Она ухватилась за дверь и чуть не опрокинула свою миску. Коротышка обернулся. Она вежливо улыбнулась:
– Будьте любезны, я бы хотела получить столовые приборы.
Сэм подавился и зашелся удушливым кашлем, словно был на последнем издыхании. Манеры у него отвратительные, поэтому неудивительно, что он поперхнулся. Наверное, сунул в рот целую пригоршню риса, не проглотив предыдущую. Этот человек использовал пальцы как черпак. Отвратительно.
Подавальщик все еще стоял на пороге, тупо глядя на Юлайли.
– Столовые приборы, – произнесла она чуть громче в надежде, что так он лучше ее поймет.
Он пожал плечами. Сэм продолжал кашлять.
– Вилку, нож... хотя не думаю, что вы дадите мне его. Хотя бы ложку, прошу вас, – повторила она, одновременно изображая, как она ест с помощью приборов.
Коротышка нахмурился, но так ничего и не понял. Юлайли изобразила, как она вонзает вилку в кусок мяса и затем разрезает его. Человек внимательно смотрел, затем заулыбался.
– Кучильос! – воскликнул он и изобразил, что ест.
– Да, – улыбнулась она в ответ. – Да, принесите мне, пожалуйста, ку-у-чи-и-хос.
Человек кивнул и вышел, закрыв дверь. Сэм в углу кашлянул. Она посмотрела на него:
– Все в порядке?
Лицо его раскраснелось, в уголке глаза блеснула слеза. Нет, ему в самом деле следует вести себя осторожнее. Хорошие манеры могут спасти его, а то однажды он поперхнется насмерть, Юлайли решила преподать ему урок этикета.
– Мистер Форестер... то есть Сэм, там, откуда я родом, считается невежливым начинать есть прежде остальных, особенно прежде дамы.
Он отправил в рот следующую пригоршню.
– Вот как? – Немного пожевав, он наконец соизволил проглотить. – А там, откуда я родом, едят то, что достается, и едят очень быстро, иначе кто-то другой съест это за тебя.
Его слова тут же напомнили ей, как прошло его детство – в бедности и голоде. Неужели он в самом деле подумал, что она украдет его порцию? Прежде чем Юлайли смогла заверить своего товарища по несчастью, что ему незачем беспокоиться, дверь снова распахнулась и вошедший коротышка протянул ей маленькую ложку.
– Большое спасибо, – улыбнулась Юлайли, принимая ложку и выжидая, пока он уйдет, чтобы начать трапезу.
Из угла по-прежнему доносилось смачное чавканье. С такими манерами он бы у мадам Деверо постился три раза в день, вот тогда научился бы умеренности. Юлайли погрузила ложку в рис, но в ее мыслях промелькнула картина: дети играют обломками кирпичей вместо кубиков, голодным ребятишкам приходится красть хлеб, чтобы поесть.
Нет, Сэм уже знал, что такое умеренность. Интересно, что значит по-настоящему испытывать голод – не потому, что нужно держать себя, как подобает даме, а потому, что нет еды. Внезапно она вспомнила, сколько продуктов выбрасывалось у них в доме все эти годы, и испытала чувство вины. Юлайли помедлила и взглянула на Сэма. Он продолжал есть, словно это была последняя трапеза в его жизни.
Она отставила миску и с трудом поднялась с пола. Потом, стараясь не потерять равновесие, наклонилась и подобрала свою порцию. Все это было проделано с величайшей осторожностью, чтобы не уронить ни крошки. Обхватив миску обеими руками, она прошаркала в угол и остановилась в футе от Сэма. Тот подозрительно взглянул на нее. Она протянула ему миску. Он продолжал смотреть, но не шевельнулся.
– Вот, – сказала она с улыбкой, – можешь взять мою порцию.
Лишь секунду его лицо выражало смятение и даже какое-то смущение, которое тут же сменилось гневом, взгляд запылал ненавистью. Она отступила на шаг, испугавшись такой реакции.
– Оставьте при себе свою дурацкую еду и никому не нужную жалость, мисс Лару. Я не нуждаюсь ни в том, ни в другом.
Ей показалось, что он сейчас ударит ее.
Испугавшись, Юлайли вернулась на свое место возле двери, очень обиженная такой реакцией. Ведь она всего лишь старалась быть любезной. Опустившись на твердый пол, она уставилась на миску с едой, не понимая, отчего он так рассердился. Там, откуда она родом, люди принимали дары благосклонно. А вот он не принял. Глаза у нее защипало, и она с трудом проглотила комок в горле.
Юлайли робко зачерпнула рис маленькой ложкой и изящно поднесла ее ко рту. Потом отложила ложку, намереваясь посмаковать вкус еды.
Еда оказалась безвкусной. Аппетит у нее пропал. Сэм не захотел есть ее порцию, но теперь не хотела и она. Девушка оглядела убогую сырую лачугу, ржавую щербатую лохань с водой, циновки, покрытые зеленоватой плесенью. Все чужое. Больше всего на свете ей хотелось очутиться в Бельведере, дома, среди чересчур заботливых братьев. Сейчас она все бы отдала за их опеку, лишь бы рядом оказалось плечо, на которое можно опереться.
Глава 6
– Выкуп? О Господи!
Лолли ошеломленно смотрела на полковника и молчала – большая редкость. Ее потрясло известие, что к отцу она попадет только после уплаты выкупа в двадцать тысяч американских долларов: ровно столько Агинальдо заплатил за оружие.
– Сейчас обговариваются детали. Обмен произойдет через несколько недель, если ваш отец окажется сговорчивым. – Луна медленно обошел вокруг пленницы, давая ей время осознать сказанное.
Сэму даже не пришлось считать на этот раз. Он сразу понял по выражению ее лица, что она в точности осознала, каково ее положение. Сначала в ее голубых глазах промелькнуло сомнение, затем беспокойство и, наконец, глубочайшее отчаяние. Он даже пожалел ее, чему немало помог тот факт, что она ради разнообразия молчала.
Но сочувствие его длилось недолго.
Девушка посмотрела на него, затем снова на Луну и зашлась самым громким визгом, который он когда-либо слышал. Истерический визгливый вопль был настолько громкий, что мог бы свалить Стену плача. И визжала она без передышки.
Невозмутимый полковник Луна открыл от изумления рот. Оба охранника зажали уши руками и скривились, как от боли. Полковник принялся лихорадочно шарить по карманам.
В ушах Сэма стоял звон, пальцы невольно сжались. Давно он не испытывал потребности придушить кого-то. От ее визга по спине бегали мурашки, напрягся каждый мускул. Лицо у нее побагровело, сжатые кулачки побелели, а голос... Господи, ее голос завывал, как смерч, пронесшийся по лачуге. Сэм решил, что так, наверное, могла бы выть тысяча волков, загнанных в Большой каньон. Что-то колючее посыпалось на его голову, плечи и руки. Сухая трава. Рядом с ним на пол свалились два таракана, а по стене прошуршали, как дождь, разбегающиеся врассыпную гекконы.
От крика Лолли Лару начал рушиться потолок.
Полковник заткнул ей рот кляпом. Сэм тут же расслабился и глубоко, с облегчением вздохнул. Лолли вытолкнула затычку и вновь принялась за свое.
– Где кляп? – Луна и оба охранника осматривали пол.
Она сидела на нем. Сэм видел, как она накрыла кляп своими юбками, значит, прекрасно сознавала, что делает. Что-что, а визжать она умела. Сэму даже показалось, будто у него зазвенели зубы. Если бы не лютая ненависть к полковнику, он бы поднялся и сам достал проклятый кляп, лишь бы заткнуть ее. Ему приходилось выносить и более тяжкие пытки, но по десятибалльной шкале – если потерю глаза оценить в десять, а удар хлыста в один балл – эта тянула на добрую восьмерку.
Полковник оставил поиски и двинулся к пленнице. Сэм напрягся, чутье подсказывало ему, что сейчас произойдет. Лицо у Лолли было по-прежнему багровое, глаза крепко зажмурены, а вопль стал ниже на целую октаву. Луна остановился возле нее и занес кулак. Выражение злобы и досады в его взгляде сменило нездоровое удовольствие.
– Повредишь товар – не получишь оплату, – произнес Сэм с наигранной скукой.
Луна замер, с трудом сдерживаясь. Он медленно опустил руку, все еще крепко сжатую в кулак.
– Оставьте ее! – закричал Луна охранникам, потом повернулся на каблуках и вышел.
Солдаты последовали за ним как тень. Дверь со стуком захлопнулась.
– Можешь перестать. Они ушли.
Визг постепенно утих, увлажнившиеся голубые глаза моментально открылись.
– Довольно действенно, – похвалил он. – Часто прибегаешь к такому методу?
Она бесконечно долго смотрела на него. Сэм не отвел взгляда, и наконец она сдалась, признавшись хриплым шепотом:
– Только когда меня подводит сообразительность.
– А это случается не так уж редко, а?
– Видишь ли, Сэмюел...
– Сэм, а не Сэмюел, – перебил он. – Никто не зовет меня Сэмюел.
– Тогда ладно. Видишь ли, Сэм, виноват во всем этом все-таки ты, – с осуждением прохрипела она.
– Наверное, ты права, но выяснение, кто прав, кто виноват, сейчас не спасет.
– Что ж, мой папа заплатит выкуп. Заплатит, вот увидишь. Он спасет меня, – поспешно произнесла она.
Голос ее звучал твердо, но голубые глаза все равно выдавали сомнение. Она отвернулась и долго смотрела куда-то в сторону невидящим взглядом. Сэм подумал, что если и нужно кого спасать, то это ее.
– Я никогда не сомневался в этом ни на минуту, – сказал он.
Она вновь посмотрела ему в лицо. Подстегиваемый любопытством, Сэм попытался что-то угадать в ее печальном взгляде. Казалось, она боится потерять что-то очень дорогое. Девушка потупилась и снова начала нервно теребить блестящую штуковину на своей туфле.
«Что бы это значило?» – подумал он. Ее поведение никак не вязалось с ее словами. По всему было видно, что она не уверена насчет своего спасения, несмотря на внешнюю браваду. Она пыталась держаться спокойно, но глаза говорили обратное. Ему стало любопытно, кого эта бедняжка-аристократка пытается убедить – его или себя. Однако он не отпустил никакого замечания, просто предупредил:
– Больше не пытайся отмочить что-нибудь подобное. Луна это так не оставит. Ему ничего не стоит отослать тебя назад мертвой. Так оно и будет, если он не получит выкупа.
Лицо ее стало серого оттенка, совсем как озеро Мичиган зимой. Когда она не вопила, сочувствовать ей было намного легче. Сэм не хотел повторения истерики, поэтому решил солгать ей. Тогда по крайней мере они продержатся столько, сколько им суждено. И чем больше им придется ждать, тем больше шансов появится на побег.
– Послушай, я уверен, что твой отец выложит денежки. Через несколько дней ты будешь дома. И сможешь вернуться в Бельвью...
– Бельведер, – равнодушно поправила она, продолжая крутить розочку на туфле.
– Ладно, пускай Бельведер. Вернешься на свою ферму Пичтри...
– Фермы Бичтри. – Она заерзала и потерла белым пальчиком вздернутый носик.
– Да, пускай так. Затем поедешь обратно в свой Гик-Хаус.
Она возмущенно взглянула на него и произнесла довольно громко:
– Гикори-Хаус.
– Гик или Гикори, какая разница? Все равно на юге. Одним словом, ты будешь дома.
Что за ерунда. Он не понимал, почему так старается. Ему ведь наплевать на все ее дома, вместе взятые, тем более что вряд ли ей удастся когда-нибудь увидеть их снова.
Она поерзала с минуту или больше и наконец вытянула из-под себя кляп. Посмотрев на него долгим внимательным взглядом, она огляделась по сторонам и заковыляла к лохани с водой.
Ага. Цветочек решил напиться. Возможно, все-таки это не такое эфирное создание. Из темного угла выбежал геккон и начал карабкаться по ноге Сэма, пока тот не сбил его щелчком. Надоедливые твари. Услышав всплеск воды, Сэм поднял голову.
Она умывалась их питьевой водой.
– Что, черт возьми, ты делаешь? – закричал он, вскакивая с места и неловкими скачками направляясь в противоположный угол.
Она намочила тряпку водой, ловко выжала и как ни в чем не бывало обтерла лицо и шею. Он навис над ней, свирепо глядя сверху вниз, не понимая, как можно быть такой глупой. Она провела влажной тканью по глазам, затем открыла их и протерла шею под волосами. При этом она мурлыкала, словно котенок в молочной лавке.
– Умываюсь, – ответила она, глядя на него невинными глазами, словно это было самое естественное, что можно сделать с последними каплями питьевой воды. Наклонив голову вперед, она продолжала протирать шею и добавила сквозь пелену волос, закрывших ей лицо: – А то мне было не по себе от грязи.
Он вырвал тряпку из ее рук. Она тут же выпрямилась, задохнувшись от возмущения.
– Зачем ты это сделал?
– Затем, мисс Лоллипоп Лару, что вы умываетесь нашей питьевой водой, – сердито проговорил он.
– Не может быть. – Она, нахмурившись, заглянула в лохань.
Сэм выругался. Юлайли наклонилась над лоханью и, зачерпнув воду, смотрела, как темная жидкость просачивается между пальцами. Она недоверчиво взглянула на Сэма.
– Но эта вода... грязная.
– Грязная или нет, это все, что у нас есть для питья.
Ее передернуло. Лицо ясно говорило, что она скорее умрет, чем выпьет этой воды. Сэм заковылял обратно в угол, за его спиной раздался стук в дверь. Охранники не открыли, Юлайли заколотила громче.
– Эй, где вы там? Слышите? Нам нужна вода!
Ответа не последовало. Она взглянула на Сэма, затем на лохань. Плечи ее поникли. Она вздохнула, постояла немного с жалким видом, а затем медленно заковыляла в свой угол. Она села на пол и склонила голову как побежденная. Потом принялась возиться с подстилкой, складывая ее то так, то эдак. Время от времени она вздыхала, и это был не легкий, полный драматизма, вздох. Это были вздохи поражения. Вот чего они никак не могли себе позволить – сдаться.
– Эй там, мисс Лару.
Она вскинула голову.
– Спой-ка мне. Я лучше засыпаю под шум хорошей кошачьей драки.
Взгляд голубых глаз заледенел от гнева. Хорошо, подумал он. У нее еще остались силы для борьбы. Он ее зауважал чуть больше, впрочем, не так сильно – уж очень низко находилась исходная точка.
Она вздернула носик и расправила плечи, как солдат-пруссак.
– Я бы не стала петь даже на твоих похоронах.
Сэм еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Приходилось отдать ей должное хотя бы в одном: с ней не соскучишься. Ее присутствие нарушало монотонность. Нужно все время быть начеку.
Она по-прежнему старалась испепелить его взглядом. Было видно, как она из кожи вон лезет, чтобы вызвать его на поединок. Поэтому он не стал отвечать. Изобразил равнодушие, пожав плечами, и стал внимательно вслушиваться в звуки, доносившиеся снаружи, как делал с первой минуты, оказавшись под замком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44