти поиски, кажется, завершились.
— Бен? — Голос Элизабет прозвучал мягко, участливо.
Они подошли к входу в церковь. Сейчас это был просто зияющий проем в стене — ни ступеней, ни дверей… Бен вошел внутрь. От крыши сохранилось совсем немного. В дальнем конце разрушенного храма возвышался алтарь, выложенный из камня. Это было единственное свидетельство того, что некогда здесь происходили церковные службы.
А от настенной росписи не осталось ничего — ветер, дождь и время сделали свое дело.
Каменные плиты пола потрескались, искрошились, поэтому Бен шел медленно, внимательно глядя под ноги. Они достигли середины зала, когда солнечный луч вдруг прорвался сквозь тучи и упал внутрь, прямо на алтарь.
— Солнце здесь всегда падает на то место, где должна стоять Чаша, — пояснила Элизабет. — Можно подумать, что архитектор, строивший храм, предусмотрел все — даже дыры в потолке.
Голос ее звучал тихо, благоговейно.
— А вы никогда не пытались узнать о тех семьях, которые жили здесь?
— Пыталась, — ответила Элизабет. — Я спрашивала Джейми, и он рассказал мне то немногое, что знал сам о них. Очень печальная история. Здесь редко выживали мальчики, наследники рода. Это все легенды, конечно, и они никак не связаны с этим храмом. И с бессмертной любовью, — с улыбкой добавила она.
Элизабет резко отвернулась, прошла к двум большим камням, лежавшим на полу, села на один из них и жестом пригласила Сару Энн присесть на соседний. Бен устроился прямо на полу — вытянув больную ногу. А Элизабет тем временем приготовила все, что уцелело из еды. Бен, казалось, душу бы сейчас заложил за большую чашку крепкого американского кофе, но и английский чай оказался неплох — горячий, вкусный, он быстро согрел отставного шерифа.
Недавняя вспышка ревности, очевидно, улетучилась из сердца Сары Энн без следа. Во всяком случае, она как ни в чем не бывало принялась бомбардировать Элизабет вопросами о замке и тех людях, что когда-то жили в нем.
«А кто разрушил крышу церкви? А почему здесь была битва? А зачем люди убивают друг друга?..»
На последний вопрос Бен не смог бы ответить, хотя и задавал его себе не раз, хотя и сам прошел войну. Он прислушался к тому, как сражается Элизабет с вопросами Сары Энн. Напрасный труд! Каждый ответ неизбежно влечет за собой вереницу новых вопросов.
— Сложно понять, почему люди убивают друг друга, — задумчиво сказала Элизабет. — Я и сама этого до конца не понимаю. Может быть, люди порой так начинают верить во что-то, ради чего готовы сражаться до смерти. Или, скажем, когда они хотят защитить кого-то или что-то, что они очень любят…
— Вроде Калхолма? — тихо спросила Сара Энн. Элизабет запнулась и изумленно посмотрела на нее.
— Д-да, — наконец ответила она. — Вроде Калхолма. Или вроде Сары Энн.
— А человек, который убил мою маму, — он тоже кого-то защищал? — спросила Сара Энн.
Элизабет беспомощно взглянула на Бена. Она и не подозревала, что девочка умеет так слушать. И так понимать.
Бен протянул руку и прижал Сару Энн к себе.
— Иногда, Ягодка, люди бывают и просто жадными. И тогда они убивают только для того, чтобы завладеть тем, что им хочется иметь.
Сара Энн прижалась тесней, и у Бена защемило сердце от того, какая же она маленькая и хрупкая.
— Я никогда и никому не позволю обидеть тебя, — сказал он. — Обещаю.
Бен уже жалел об этой поездке к развалинам замка. Почему-то это грустное место напомнило девочке о пережитых страданиях.
Он повернул голову к Элизабет, но не смог прочитать в ее глазах ничего. Совсем ничего. Они словно укрылись от него за невидимой шелковой вуалью.
Элизабет посмотрела на алтарь. Затем встала и пошла к нему.
А Сара Энн тем временем успокоилась. Она обняла Бена, испачкав ему лицо джемом. Он мысленно поблагодарил бога за ту пластичность характера, которую он даровал детям. Затем поднялся с пола и пошел к Элизабет. Она стояла, прижав к груди сжатую в кулак руку. Бен прикоснулся к ее плечу, но она отпрянула в сторону.
— Элизабет?
— Мне страшно, — тихо призналась она. — Может случиться что-то ужасное.
Ее била нервная дрожь. Бен вновь притронулся к ней, но она вновь отстранилась.
— Пожалуй, пора возвращаться, — сказала она наконец, так и не посмотрев на Бена. — Мне нужно еще поработать с Шэдоу.
Почему она оттолкнула его? Наглухо захлопнула приоткрывшуюся было дверцу? Да и была ли она, эта дверца?!
Может быть, она почувствовала его подозрительность? А почувствовав, истолковала ее как предостережение об опасности?
Элизабет вернулась к тому месту, где они только что сидели, и быстро собрала в корзинку остатки еды.
Казалось, ничего особенного не произошло. Отчего же сердце Бена сжалось, словно от большой, невосполнимой потери?
13.
Хью Гамильтон стоял у окна второго этажа, наблюдая за Беном Мастерсом, Элизабет и Сарой Энн, выезжающими из Калхолма. Хью мучился с похмелья, отчего увиденная картина показалась ему еще более мерзкой.
Недавний визит к адвокату в Эдинбурге тоже оказался безрадостным. Джон Алистер пользовался большим влиянием и сумел согласовать свое решение с адвокатом Хью. А это значило, что Сара Энн Гамильтон Мастерс вскоре будет объявлена законной наследницей Калхолма.
Сердце Хью упало. За последние два года он настолько свыкся со своей новой ролью, настолько поверил в то, что станет полноправным хозяином поместья, что, помимо всего прочего, умудрился уже наделать кучу долгов под свое будущее наследство. Заплатить по ним у него не было ни малейшей возможности. Таким образом, все усилия, предпринятые им для восстановления своей репутации и доброго имени, шли прахом.
А проще говоря, у него не было ни денег, чтобы вступить в борьбу с Беном Мастерсом, ни адвоката, который взялся бы за это дело без предварительной оплаты.
Жизнь Хью не задалась с самого начала. Он рос в семье единственным сыном, но сама семья располагала всего лишь титулом, а не деньгами. Отец Хью покончил с собой, когда потерял последние сбережения, которые неудачно вложил в дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46