— Разве нельзя предоставить нам другое помещение?
Викарий поправил свой жесткий воротничок и смущенно отвел взгляд. Дом, принадлежащий церкви, был до сих пор не занят.
— Видишь ли, Керри, если бы вы мне раньше сказали, что так нуждаетесь в отдельном жилье, я бы не согласился на вселение в восьмой дом беженки. Но теперь, когда мисс Радцынская может приехать со дня на день, я…
В следующий миг произошло нечто немыслимое: без всякого предварительного стука дверь кабинета распахнулась и в него ворвалась Хетти, в своей неизменной цветастой пелерине и шляпке, нахлобученной на макушку. Потрясая метелкой для уборки пыли, она завопила:
— Войне конец! Проклятые япошки капитулировали! Мы больше ни с кем не воюем!
— Слава Богу! — воскликнул Боб Джайлс, вскакивая со стула. — Где Дэниел? Он поможет мне звонить в колокола?
— У него разболелась спина, — замялась Хетти, не желая признаться, что муж страдает похмельем. — Он даже не пошел сегодня на работу. Но вам он обязательно поможет. Он уже в церкви.
— Официальное заявление сделано? — спросила Керри, когда они с Хетти выскочили из кабинета вслед за викарием. — Премьер-министр выступил с речью по радио?
— Заявление по радио пока прозвучало не из уст министра, — ответила Хетти. — Он сделает его позже. Но главное не в этом, Керри. Диктор объявил, что война закончилась!
Едва лишь они очутились на площади, как все сомнения Керри исчезли. Она увидела, как бежит по дорожке своего садика Гарриетта Годфри, смеясь и плача от радости; как весело отплясывают, взявшись за руки, Кейт, Мэтью и Лука; как разбрасывает, словно конфетти, листы газеты Чарли, стоя на крыльце своего дома; размахивает британским флагом Эмили Хеллиуэлл, высунувшись из окна спальни; ковыляет на своих распухших ногах по садовой дорожке Нелли Миллер, радостно крича: «Теперь и мой Гарольд вернется домой, как все другие парни!» Мейвис изо всех сил давила на клаксон мотоцикла Теда. А из окна второго этажа дома Дженнингсов свесился голый по пояс лохматый Джек и наблюдал все это безумие, улыбаясь во весь рот.
— Значит, это действительно случилось! — промолвила Керри, озираясь по сторонам.
Хетти умчалась к дому номер восемнадцать, надеясь вытащить оттуда Лию и вместе с ней поплясать.
— Значит, больше никто не будет никого убивать? И не придется со страхом ждать похоронок? И не будет врагов, которых нужно уничтожать? — тихо произнесла Керри.
Ей некому было ответить, да она и не нуждалась в ответах, потому что знала их сама. Охваченная радостью, Керри закинула голову и подставила лицо солнечным лучам. Ее переполняла огромная гордость за свою страну. Британия победила! Сначала она разделалась с Германией, а потом, с помощью Америки, покончила с Японией. Над площадью поплыл ликующий перезвон колоколов церкви Святого Марка. Керри на радостях скинула туфлю и запустила ее высоко в воздух.
На пороге дома номер десять застыла в нерешительности Дорис Шарки. Вид у нее был такой, словно бы она не понимает, что происходит.
— Мир! — крикнула ей на бегу Гарриетта Годфри, спешащая к Чарли, чтобы разделить с ним этот счастливый момент. — Японцы сдались, мы наконец-то заживем спокойно, это после стольких-то лет! Прекрасная новость, Дорис, правда?
Миссис Шарки ничего не ответила, затравленно огляделась по сторонам, шмыгнула в дом, словно испуганная крольчиха, и захлопнула за собой дверь.
— Ну и из-за чего весь этот кавардак? — спросил у нее Уилфред. — Американцы сбросили на японцев еще одну атомную бомбу? Или умер папа римский? А может быть, безумная мисс Хеллиуэлл вступила в контакт с духом Гитлера?
Дорис нервно потерла ладони, сожалея, что дочери нет дома. Все пляшут, Боб Джайлс звонит в колокола, а она вынуждена одна терпеть этот бесконечный домашний ужас.
— Война закончилась, милый, — дрожащим голосом произнесла она. — Японцы сдались, воцарился мир!
Супруг стоял у камина с двумя самодельными плакатами, висевшими у него на груди и на спине, он обжег ее ненавидящим взглядом и затрясся от злости.
— Поэтому, дорогой, — еще сильнее волнуясь, промолвила Дорис, — нужда в демонстрации отпала. Люди могут тебя не понять, ведь война-то окончилась…
— Но все еще бушует битва невидимых сил! — взмахнув кулаком, громоподобно пророкотал Уилфред.
На его плакате красными большими буквами было написано: «Покайтесь, ибо близится конец света!»
— Имеющий уши да услышит! — завопил Шарки. — Пал великий Вавилон, и населили его дьяволы…
Он принялся расхаживать по коридору. Дорис закрыла руками лицо и взмолилась:
— Пожалуйста, не выходи на улицу с этими плакатами! Мистеру Джайлсу это не понравится, он может отстранить тебя от должности церковного старосты…
— Я пророк Иеговы, а твой мистер Джайлс — апостол дьявола! Английская церковь — не что иное, как плод греховного извращения!
Ощутив всю тщетность своих усилий и окончательно впав в отчаяние, Дорис разрыдалась. По щекам ее текли слезы. Уилфред не унимался с тех самых пор, как Дэниел и Боб Джайлс привели его из церкви домой. Образумить его не смог даже доктор Робертс, Уилфред постоянно бредил. А теперь он надумал в таком ужасном виде, выйти на площадь. Что же это будет? Мальчишки поднимут его на смех и закидают камнями, а нормальные люди станут обходить его стороной. Слезы лились неудержимо: она сама уже его боялась. Он обзывал ее мерзостной блудницей и прелюбодейкой. Мистер Джайлс и доктор Робертс сказали, что ему требуются покой и отдых и что он, возможно, вскоре вновь станет таким, как прежде. Дорис нашла в этом для себя мало утешительного.
— Пожалуйста, не выходи из дома, Уилфред! — снова взмолилась она, не представляя, как ей жить дальше, если муж ее опозорит. — Сейчас все радуются и веселятся, поэтому…
— Изыди, сатана! — пророкотал супруг, направляясь в коридор. — Ибо печешься ты не о божественном, а о мирском!
Он задел плакатом вешалку и, раздраженно передернув плечами, воскликнул:
— И святой огонь низвергся с небес на землю! И приблизился конец света!
Вне себя от отчаяния, Дорис закрыла глаза. Уилфред ничего не воспринимал, кроме картин, рождавшихся в его воспаленном мозгу. Он помешался на огне и блудницах. Доктор Робертс объяснил это шоком от известия об атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки. Он назвал поведение Уилфреда «временным нервным срывом», или посттравматическим психозом, обусловленным длительным перенапряжением. Но Дорис это не убедило. Уилфред всегда отличался странностями и частенько в качестве подтверждения своих мыслей цитировал Библию, которую знал наизусть. И если настойчивое упоминание священного огня еще могло объясняться ужасами бомбардировок и пожаров, то навязчивые идеи о блудницах никак нельзя было связать с трудностями военной поры.
— Проститутки! — закричал Уилфред, словно бы прочитав ее мысли. — Развратницы и греховодницы! — Он шагнул к порогу, готовый распахнуть дверь.
Снаружи доносились звуки пения «Да пребудет Англия вовеки!», гудки автомобильных клаксонов, отголоски возбужденных возгласов соседей — Гарриетты Годфри, Лии Зингер, Хетти Коллинз и Мейвис Ломакс. Представив себе реакцию Мейвис на бессвязные выкрики Уилфреда насчет проституток и блудниц, Дорис едва не упала в обморок. Она не могла допустить, чтобы ее супруг выставил себя посмешищем, его во что бы то ни стало следовало остановить! Как только муж распахнул дверь, Дорис прыгнула и вцепилась в щит с плакатом, что висел у него на спине. Передний щит придавил ему горло. Уилфред раскрыл от удушья рот и вытаращил глаза. В следующий миг на площади появилась их дочь, направляющаяся домой. Дорис захлопнула дверь и облегченно вздохнула: помощь была близка.
Пруденция промчалась мимо «Лебедя», даже не обернувшись на окрик его хозяйки, желавшей узнать, не объявят ли завтра выходной и не повалит ли народ на радостях в пивную. Пруденцию не волновало, станет ли следующий день праздничным, она думала только о том, что ее сумасшедший папаша вот-вот выйдет из дома и тогда мать умрет от стыда.
Завидев дочь, отец поправил на груди плакат и, набрав полную грудь воздуха, заорал:
— Почему ты не на работе?
О блудницах и огне он на время забыл.
— Меня отпустили сегодня пораньше. Папа, ты забыл надеть ботинок на правую ногу. Успокойся, отдохни!
— Ботинок? — Уилфред недоуменно посмотрел на ноги. Воспользовавшись его замешательством, Пруденция схватила его за плечи, развернула и затолкала подальше от греха, в гостиную. Не давая отцу опомниться, она сказала:
— Позволь мне снять эти плакаты. Сегодня вторник, а их можно носить только по выходным. — Это заявление окончательно сбило Уилфреда с толку, а хитрая Пруденция тем временем стала снимать с него щиты, приговаривая: — Всему свое время, папа, так сказано в Писании. А для желающих выйти на площадь с плакатами выделена суббота.
Щиты словно бы в подтверждение ее слов с грохотом упали на пол.
— Слава Богу, Пруденция, что ты вовремя подоспела! И как тебе удалось его успокоить? Я ничего не могла с ним поделать, он меня и слушать не желал…
Кто-то легонько постучал в дверь.
— И явился Всемогущий Господь в окружении молний и ангелов небесных! — завопил очнувшийся и снова вошедший в раж Уилфред.
Мать и дочь испуганно переглянулись. А вдруг это пришел кто-то из соседей, чтобы позвать их на гулянье по случаю победы? И что подумают люди, если Уилфред обрушит на них свои проклятия и угрозы? Стук в дверь повторился, на этот раз стучали настойчивее.
— Должно быть, это мистер Джайлс, а может быть, доктор Робертс, — дрожащим голосом предположила Дорис.
— Стучите — и вам откроется! — провозгласил Уилфред и шагнул к двери гостиной, чтобы выйти в коридор.
Но метнувшаяся наперерез, словно молния, дочь перехватила инициативу, заботливо промолвив:
— Позволь мне взглянуть, кто пришел, папа! Может быть, это не достойный тебя человек.
Уилфред застыл на месте, снова парализованный ловким маневром находчивой Пруденции. Ведь и в самом деле не всякий простой смертный достоин аудиенции пророка.
Лелея в сердце надежду, что за дверью действительно викарий или врач, девушка слегка приоткрыла ее и обомлела. На крыльце стоял улыбающийся Малком Льюис в белой рубахе с распахнутым воротом. Он беззаботно спросил:
— Ты пойдешь на гулянье? Джек Робсон предлагает отправиться в город. Говорят, сегодня король и королева должны выйти на балкон Букингемского дворца…
— Не мечите бисер перед свиньями, ибо они растопчут его! — донесся из гостиной голос Уилфреда.
Малком растерянно захлопал глазами, а Пруденция, вздрогнув, потупилась. Молодой человек опомнился первым.
— Говорят, на Пиккадилли и Трафальгарской площади будут петь и танцевать всю ночь напролет.
Идею пригласить на гулянье Пруденцию подала ему Мейвис. Сидя верхом на мотоцикле своего отсутствующего пока мужа и покачивая оголенной до бедра ногой, она сказала:
— Бедняжка из-за своего старого дурака папаши видит так мало хорошего, что ей не помешает немного развлечься. Ты лидер бойскаутов, и Шарки не посмеет послать тебя ко всем чертям, как он непременно поступил бы со мной или с Керри. А я тем временем сгоняю к Эмили и спрошу, не желает ли она совершить кругосветное путешествие на моем мотоцикле.
Если бы Мейвис не напомнила ему о Пруденции, Малком не стал бы предлагать этой сопливой девчонке составить ему, уже взрослому парню, компанию. Впрочем, кое в чем Пруденция была ему симпатична. И чем ближе он подходил к дому девушки, тем теплее становилось у него на душе.
Мейвис с ревом промчалась мимо него на мотоцикле, с восьмидесятилетней Эмили Хеллиуэлл за спиной. Старушка обхватила ее за талию цепкими ручонками и словно бы вросла в заднее сиденье. Такое можно было увидеть только на площади Магнолий! Именно за подобные сцены Малком и любил этот квартал и его обитателей. Покачав головой, он взбежал на крыльцо дома Шарки и постучал кольцом по аккуратно выкрашенной двери, преисполненный уверенности, что обрадует девушку своим предложением.
— Нет! — резко ответила Пруденция. — Никуда я не пойду. Мне не хочется веселиться.
Малком изумленно уставился на нее.
— Как? Тебя не радует окончание войны? Все вокруг празднуют это событие. И все едут в центр города — Джек Робсон с женой, Мейвис, Керри, Кейт с мужем…
— Да исчезнут с земли грешники, и да не станет на ней места злоумышленникам! — изрек в гостиной Уилфред.
— Никуда я не пойду! — повторила Пруденция и захлопнула дверь перед носом ошалевшего лидера бойскаутов.
Он не сразу осознал случившееся, а затем пожал плечами. Какая муха ее укусила? И с кем разговаривает Уилфред Шарки? По-видимому, никто не собирался ему это разъяснять, так что Малком повернулся и пошел прочь по садовой дорожке. Если Пруденция не хочет принимать участие в общем веселье, хуже от этого ей одной. Но все же, подумал он, хорошо было бы провести с ней время, она славная девчонка!
Возле самой калитки до него донесся странный звук. Малком остановился и прислушался, нахмурив брови. В доме кто-то горько плакал. Это была, несомненно, девушка, и не старше шестнадцати — семнадцати лет.
Глава 11
Эллен Пирс взбила и заново разложила подушки на диване, убрала собачью корзину от плиты в угол кухни, взглянула на свое отражение в зеркале, висящем над камином, и снова поправила подушки. Всякий раз, когда ее навещал Карл, она страшно волновалась и начинала суетливо проверять, все ли в порядке в доме и сыты ли собаки. Вряд ли Гарриетта нервничала так же, когда встречалась с Чарли, но он все равно сделал ей предложение. А Карл почему-то не торопился с этим. Может быть, дело в его слишком утонченной натуре и в том, что он не умеет рубить сплеча, как бесхитростный Чарли Робсон? Или все это ей только кажется, и ей самой не хватает терпения и благоразумия в отличие от образованной и выдержанной Гарриетты? Почему ей не удается расслабиться и просто наслаждаться обществом Карла, отчего она каждый раз так взвинчена?
— Сидеть, шалун! — прикрикнула она на уэльского терьера, положившего лапы ей на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37