На светском вечере оно, быть может, и к месту, но абсолютно не подходит для сборища грубых мужиков. Так что, Чарити, набрось на плечи шаль или отправляйся обратно наверх!
– О, слушаюсь! – обиделась Чарити, но шаль на плечи накинула.
– Тысяча извинений, леди, разрешите представиться?
Хоуп резко повернулась к смуглому красивому мужчине, с восхищением смотревшему на Чарити пронизывающими бездонно-черными глазами. Орлиный нос делил его вытянутое лицо на две несколько несимметричные части, придавая ему этим какую-то мрачную привлекательность. На губах красавца играла улыбка, которую Хоуп не могла назвать иначе как высокомерной.
– Сэр? – холодно отозвалась она.
– Простите, если я покажусь вам бестактным. – Он слегка поклонился. – Чарльз Бонни, недавно прибыл в Сидней в качестве помощника губернатора капитана Уильяма Блая.
– Хоуп Блэксток.
Бонни еще раз поклонился, не сводя глаз с Чарити, и Хоуп почувствовала обиду. Она не считала себя неотразимо красивой и вовсе не стремилась привлечь его внимание – в нем было что-то немного отталкивающее, – но все же…
– А кто ваша очаровательная напарница? – продолжил беседу Бонни.
– Это моя сестра Чарити. – Элементарная вежливость требовала, чтобы Хоуп представила сестру, но она тут же поспешно добавила: – Ей всего восемнадцать.
– И поверьте моему слову: это чудесно! Без сомнения, чудесно!
Прежде чем Хоуп поняла, что происходит, Чарити придвинулась к стойке и протянула мужчине руку, при этом шаль соскользнула с ее плеч, открыв то, что скрывалось под нею. Взяв ее ручку, Бонни поднес ее к губам, и, нужно сказать, сделал это весьма галантно, несмотря на мешающий ему прилавок. Подхватив шаль, Хоуп быстрым движением снова накрыла обнажившуюся грудь Чарити, а Бонни, выпустив руку девушки, впервые за весь разговор взглянул прямо на Хоуп. В его черных холодных глазах промелькнула откровенная насмешка. Они ясно говорили: «Если я захочу, она будет моей, и ты не сможешь этому помешать».
В этот момент парадная дверь отворилась, и Хоуп с облегчением вздохнула, увидев вошедшего Котти. Как всегда, по привычке Котти прежде всего посмотрел туда, где стояла за стойкой Хоуп, и, заметив, что она слегка кивнула ему, быстро прошел через зал, не обращая внимания на сыпавшиеся со всех сторон приветствия. За последние несколько лет Котти нажил себе в Скалах немало врагов, завидовавших его успехам в бизнесе, однако большинство завсегдатаев «Короны» уважали и ценили его.
– Хоуп, дорогая, как дела? – спросил он, подойдя к бару.
При звуке его голоса Чарльз Бонни повернул голову и окинул Котти оценивающим взглядом.
– Не припомню, чтобы я имел удовольствие быть знакомым с вами, сэр, – спокойно обратился к нему Котти. – Я Котти Старк, владелец «Короны».
– Да, я впервые в вашем заведении. Чарльз Бонни, помощник губернатора Блая, – представился Бонни, чуть склонив голову.
– Понимаю. С тех пор как капитан Блай прибыл в Новый Южный Уэльс, я не был в губернаторском дворце.
– Губернатор был очень занят официальными делами, но вскоре собирается устроить грандиозный бал. Я прослежу, сэр, чтобы вам прислали приглашение, при условии… – он с хитрой улыбкой взглянул на Чарити, – при условии, что очаровательные мисс Блэксток прибудут вместе с вами.
– Это мне решать, – холодно ответил Котти, – я их опекун.
– О сэр, честное слово, вы счастливый человек! – искренне отозвался Бонни.
– Я тоже так думаю.
– Тогда я тем более надеюсь, что вы сочтете возможным принять приглашение. Всего наилучшего, леди.
Бонни слегка поклонился и пошел к выходу. Котти, нахмурившись, смотрел ему вслед, чувствуя какую-то неприязнь к этому человеку. Что именно ему не понравилось, Котти не мог четко сформулировать. Возможно, все дело в выражении надменности и превосходства, так как, похоже, Бонни был о себе очень высокого мнения.
– Котти, мы пойдем на бал к губернатору? – возбужденно затараторила Чарити.
– Посмотрим.
– Мне не нравится этот человек, – безапелляционно заявила Хоуп.
– Фу, ты просто завидуешь, потому что он обращал внимание только на меня!
– Не будь смешной, Чарити! – Хоуп строго взглянула на сестру. – С какой стати меня это должно волновать?
– Я иногда думаю, – Чарити ехидно улыбнулась, – что тебя вообще не интересует противоположный пол!
– Успокойтесь обе! – не выдержал Котти. – Не забывайте, что вы леди!
– Что ты в этом понимаешь, Котти Старк? – вскинула голову Чарити. – Знаешь, те леди, с которыми я тебя вижу, часто совсем не леди!
– А почему ты вообще оказалась здесь, Чарити? – в свою очередь, набросился на нее Котти. – Я же запретил тебе появляться в баре в часы его работы.
– Я уже достаточно взрослая и могу сама решать, что мне делать! – огрызнулась Чарити.
– А я говорю: не можешь. Пока что я еще твой опекун.
– Котти… – тут же сменив тон, замурлыкала Чарити, – я же не могу все время сидеть одна наверху. Что плохого, если я побуду здесь вместе с Хоуп и дежурным барменом?
– Все-таки тебе лучше не приходить сюда. – Котти быстро взглянул на Хоуп: – Ты знаешь мое мнение на сей счет, Хоуп.
– Ты же ее опекун, а не я! – ядовито напомнила ему Хоуп. – До моего мнения ей нет никакого дела. Кстати, не забывай, что мне ты больше не опекун: два месяца назад я уже стала совершеннолетней, и теперь ты не вправе указывать мне, что делать.
– Но коль скоро вы обе живете под моей крышей, неплохо бы считаться с моими желаниями, – проворчал он, повернулся и зашагал к своему кабинету, скрывая кипевшее внутри возмущение.
Ну кто поймет этих женщин? Особенно этих двух упрямых девчонок! Попадая в подобные ситуации, Котти проклинал тот день, когда ему в голову пришла мысль стать их опекуном.
Теперь Котти был совсем не тем неопытным юнцом, который когда-то поддался чарам Пруденс Уилкс. С тех пор он познал многих женщин. По правде говоря, он приобрел репутацию бабника, и нельзя сказать, что для этого не было оснований. Отношения с Пруденс, продолжавшиеся более двух лет, пока ее мужа не отозвали обратно в Англию, пробудили в Котти чувственность, о существовании которой в себе он и не подозревал.
Тем не менее обвинение Чарити привело его в негодование. Хотя он действительно время от времени флиртовал с некоторыми хорошенькими женщинами из района Скал, он ни одну из них не сделал своей постоянной любовницей, как поступали многие гарнизонные офицеры. Как правило, его личная жизнь состояла из отдельных встреч с вечно неудовлетворенными женами правительственных чиновников, живших на холмах над Сиднейской гаванью. Котти быстро понял, что многие мужчины, по-видимому, предпочитают в качестве партнерш падших женщин, которых в районе Скал было предостаточно, и часто пренебрегают при этом собственными супругами. Их женам оставалось только благодарить того мужчину, который пожелал уделить им время и поразвлечься с ними и к тому же обращался с ними по крайней мере с уважением. Несколько раз он едва избежал опасности, но до сих пор все его любовные похождения удавалось уберечь от чужих глаз. К тому же Котти отлично понимал, что у большинства мужей не было никакого желания признаваться в том, что им наставили рога. В колонии находилось относительно немного незамужних женщин (если, конечно, не считать проституток, наводнявших улицы в Скалах). Но Котти старательно избегал одиноких женщин с хорошими манерами. Они стремились к замужеству, а у него абсолютно не было желания попадаться в эту ловушку. Супружеская жизнь его родителей вспоминалась ему с ужасом, и Котти совершенно не стремился к браку.
В кабинете Котти уселся за конторку, и мысли его снова устремились к Чарльзу Бонни, с которым он только что познакомился в баре. Бонни в какой-то мере олицетворял собой волну перемен, прокатившуюся по Сиднею в последние семь лет. С 1800 года население Сиднея все возрастало и возрастало и теперь достигало почти двух тысяч человек. Кроме по-прежнему доставляемых сюда осужденных, прибывали и свободные поселенцы, толпами повалившие в колонию, прослышав про приличные условия здешней жизни. Недостатка в пище теперь не было: обнаружилось, что в таких областях, как, например, Парраматта, почвы плодородны и дают богатые урожаи. Хотя котиков в последнее время поубавилось, добыча этих животных все еще процветала, так же как и китобойный промысел, поэтому гавань всегда была наполнена судами – порт переживал период расцвета. А это, в свою очередь, означало, что Котти тоже преуспевал, так как обе его таверны и питейные лавочки неизменно приносили доход. Но одновременно возникал и ряд других проблем, особенно в районе Скал.
Официально продавать спиртные напитки осужденным было запрещено, но с годами выяснилось, что с помощью рома можно заставить арестантов работать усерднее. Сообразительные хозяева быстро учли это и стали в конце рабочего дня раздавать осужденным ром, а соответствующую сумму – часто вдвое больше той, что заплатил за спиртное хозяин, – вычитать из их и так нищенской зарплаты. Теперь многим осужденным разрешалось в свободное время наниматься к другому хозяину и таким образом получать достаточное количество рома, чтобы до утра чувствовать себя счастливыми. По ночам вдоль побережья пылали костры, у которых собирались осужденные, чтобы выпить и покутить, так как теперь их не пускали в более приличные районы города. Иногда они вместе с пьяными матросами и прочими головорезами устраивали пьяные дебоши, и Скалы прославились как район, где процветают насилие и разбой. Короче говоря, законов там не существовало, и даже Котти, которого в Скалах все знали и боялись, раздобыл себе разрешение на оружие и старался всегда держать пистолет наготове.
В торговле же спиртным никаких изменений не произошло. Почти все офицеры гарнизона занимались в той или иной форме торговлей алкоголем. Несмотря на то что правительство жаловало военным земли и многие офицеры стали владельцами ферм, они считали доход от ферм недостаточным, чтобы поддерживать тот стиль жизни, который, по их мнению, они заслуживали. Дополнительные средства добывались за счет операций со спиртным. Ироническое прозвище Ромовый корпус, которым много лет назад наградили военных, и теперь подходило им как нельзя лучше.
Джон Макартур с триумфом вернулся в Новый Южный Уэльс. В Лондоне военный суд оправдал его, а губернатору Кингу сделали строгий выговор за то, что он не решил дело самостоятельно. Помимо того что Макартур добился оправдания, он, удачно выбрав момент, когда Наполеон запретил поставки шерсти в Англию с континента, сумел убедить Тайный совет по торговле и колонизации разрешить ему поставлять со своей фермы овечью шерсть для недавно изобретенных прядильных машин. В 1804 году Макартур вернулся в Новый Южный Уэльс с посланием от министра колоний губернатору Кингу, в котором губернатору предписывалось бесплатно выделить Макартуру в вечное пользование пять тысяч акров земли, предназначавшейся для разведения породистых овец и увеличения поголовья стада.
Еще одна существенная перемена этого времени состояла в том, что губернатора Кинга сменил на посту бывший капитан военно-морского флота Уильям Блай, к которому Котти, как и многие другие видные колонисты, относился с сильным предубеждением. Дурная слава капитана Блая была известна во всем цивилизованном мире. Даже среди капитанов военного флота, знаменитых своими жестокостями, Блай слыл самым отъявленным злодеем. Он также отличался властностью, высокомерием и изощренностью в брани и оскорблениях. Все знали об инциденте на борту судна «Баунти», и многие считали именно Блая ответственным за постыдный мятеж, в результате которого его и еще восемнадцать человек оставили посреди океана в маленькой открытой лодке без карты и с минимальным запасом провизии. Но Блай оказался живуч. Преодолев невероятные опасности и трудности, через сорок один день, пройдя расстояние примерно в три тысячи шестьсот миль, он привел свое суденышко к голландскому острову Тимор. По возвращении в Англию с него не только были сняты все обвинения по поводу мятежа, но он, наоборот, был повышен в чине. А позже, получив звание капитана первого ранга, Блай занял пост губернатора Нового Южного Уэльса.
Многое изменилось за эти годы, но неизменным осталось одно – вражда между губернатором колонии и Макартуром. Котти считал, что между такими людьми, как Блай и Макартур, если принять во внимание их характеры, конфликт должен был возникнуть неизбежно. За время своего короткого изгнания в Англию Макартур нисколько не утратил высокомерия. Наоборот, по слухам, стал еще более властным и надменным, чем прежде. Но и командирские замашки Блая остались при нем.
Со временем разногласия между двумя группировками стали гораздо ожесточеннее, чем при губернаторе Кинге, а совсем недавно противостояние достигло своей наивысшей точки. Эта история стала предметом обсуждения всего Сиднея. Наводнение на реке Хоксбери стоило колонии большей части запасов зерна и мяса. На оставшееся продовольствие цены резко подскочили, и впервые Макартур попал в немилость у колонистов, так как их больше заботило собственное пропитание, а не поставки шерсти. Макартур со свойственным ему отсутствием такта явился к губернатору Блаю с планом увеличения поголовья своего стада и потребовал расширения пастбищных земель. Реакцию губернатора предугадать нетрудно – он пришел в неописуемую ярость. Котти улыбнулся, вспоминая ответ губернатора, который стал всеобщим достоянием и передавался из уст в уста по всей колонии: «Какое мне, черт побери, дело до ваших проклятых овец, сэр? Какое мне дело, сэр, до вашего паршивого скота? Нет, сэр, я наслышан о ваших делах. У вас, сэр, пять тысяч акров земли в лучшей части страны, но, ей-богу, вам их не сохранить, уж я об этом позабочусь!»
Размышляя о вражде между этими двумя людьми, Котти усмехнулся, хотя все это могло повернуться вовсе не смешной стороной и ссора грозила превратиться в жестокий, опасный для всех конфликт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37