Ну, хоть чуточку она для него что-то значит? Нет, нет, Лок женился на ней совсем по другой причине, все остальное — это просто зов плоти, пустой и обманчивый. Надо держаться их разумной деловой договоренности. Он достойный, благородный мужчина — зачем ему навсегда связывать свою жизнь с придурковатой Лили, этой убийцей, которую наверняка настигнет кара правосудия. И не нужно этих безумных грез и иллюзий!
Проглотив жесткий комок в горле, Констанс скользнула взглядом по глади маленького заливчика — какое пустынное и какое красивое место! Песчаные пляжи по обеим сторонам, а за ними — головокружительной высоты черные скалы с вкраплениями дрока и конского щавеля. В уютной лощине между ними — домик рыбака, крыша его потемнела от времени и соленых ветров. Под навесом — опрокинутая плоскодонка, ловушки для крабов, старые сети, пробковые поплавки…
Лок точно определил момент, чтобы опустить паруса, — яхта по инерции мягко прижалась к деревянному причалу. Он протянул ей руку, чтобы помочь выбраться на берег.
— Где мы? — Она прищурилась от склонявшегося уже к западу солнца, вцепилась мертвой хваткой в руку Лока — напоследок голова у нее все-таки закружилась. Мерный плеск волн нарушался только резкими криками чаек.
— Когда-то я любил здесь бывать. Скаи — так отец назвал это место — по имени своей родной деревушки в Шотландии. — Он поправил мешок на спине. — Здесь тихо. Я с матерью провел однажды здесь целое лето — до рождения Дайлана. Потом мы с ним вдвоем сюда наезжали, построили здесь сами плоскодонку — первый мой корабль…
— Ну, Дайлан вряд ли тебе мог помочь — в его-то возрасте…
Они подошли к концу причала, он помог ей спрыгнуть на дорожку, которая через невысокую, поросшую травой дюну вела к домику.
— Да, он был, конечно, маленький, но так, за компанию… У отца на него времени никогда не было.
Почувствовав твердую почву под ногами, Констанс осмелела — к ней вернулась ее прежняя, задорно-импульсивная манера разговаривать.
— Ах, так вот ты зачем меня сюда вытащил! За компанию!
— Ну, не совсем так. — Лок остановился перед ступенями крыльца, внимательно посмотрел на нее — порозовела вроде. — Как ты себя чувствуешь?
— Лучше. — Она подумала и добавила: — Есть хочется! — Лок облегченно вздохнул.
— Меня это уже не удивляет. Ну ладно, я сейчас поставлю ловушки для крабов, да, может, еще и устриц накопаю. Пойдет?
— Да, я помогу. — Увидев его поднятые брови, она объяснила: — Я боюсь открытого моря, но питались-то мы в Лайхане его дарами, так что я знаю, что делать.
— Хорошо. Хочешь посмотреть сперва, как в домике?
Констанс беспокойным взглядом осмотрелась вокруг. Обстановка была, более чем скромная. Небольшой очаг, на запыленных окнах выцветшие розовые занавески. На подоконнике кто-то аккуратно расставил набор ракушек. Деревенский стол с двумя лавками. В раковине сложены тарелки, чашки из обожженной глины. Через дверь видна вторая комната, там — комод и металлическая кровать, покрытая лоскутным одеялом. Констанс неловко сглотнула комок в горле.
— Не пугайся. — Голос у него был грубый, но рука, гладившая ее взбитые ветром волосы, нежной, ласковой. — Ничего не будет здесь, чего ты не захочешь. Ничего, гарантирую. Но мое предложение — помнишь, вчера вечером? — остается в силе.
Констанс побледнела.
— Даже теперь? Когда ты знаешь? Он бесстрастно сложил руки на груди.
— Ты говоришь, что убила кого-то…
— Да, убила! — В глазах ее было чувство вины и ужаса. Она невольно вздрогнула, вспомнив эту мертвенно-бледную кожу и алую кровь на ней. Ее голос шел как будто откуда-то издалека. — Я не хотела…
— Расскажи мне все. Она снова сглотнула.
— Пожалуйста, не надо… Он взял ее за руку.
— Доверься мне, принцесса.
— Я… — Она смотрела на его сильную руку, сжимавшую ее пальцы. Она заставила себя вспомнить все это. — Я была на берегу, разговаривала с Дайланом, а дядя Сайрус поджидал, — он за мной следил…
— Дочь Сатаны! Я тебя проучу! Будешь у меня еще таскаться!
Она увернулась от очередного удара. — Нет! Это совсем не то!
— Врунья! Я знаю, где ты была!
Ночной бриз был пронизан ароматом тропических цветов, но Констанс было не до того — на висках у нее выступили капли холодного пота, и душный воздух в хижине казался ледяным.
— Дядя Сайрус, ну, пожалуйста! Я не делала ничего дурного, клянусь Богом!
— Ты еще смеешь произносить всуе имя Господне в моем доме?
Преподобный Сайрус Тейт произнес эти слова тем громоподобным голосом, которым пользовался, когда внушал этим лентяям-туземцам мысли о ждущих их вечных муках в аду за их недостаточно прилежную работу на сахарных плантациях его миссии.
— Уже десять лет прошло со времени смерти твоего отца, когда я взял тебя воспитывать как мою собственную дочь, а ты так ничему и не научилась! Хвала Господу, моя Элинор не дожила до такого позора! Но я не позволю тебе погрязнуть в геенне огненной!
— Да ведь другие девушки…
— Все они погрязли в грехе и похоти! Кроме того, разве у них есть видения? Разве они слышат голоса? Сатана призывает тебя к себе, дщерь моя! Дай только ему вцепиться в тебя зубами, и он как акула утащит тебя в пучину преисподней!
Вереница каких-то жутких образов закружилась у нее в голове.
— Я только хотела…
— На колени! — Его рука, тонкая и белая, как у девушки, но неожиданно сильная, схватила ее за холку и потянула вниз, на пол перед алтарем, украшавшим одну из стен комнаты. Его пальцы больно впивались в ее нежную плоть, но она подавила стон. Все равно, никто не осмелится вмешаться в то, как духовный наставник Лахайны воспитывает свою непослушную, искушаемую дьяволом приемную дочь, а ведь она уже девушка. На бамбуковом столике перед алтарем стояла большая раковина, заменявшая цветочный горшок; из нее свисали стебли орхидей, от их приторного запаха ее затошнило.
— В тебе нечистая сила! Вся твоя плоть воняет запахом прелюбодеяния и блуда! Молись, чтобы Иегова изгнал из тебя дьявола!
Он снял с себя тяжелый кожаный ремень. На спине ее что-то лопнуло, и она забилась в пароксизме страшной, непереносимой боли. Удары сыпались один за другим. Она попыталась встать на ноги, как-то защититься. Он остановился перевести дыхание. Конни впервые увидела, какое у него лицо — в нем какое-то упоение, экстаз. Он же ее забьет до смерти!
— Благодари Господа, что я здесь и могу тебе помочь справиться с твоей грешной природой! — изрекал между тем он в ритм ударам. — Умерщвляй плоть, если хочешь вечной благодати! Очисть свои помыслы и дела! Уничтожь орудия дьявола!
Он вытащил из кармана то, что составляло главную ее ценность — набор ее кистей — единственный якорь, связывающий ее с миром. Он хладнокровно сломал их своими сильными пальцами.
— Нет! — Крик отчаяния и ужаса, так долго сдерживаемый, вырвался у нее из груди. Это был ее первый протест, и, наверное, она действительно не осознавала, что делает.
Тяжелая раковина врезалась ему прямо в переносицу, раздался отвратительный хруст ломающейся кости — или хряща — и он беззвучно рухнул к ее ногам, все еще не выпуская из рук окровавленный кожаный ремень. В лужах воды и крови плавали орхидеи.
Раковина выпала из ее онемевших рук, она громко всхлипнула. Радоваться освобождению или ужаснуться содеянному? Одного взгляда на залитое кровью лицо было достаточно — панический страх прожег ее насквозь, как лава из жерла вулкана Пеле. Она, спотыкаясь, выскочила из хижины.
Со стороны погруженного во тьму поселка послышались тревожные крики. Она рванулась в сторону моря. Что ее ожидает — суд по обычаям ее племени или по законам белых людей? В любом случае ни пощады, ни сочувствия ей не будет. Никто не поверит, что она просто защищалась. Никто не простит придурковатой Лили. Перед глазами возникли мачты океанских кораблей. Голоса сзади приближались. Бежать некуда и незачем. Уж лучше бы он убил ее! Нет. Господу угодно уготовить ей еще одно испытание… Сорвав с себя одежду, она с разбегу бросилась на гребень большой, пенящейся и закручивающейся наверху волны…
Констанс замолчала, резко отвернулась, сгорбившись, будто в ожидании удара. Лок болезненно поморщился, вспомнив про рубцы, покрывавшие ее спину.
Теперь ты знаешь все. Можешь возненавидеть меня еще больше.
Лок подошел к ней, заглянул в лицо.
— За что?
— Ну, а как же иначе? Я не гожусь в жены такому мужчине, как ты, Лок! Я же не дура! Я грешница, преступница, мне уготована геенна огненная, и я не хочу тащить туда тебя за собой…
Лок выругался.
— Это тебе говорил тот ублюдок? Боже ты мой! Мятежных матросов и то так не наказывают! Ты что, правда, во все это веришь?
— Но я же убила его! Слугу Господа на земле!
— Заладила! По-моему, это он пытался тебя прикончить!
Она засмеялась. — Вообще-то, такая мысль ко мне тоже приходила, во всяком случае, тогда, в последний раз очень, похоже, было. Непонятно: он вроде говорил, что хочет спасти мою девичью честь, а с другой стороны, что спасать уже нечего…
— Ты что, еще собираешься защищать этого ублюдка? Да как бы ты себя ни вела — десять лет таких пыток! Что он еще делал с тобой! Заставлял спать с собой?
— Нет, нет! — Я никогда не была с мужчиной… — Зрачки ее глаз расширились от ужаса.
— Но этот Тейт обвинил тебя в этом, так? — задумчиво произнес Лок. — Бьюсь об заклад, он испытывал наслаждение, истязая тебя, есть такие мужчины… — Лицо Констанс вспыхнуло, и он понял, что его догадка была верной. — Правильно сделала, что кокнула его. Я бы сделал то же самое. Неудивительно, что ты и меня теперь боишься.
— С чего это ты взял? Вот еще! Не нужна мне твоя жалость!
— А как же насчет простого человеческого сочувствия и утешения — ты же мне в свое время целую лекцию об этом прочла, а, Констанс? Ты разве этого не заслуживаешь?
— Нет!
— Да неужели ты не понимаешь? Это ты была жертва, а не этот мерзавец Тейт!
— Все это не оправдывает то, что я сделала!
— Самооборона! Ни один суд не признает тебя виновной!
— Я тебе не верю.
— Так вот почему ты все время хочешь куда-то убежать! — Лок прошелся по комнате. Ну а когда попадешь в Париж, что тогда? Рванешь в Санкт-Петербург? А потом в Кантон? Земля-то круглая — как раз и угодишь обратно в свой Лахайн!
— Перестань! — вскрикнула она, закрыв глаза руками. — Я не хочу этого слышать!
— Где-то надо остановиться. — Он прижал ее к себе и заглянул в глаза. — Сделай это со мной.
Слезы хлынули у нее из глаз, струйками потекли по щекам. Опять он предлагает это даже после того, как узнал всю горькую правду о ней.
— О, Господи! Я хочу. Но не знаю, смогу ли? Жесткое выражение его лица сменилось нежным, сулящим какое-то чудо.
— Ты сможешь. Я покажу тебе, как… Констанс облизала соленые губы и вздрогнула.
Поверить ему? А вдруг у этого мрачного, яростного архангела ключи к ее спасению? Пусть он не любит ее, но он предлагает ей то, чего с ней никогда не было, — спокойствие, безопасность, мирную жизнь… Но ведь она-то его любит! Куда это все их заведет? Да и вообще она слишком устала и измучена, чтобы принять правильное решение. Сердце ее ушло в пятки, но все-таки она не могла ответить иначе…
— Да. — Ее шепот был едва слышен. — Покажи…
— Да ты храбрая! — Он тыльной стороной ладони стер слезы ей со щек. — И красивая, и умненькая, и я хочу тебя до смерти!
Лок впился в нее яростным поцелуем. Ее губы задрожали, его язык проник к ней в рот, горячее пламя занялось в его чреслах. Констанс неслышно застонала, и ее трепет еще больше усилил его страстное желание.
Бормоча что-то, он поднял ее на руки, перенес на кровать, уложил на старое, выношенное одеяло и примостился рядом. Сетка заскрипела. Какой-то невероятный огонь буквально пожирал Лока. Как давно уже он мечтал об этой минуте! Вот ее нежные груди, вот стройные, тугие бедра… Он оторвался от ее губ, откинулся назад… Быстрее, быстрее, снять эту чертову одежду! Но какое-то странное напряжение, вдруг сковавшее ее тело, в последнюю секунду остановило его.
Лок взглянул ей в лицо и увидел то же самое выражение болезненного ужаса, которое было на нем, когда он сегодня утром переносил ее на шхуну.
Это не просто девичья стеснительность. И ведь всегда так — она словно вдруг каменеет в его объятиях. И вдруг он все понял. Этот Богом проклятый урод, жестоко истязая свою жертву за ее, выдуманные им самим, любовные утехи, — просто внушил ей отвращение к физической стороне любви. Лок, негромко выругавшись, отодвинулся. Констанс открыла крепко зажмуренные глаза, на ее бледное лицо легла тень изумления.
— Я что-нибудь не то сделала?
— Не ты, принцесса. Скорее я. — С глубоким вздохом он сел, опустил ноги на пол, несколько раз потер себе лицо и вновь глянул в ее сторону. — Прости меня, я не хотел тебя напугать…
— Да нет, все в порядке. Ты не… — Голос ее задрожал от неловкости. — Ты ведь хочешь, да?
— Ты и не знаешь, как сильно. — Сказал он это весело и беззаботно, но чувствовалось, что этот тон дается ему нелегко. Он нежно дотронулся до ее лица, но в глазах была буря. — Сейчас лучше не будем, пока не надо. Этот ублюдок истерзал не только твое тело. Я не хочу бередить эти раны — они должны затянуться.
Она была удивлена и смущена. Нижняя губа ее задрожала.
— Но ведь я тоже хочу!
— Мы еще будем с тобой заниматься любовью, Констанс, и как! Не сомневайся! Но только, когда ты будешь готова. И это тебе решать.
— Я тебя не понимаю. — В ее голосе послышалась обида и боль. — Ты, ты не хочешь меня больше?
Вместо ответа он прижал ее кисть к туго натянувшейся ткани своих брюк между ногами.
— Ну, какой тебе еще ответ нужен? — со стоном выдавил он из себя.
Она ахнула и отдернула руку как ошпаренная, лицо ее стало багрово-красным.
— Здесь у нас будет с тобой время для всего. — Голос Лока был хриплым, но тон — нежным. — Время для того, чтобы получше узнать друг друга. Время, чтобы ты научилась общаться с мужчиной. Можешь потрогать меня везде, где хочешь, в любое время, и я то же самое, и целовать буду, потому что не могу иначе. Но больше ни-ни, правда! Пока ты не дашь мне знать, что больше не боишься!..
— Я никогда не думала, что бывают такие мужчины, Лок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42