— Неужели вы не можете вести себя чуть скромнее? Мне просто хочется плакать от умиления, когда я смотрю на вас.
Я расхохотался.
— Ты так считаешь? — спросил я. — Но советую тебе попридержать язычок. Здесь в конюшне уши есть не только у лошадей.
Мне показалось, что на сеновале я заметил тени моих друзей.


Астрид не успокоилась, пока я не согласился принять от нее золотое кольцо. Я подумал, что кольцо это хранилось в сундуке и предназначалось для Оттара Черного. Который так никогда и не вернулся к своей королеве.
И еще я понял, как много значили для Астрид скальды и их искусство. И если последние дни королевы могло скрасить мое умение, то было бы жестоко лишать ее последнего удовольствия.
Астрид во что бы то ни стало стремилась завершить свой рассказ и сразу после ужина принялся рассказывать дальше:
— Мне показалось, что я лучше стала понимать конунга после той их беседы с епископом. И может быть, что все рассказанное о возрождении Олава Альва Гейрстадира в образе Олава Харальдссона и не было такой уж неправдой.
Я не раз замечала, что в Олаве как будто живут два совершенно разных человека.
Иногда в него вселялся бес — или Олав Альва Гейрстадира, на которого конунг так хотел походить. Этот Олав был жестоким и самоуверенным, но с друзьями обращался очень хорошо. С ними он умел быть добрым, терпеливым, верным, щедрым, умным — короче, самым лучшим конунгом и другом.
Но чаще поступками Олава Харальдссона руководил Харальд Гренландец. И тогда он был трусом — кругом видел врагов и предателей и вел себя с ними не как подобает королю. Не удивительно, что многие считали конунга жестоким и злым, подозрительным и жадным, невыносимым и грубым.
Больше всего он доверял людям, которые беспрекословно ему подчинялись, чаще всего, этих своих прислужников он находил на маленьких хуторах Норвегии, а некоторых выкупил из рабства и дал им власть. С хёвдингами же, такими, как Эрлинг Скьяльгссон и Турир Собака, конунг никогда не был дружен. Он как будто все время старался их разозлить и постоянно испытывал их терпение, только чтобы показать свою власть.
Законов, которые он же сам и ввел в стране, Олав придерживался только, когда ему было удобно. Он мог за малейшее нарушение своей воли наложить строжайшее наказание, а мог запросто простить убийц и грабителей. Все зависело от настроения. Льстецы всегда пользовались у него особым вниманием. А малейшее проявление гордости могло стоить человеку жизни.
В ту зиму в Борге, как мне кажется, Олав был как никогда силен и уверен в себе. После этого власть его пошла на убыль. И дело тут не в том, что он изо всех сил и всеми возможными способами вводил в стране христианство, а в том количестве врагов, которых он нажил по собственной глупости и из-за неуемной жажды власти.
А весной он поссорился и с Туриром Собакой, и с Эрлингом Скьяльгссоном.
Из Борга мы уехали на исходе зимы, а к пасхе добрались до Авальдснеса. По четвергам король собирал в своих палатах гостей.
Управляющий королевской усадьбой очень хотел произвести впечатление на конунга Олава и его гостей. Он без всякого зазрения совести превозносил заслуги конунга и поносил его врагов. Особенно гордился он тем, что ему удалось высмеять кравчего Олава по имени Асбьёрн Сигурдссон. Конунгу явно доставляли удовольствие хулительные речи управляющего.
Однако я никак не могла понять, в чем же тут дело, пока не узнала, что Асбьёрн был сыном сестры Эрлинга Скьяльгссона и брата Турира Собаки. Хула бывшего раба, а нынешнего управляющего, задевала честь не только самого Асбьёрна, но и его высокочтимых родичей. И самое главное, что в палатах в это время присутствовал сын Эрлинга — Скьяльг, которого Олав взял в свою дружину в качестве заложника.
Я хорошо узнала в ту зиму Скьяльга. Он несколько раз заходил ко мне передать приветы от своего отца, и мы подружились. Скьяльг был красивым мужчиной, гордым и честным, как его отец.
Я посмотрела на него во время насмешливых речей бывшего раба. Он не скрывал бешенства.
А потом случилось так, что в палаты ворвался какой-то дружинник с обнаженным мечом и одним ударом отсек управляющему голову. Во все стороны брызнула кровь, обезглавленное тело шмякнулось на пол у ног Олава, а голова с вывалившимся языком упала на стол прямо передо мной и конунгом. Нельзя сказать, что это было особенно привлекательное зрелище.
Конунг повелел схватить убийцу. Им оказался сам Асбьерн, который стоял в сенях и слушал речи управляющего. Асбьёрна заковали в цепи.
Скьяльг приблизился к Олаву и попросил милости для родича.
Конунг ответил, что Асбьерн заслуживает смерти не только из-за убийства, но и потому что произошло оно в пасхальную неделю, да еще в присутствии самого короля.
Скьяльг неосмотрительно заметил, что ему жаль, что конунг принял такое решение, потому что сам Скьяльг считает удар родича прекрасным и достойным мужчины. И еще он добавил, что если Олав хочет сохранить его в дружине, то должен помиловать Асбьёрна.
Конунг отказал. Он разозлился. Особенно Олава возмутило, что месть произошла в его присутствии.
Тогда Скьяльг покинул палаты, а вместе с ним ушли и многие из гостей.
Олав хотел казнить Асбьёрна в тот же вечер, но его уговорили подождать до конца пасхальной недели. А в воскресенье в королевскую усадьбу прибыли Эрлинг Скьяльгссон вместе со своей дружиной. Его воины превосходили дружинников конунга количеством.
Это был второй раз, когда я увидела Олава и Эрлинга разговаривающими друг с другом.
Эрлинг величественно приветствовал конунга.
— Я хотел бы заплатить выкуп за Асбьёрна, сына моей сестры, — сказал Эрлинг. — Вы сами, конунг, можете установить размер выкупа, только сохраните Асбьёрну жизнь и позвольте ему остаться в стране.
— Мне кажется, что ты не зря привел с собой такую большую дружину, — ответил конунг.
— Нет, но величину выкупа вы можете определить сами.
— Тебе не испугать меня, Эрлинг, — прошипел конунг.
— Я и не собираюсь этого делать. И мне бы хотелось верить, что в нашей дружбе заинтересованы и вы сами.
— Даже если ты и собираешься меня запугать, тебе это не удастся, — повторил Олав.
— Я не собираюсь этого делать. Я всегда говорил вам честно о своих намерениях, и никто не может упрекнуть меня во лжи. Мне хочется решить все по справедливости и мирным путем. Однако если вы решите напасть на меня, то моя дружина достаточно сильна, чтобы покинуть королевскую усадьбу с честью. Но тогда вы увидите меня в последний раз.
Было заметно, что Эрлинг рассердился.
Некоторое время конунг и Эрлинг стояли друг против друга в полном молчании. В палатах была мертвая тишина.
Затем конунг коротко сказал:
— Вы будете нашим судьей, епископ Сигурд.
Эрлинг заплатил выкуп, какой назначил Олав, и уехал вместе со своей дружиной. Но он был в таком бешенстве, что даже не попрощался с конунгом перед отъездом. И я хорошо понимала Эрлинга. Он поверил в дружбу короля и понял, как мало она значит для самого Олава. Но одновременно он выказал собственное благородство и не использовал преимущества, которые были на его стороне.
— Упрямство конунга чуть не навело беду на Норвегию, — сказал мне позже Сигурд. — Мне было очень грустно увидеть его несправедливость. Он отталкивает от себя самых преданных людей, когда подозревает их во всех смертных грехах. И вместо них окружает себя предателями и льстецами.
Поздней весной мы отправились в поездку по стране. Олав хотел убедиться, что христианство прижилось в Норвегии. Не все язычники перешли в истинную веру, и тогда конунг не медлил и сжигал их дома. Так ему удавалось ввести новую веру.
Но тем летом случилось И еще кое-что. Конунг взял себе наложницу. Я была очень удивлена. Хотя частенько случалось и раньше, что он насиловал девушек в усадьбах, где мы останавливались.
Олав был настолько глуп, что думал, будто мне ничего об этом не известно. И он достаточно меня боялся, чтобы пытаться скрыть свои любовные похождения.
Та история с наложницей началась в Боссе. Бонды не смогли устоять против жестокости конунга и быстро перешли в нашу веру. Олав считал это большой победой. И очень гордился ею.
Астрид замолчала. Мне показалось, что в мыслях она была где-то далеко.
Но вот она повернулась к Эгилю Эмундссону:
— Тебе, Эгиль, известно о той истории больше моего.
— Я могу попытаться рассказать, — неуверенно ответил Эгиль.
— Конунг с дружиной, — начал он, — остановились в одной из усадьб в Боссе.
Хозяином хутора был бонд, который изо всех сил боролся против христианства и совсем не радовался, что Олав выбрал его дом для себя и своих воинов. Но ему ничего не оставалось как хорошо относиться к нам.
За ужином конунг был в прекрасном настроении. Он шутил, смеялся, и часто задирал бонда, намекая на его язычество. Одна из служанок, что разносили пиво, привлекла всеобщее внимание своей красотой. Конунг схватил ее, но она вырвалась. Тогда он приказал двум дружинникам схватить девушку и привести ее к нему в опочивальню. Он обещал хорошо заплатить воинам. Не помню, чтобы я когда-нибудь видел Олава таким возбужденным. Он очень распалился.
Я не уверен, что конунг думал, будто дружинники смогут затащить девушку к нему в постель. Но они сделали все возможное. И девушка провела с Олавом в усадьбе несколько ночей. Она все время кричала и дралась с конунгом.
Когда мы уезжали из Босса, конунг решил взять ее с собой. Она была рабыней, которую захватили в плен в Англии, и, судя по всему, высокого происхождения. Олав не собирался просить разрешения у бонда взять с собой его рабыню, но ему пришлось столкнуться с другими трудностями. Потому что он не хотел брать ее с собой как наложницу и попросил королеву взять девушку к себе служанкой.
Эрлинг замолчал.
— Как конунгу это удалось, лучше рассказать тебе, Астрид, — сказал он.
Астрид рассмеялась, но совсем не весело.
— Да, уж я-то знаю. Однажды он пришел и невинно заявил, что мне нужна помощь. Что он пришлет служанку, которая сможет выполнять черную работу.
Но в поездках по стране моим служанкам приходилось выполнять не так уж и много тяжелой работы. И мне давно было известно, что вытворяет по ночам Олав с моей будущей служанкой.
К тому времени я хорошо знала Олава и понимала, что отказать ему будет самым глупым, что можно сделать.
— Почему? — удивился я.
Вопрос оказался столь неожиданным для Астрид, что она ответила, не подумав:
— Потому что тогда она могла бы стать чем-то большим для конунга, чем простая наложница.
Я промолчал — ведь я узнал, что хотел.
А королева продолжала:
— Я заметила Олаву, что уж если он хочет дать мне служанку, то сначала я должна посмотреть на нее. Конунг ответил, что в этом нет необходимости. Кроме того, он уже сказал девушке, что она пойдет ко мне в услужение.
— Вот как? Так ты, наверное, сказал ей, что она будет делать? — спросила я.
— В этом нет необходимости, — еще раз уверил меня конунг, — она будет делать все, что ей прикажут.
— Ну, если ты так уверен, то тогда конечно.
Он внимательно посмотрел на меня. Но я была серьезна и ничем не выдала себя. И вечером ко мне в палаты пришла Альвхильд.
Я спросила ее, откуда она родом и где раньше служила. И я получила исчерпывающий ответ, даже на те вопросы, которых не задавала.
Девушка бросилась на колени, залилась слезами и поведала мне свою ужасную историю. Что ее захватили в плен в усадьбе ее отца в Западной Англии, изнасиловали и привезли в Норвегию. В этом я ей поверила. Но затем она рассказала, что в Норвегии ее сделал своей наложницей один ярл, который был очарован ее красотой. Но она изо всех сил боролась против его желания. Поэтому он продал ее одному бонду из Босса, который тоже обращался с ней очень жестоко. И конунг Олав, добрый и могущественный, спас ее.
Это было уж слишком, и не только потому, что она восхищалась добротой и благородством конунга Олава. В Норвегии не так уж и много ярлов, и речь могла идти либо о Свейне, либо об Эйрике, либо о Хаконе сыне Эйрика. А все они в последний раз были в Норвегии семь зим назад. Кроме того, вряд ли кто-нибудь из ярлов стал бы считаться с желаниями рабыни.
Но тем не менее я взяла ее в услужение. А конунг Олав по-прежнему делал все возможное, чтобы я не обнаружила их связь. Оказалось, что девушка была не только обманщицей, но и глупой пустышкой. Ей понадобилось совсем немного времени, чтобы испортить с конунгом отношения. Альвхильд не умела держать язык за зубами. Она так гордилась положением наложницы Олава, что всем об этом рассказывала. И не могла удержаться, чтобы не приукрасить правду. Она уверяла служанок, что конунг ни в чем не может ей отказать и беспрекословно выполняет малейшее ее желание.
Мне все это передавали. И не успели мы доехать до Трондхейма, как конунгу тоже донесли о ее рассказах. Однако ко мне Олав пришел, только когда мы уже приехали в королевскую усадьбу в Трондхейме.
Он, наверное, понял, что слухи могли достичь и моих ушей.
Ему было не особенно приятно рассказывать мне о наложнице, но сделал это он с большим достоинством.
— Может быть, ты уже об этом слышала, — добавил он.
— Да, я уже обо всем знала в Боссе.
— Так почему же ты мне ничего не сказала? — подскочил конунг — он начал понимать, что выставил себя на посмешище.
— А почему я должна была об этом говорить? Я не так глупа, чтобы думать, что все россказни о тебе — правда. Тем более из ее уст.
— А что она болтает? — тут же попался Олав.
— Ну, если тебе самому это неизвестно, то и я не буду ничего говорить.
— Я не уверен, что мои подданные рискнут когда-нибудь рассказать мне об этом.
— Может, и так, — сухо ответила я. Он неуверенно и с мольбой посмотрел на меня. Но мне было совсем его не жалко, тем более что он сам обманул меня и заставил взять свою наложницу в услужение. Он сам выставил меня на посмешище перед дружиной и священниками.
С того дня он больше не прикасался к Альвхильд. Правда, он и не отослал ее из усадьбы, но только потому, что она ждала ребенка. И Олав решил подождать до родов. Девушка была в полной растерянности, когда поняла, что конунгу больше нет до нее дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29