— Она сделала движение, чтобы встать, но он удержал ее. Нет, она не собирается с ним соглашаться, ни за что! — Я не могу делать вид, будто ничего меня не трогает, не делает мне больно. Я не такая ледышка, как ты!
— Тебе же труднее! — ровным голосом возразил он.
— Ну и что? Я же не жалуюсь! — На лице ее появилось выражение сердитого упрямства.
Неожиданно он улыбнулся.
— Верно. Позлись, позлись! Покажи, что ты умеешь бороться!
Констанс попыталась вырваться.
— Могу! И борюсь, кстати.
— Хорошо! Это нужно тебе в первую очередь. Мне-то, может быть, вполне достаточно, что ты здесь, со мной, у меня в постели, но мир не кончается этим домом, и тебе время вернуться в него.
Она помолчала.
— Я… я не уверена, что опять не опозорю тебя.
— Когда-то все равно надо начинать. У меня тут не лечебница для душевнобольных, и ты не моя рабыня. Тебе нужно встречаться с людьми, двигаться, ходить на рынок. За делами и от этих своих мыслей избавишься.
— Но, Лок! — почти взмолилась она. — А что, если я еще не готова?
— Ты можешь все, что захочешь, принцесса, как бы ты себя при этом ни называла. — Лок поцеловал ее, как бы подкрепляя свои слова. Она слабо выдохнула, когда он оторвался от ее губ:
— Ты умеешь убеждать, Лок Мак-Кин!
Он погладил ее по щекам, — неосознанный жест нежности.
— Можешь завтра же, и начать — с визита к мисс Филпот. Она о тебе спрашивала.
— Элспет! — Констанс с облегчением кивнула. — Да, это я могу.
— Если тебе нужна компания, миссис Брак может с тобой пойти. — Он имел в виду недавно нанятую прислугу — женщину средних лет.
Констанс сделала гримаску и встала.
— Ну, ее, эту миссис Брак. Она копается в моих вещах, да еще и не признается.
— Осторожнее, дорогая! — Лок встал во всей своей великолепной наготе и назидательно погрозил ей пальцем. — Только начни жаловаться, что прислуга за тобой подглядывает — люди сразу решат, что ты и впрямь сумасшедшая!
— Тебе хорошо шутить! — сердито отрезала она, отбросив его руку, уже прикоснувшуюся к ее подбородку. — Если ты считаешь, что кто-то должен следить за мной, мог бы найти кого-нибудь посимпатичнее — типа Мэгги.
— Ну, у Мэгги уже есть работа, а все свободное время занимает ее дружок, — резонно отметил Лок. Его позабавило возмущение Констанс, он притянул ее к себе и неторопливо развязал пояс ее халата. — Хочешь, я уволю эту миссис Брак?
Жар его рук заставил Констанс вздрогнуть. Ох, какой же он у нее мужчина! Она вздохнула:
— Да ладно, это неважно.
— Так пойдешь к Элспет?
— Да. — Она наклонилась к нему поближе, осторожно, кончиками пальцев прошлась по его телу, вдыхая запах его кожи, вновь заполняя все свои чувства им, им одним… — Как ты хочешь и что ты хочешь…
— Что я хочу — так это того, чтобы у тебя никогда больше не было дурных слов. — Его голос прозвучал как-то странно-торжественно: — А на сегодня я придумал кое-что, чтобы мы оба просто смогли заснуть…
«Когда твой муж всегда прав — это плохо или хорошо? Наверное, все-таки хорошо, так надежнее, во всяком случае», — решила Констанс, шагая на следующий день по аллее бостонского парка.
Вокруг бегали девчонки с короткими, торчащими косичками, ребятишки в коротких штанишках весело гоняли деревянные обручи. Солнце пробивалось через густую листву, в тени которой пешеходы находили спасение от летнего зноя. Младенцы в колясках, их няньки, оживленно обсуждавшие последние сплетни, влюбленные парочки, которые прогуливались под ручку, порой останавливаясь перед гудящими клубками пчел — картина была умиротворяюще-чарующая. Констанс не могла сдержать радостной улыбки. Лок прав: как это чудесно размять тело прогулкой, почувствовать солнечные лучи у себя на лице. И как хорошо — просто ощущать себя живой посреди этой кипящей жизни.
Не прошло и десяти минут, как она попрощалась с Элспет на углу парка. Они очень неплохо провели время вместе. Зашли к мистеру Эвансу, владельцу типографии на Вашингтон-стрит, — так как раз были готовы первые гранки гравюр к ее «Наброскам с Сандвичевых островов». Констанс быстро сочинила короткие подписи к ним. Как здорово было видеть, что книга уже приобретает зримые очертания! Она даже прикинула, что небольшая выручка от гонорара — это будет ее помощь Локу; вряд ли сумма существенно скажется на финансовом положении его компании, но все же… Элспет решила тут же отпраздновать ее успех авансом и устроила небольшое угощение в ресторане отеля «Тремонт»: немного шерри, несколько пирожных… Ее легкая болтовня по поводу последних событий в бостонском литературном мире — это было как раз то, что было нужно Констанс. Посмеяться, немного посплетничать — ничто так не поднимает настроение и уверенность в себе. У нее ни разу не было приступа дурноты, и она вновь искренне могла сказать своей подруге, что все в ее жизни изменилось к лучшему — и здоровье, и отношения с мужем.
Она убедила Элспет, что ее не нужно провожать, она сама найдет дорогу до дому, и вот теперь она гуляла по парку, почти бессознательно коллекционируя образы для своих будущих картин: округлая щека ребенка, лучи света, пробивающиеся через листву, фигура старца в высоком цилиндре… Внезапно она остановилась — перед ней возвышалась громадина Дома Латэмов.
Вот это да! Как же она сюда забрела? Не иначе, как какой-то подсознательный импульс… Почувствовав легкую слабость в ногах, она опустилась на краешек скамейки, у самого выхода из парка на Бикон-стрит. На секунду она представила себе, как пересекает улицу, ударяет в большой медный гонг у подъезда, входит в величественный вестибюль и… восстанавливает мир со своим дедушкой…
Да нет, он же ей никакой не дедушка, напомнила она сама себе, нервно перебирая бахрому своего ридикюля. Нет, если она действительно Лили Янг, а не дочь Джеймса Латэма. Так, во всяком случае, утверждает преподобный Тейт. А ведь она какое-то время считала себя членом его семьи. И теперь медальон с портретом Джеймса был при ней, правда, скрытый под корсажем ее платья. Лок настаивал, чтобы она перестала его носить, но она не в силах порвать эту ниточку. Алекс Латэм, конечно, грубиян и вообще… но ведь она уже почти полюбила старикана до того, как все это началось…
Но теперь ей нечего ему сказать, во всяком случае, такого, чтобы он понял. Впрочем, они оба виноваты; Алекс, конечно, немало над ней покуражился, ну да ладно, хотелось бы надеяться, что его здоровье не так плохо, как об этом поговаривали. Она вздохнула, и какой-то сладковато-знакомый запах защекотал ей ноздри. Нет, не может быть — в такой чудесный день!
— Опять витаешь в облаках, как обычно, Лили? — послышался мягко-вкрадчивый голос преподобного Тейта. — Это нехороший признак, дитя мое!
Констанс зажала ладонью рот, чтобы не закричать, и вжалась в спинку скамейки. Он был в своем обычном, белоснежном одеянии, в широкополой соломенной шляпе, с раскрытым зонтиком — его молочно-белая кожа не выносила солнца. Даже на открытом воздухе запах его туалетной воды буквально удушал — наследственный порок не только одарил его кожей альбиноса, но и начисто лишил обоняния.
Слава Богу, он не почувствует, что от меня пахнет шерри! — почему-то вдруг подумала она.
— Ну, дитя? — Дымчатые стекла очков скрывали выражение его глаз, но в тоне вопроса послышалось нетерпение. Констанс хорошо помнила, что за этим обычно следовало.
— Чем же ты хочешь порадовать своего дядюшку?
— Д-дядя Са-а-йрус… — Это было все, что она смогла выдавить из себя. Во рту сразу пересохло. В бессильном ужасе она увидела, что он садится рядом с ней и придвигается поближе — в какой-то интимно-заговорщической манере.
— Я давно ждал тебя, Лили. Жаль, что ты так долго собиралась.
— Я… что? — Она замотала головой, как немая. — Куда?
— Я видел, как ты собираешься с силами, чтобы предстать передо мной. Оттуда — из окна гостиной. Там такой хороший обзор — да ты же сама знаешь.
— Там? — механически повторила она, не в силах сказать ничего более членораздельного.
— Да, мистер Роджер Латэм был так добр, что предоставил мне свое гостеприимство, покуда я несу слово Господне здесь, в Бостоне. Это оказалось очень… удобно. Ты можешь представить себе, как я переживал за тебя — после этой ужасной сцены в суде. Мистеру Латэму пришлось положить гипс на нос, но теперь все хорошо. И ты, наконец, пришла — я спокоен.
— Я не…
— Не надо оправдываться за опоздание, дитя! — утешил он ее. — Господь велел прощать, и я прощаю. Я прощу тебе твое вранье, и даже то физическое насилие, которое ты учинила надо мной там, в Лахайне, — коль скоро ты раскаешься, будешь молиться и вернешься вместе со мной туда, где твой дом.
— Что? — У нее перехватило дыхание. — Нет, нет, это невозможно!
— Возможно, возможно! — ответил он с ободряющим смешком. — Как все детишки на плантации скучают по своей Лили! По песням и сказкам твоим. Лили, это завет Господа нашего — нести его слово заблудшим языческим племенам. И ты должна это делать, рука об руку со мной, естественно.
Он нес какой-то бред. Ей никогда не доверяли общаться с детьми или она действительно этим занималась? — Не понимаю, о чем это ты…
Его лицо сложилось в гримасу, которая должна была выражать глубокое сочувствие.
— Ты, правда, и этого не помнишь? Ну, конечно, ты же была больна все это время. Тем больше оснований быстрее вернуться и быть с теми, кто о тебе может позаботиться.
Констанс вскочила — первый шок прошел. Теперь она чувствовала только одно — отвращение, жуткое, до тошноты, отвращение.
— Я никуда не собираюсь отсюда. Я замужем…
— Порочная плотская связь, не освященная благословением истинной церкви. Достаточно только посмотреть на этого Мак-Кина — животное! Представляю, как это ужасно, когда он пристает к тебе и требует, чтобы ты спала с ним. Ты, наверное, чувствуешь себя так, как будто тебя разрывают на куски…
— Я люблю своего мужа! — В ее вскрике прозвучало отчаяние. — Для меня это наконец-то настоящая жизнь!
Тейт тоже встал, высоко подняв над собой зонтик. Голос его приобрел тембр проповедника, призывающего паству покаяться и грозящего всяческими карами в случае непослушания.
— Все это плод твоего больного воображения. И что за жизнь твоему мужу с тобой? Разве он может быть уверен, что тебе однажды не придет в голову отрезать ему голову во сне, как ты это пыталась сделать со мной?
В голове у Констанс опять послышались какие-то странные звуки.
— Это неправда, — прошептала она.
— Ты ему, конечно, об этом не рассказывала, дитя мое? — Теперь в его голосе были печаль и соболезнование. — Да уж, это будет не очень хорошо, если кто-нибудь узнает об этих твоих склонностях к буйному помешательству…
— Ты мне угрожаешь? — Она, наконец, начала кое-что понимать. — Почему? Чего ты добиваешься?
— Я руководствуюсь чисто христианскими чувствами, хочу, чтобы твой супруг был избавлен от лишних бед. В конце концов, он невинная жертва в твоей игре. От еще большего унижения его может спасти только одно — если ты вернешься в Лахайн. Иначе…
— Что?
— Скандал очень плохо повлияет на дела его компании.
— Нет! — У нее внутри все сжалось. Она не допустит, чтобы на Лока снова обрушилось это!
— Я не очень разбираюсь в бизнесе, но уверен, что «Латэм и К0» в конечном счете, все равно проглотит «Верфи братьев Мак-Кинов». Это закон — крупная рыбешка поедает мелкую. Если бы ты могла убедить Мак-Кина прекратить эту безнадежную борьбу, тогда бы никто и не узнал о сумасшествии его жены.
— Перестать бороться? Мак-Кин никогда не сдастся!
Тейт пожал плечами.
— Тогда тебе остается уповать на то, что Бостон — город цивилизованный, и в здешних лечебницах для душевнобольных обстановка вполне гуманная.
Опять она в капкане! Констанс сильно, до боли прижала руки к груди. Губы ее дрожали, глаза пылали ненавистью.
— Будь ты проклят! Чтоб тебе гореть в аду!
— Какое святотатство! Ты за это заплатишь! — Тейт шагнул к ней, угрожающе замахнулся зонтиком.
Она вскрикнула, подхватила юбку и бросилась прочь с такой скоростью, как будто за ней гнались сто чертей. Она даже не заметила, что Тейт ее не преследует — стоило ему выйти из тени, как он тут же заморгал, завертелся и с заслезившимися глазами остановился на месте. Но у нее в мозгу неслись видения — дракон извергал огонь из пасти, ревели демоны, как во сне, — вот только бежит она на этот раз наяву.
Когда она, наконец, оказалась на Дэвоншир-стрит, ее всю била дрожь. Она даже не могла сама себе отдать отчет в том, как она добралась сюда, сколько времени длилось это ее безумное бегство. Она была вся в поту, шляпа сбилась назад и болталась на спине. Она ворвалась в дом, чуть не сбив с ног миссис Брак — постного вида даму в замасленном фартуке, с каким-то немыслимым пучком волос на голове.
— Мэм, вы в порядке? Не стоило так торопиться из-за этих яблок.
— Яблок? — Констанс, едва держась на ногах от потрясения и усталости, покачала головой. — Каких яблок?
— Ну, тех, которые вы хотели для пирога. Вы так расстроились, что забыли их купить, когда вернулись с рынка, повернулись и пошли опять…
Констанс сорвала с себя шляпу.
— У меня нет никаких яблок.
— Хотите сказать, что опять забыли, за чем пошли? — Миссис Брак сложила губы в ниточку, выказывая недоверчивое неодобрение.
Лоб Констанс прорезала глубокая морщина, боль острой иглой пронизала голову.
— Я не ходила сегодня на рынок!
— Ну, как же? — Дама показала на пару сеток, лежащих на столе — продукты, сахар, ветчина, завернутая в коричневую бумагу… — Вы же все это купили. Не помните, что ли?
В глазах Констанс выразилась ужасная мука. Неужели она и вправду забыла про эти яблоки? Конечно, после этой встречи с Тейтом все возможно. Опустив голову, она стянула с себя перчатки, пытаясь мобилизовать остатки самообладания.
— Да, конечно, миссис Брак. Как это глупо с моей стороны. Я встречалась с мисс Филпот и… должно быть, запамятовала.
Не обращая больше внимания на миссис Брак, которая глазела на нее с видом крайнего изумления, Констанс бросилась туда, где она всегда обычно находила отдохновение и покой, — в свою студию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42