— Приготовьтесь, мессир, — прошептал рыцарь Эд, и я невольно приложил руку к длинному кинжалу, висевшему у меня на поясе и прикрытому складками моих широких греческих материй.
— Следите за своими руками, мессир, — укротил мой пыл рыцарь Эд. — Еще не случилось ничего плохого. Не намекайте на угрозу. Для начала мы просто прогуляемся мимо них.
И мы непринужденно двинулись вдоль берега, старательно наигрывая немую песню праздного времяпрепровождения.
Я заметил, что неплохо понимаю многие слова, долетавшие до моего слуха со стороны флорентийцев. Правда, я сразу засомневался, что смогу без труда заговорить на их языке. Конечно, я поделился своими наблюдениями с комтуром.
— О чем они говорят? — живо полюбопытствовал рыцарь Эд.
Пока мы приближались к ним, я уловил несколько слов о выгодном обмене флоринов, о каком-то ростовщике Цадоке и о вине Вазелонского монастыря, без которого лучше не возвращаться. Но, как только мы сами сделались предметом наблюдения, всякий разговор стих, и мне оставалось только беспомощно переглянуться с рыцарем Эдом.
— Теперь отступать некуда, — шепнул рыцарь Эд, остановился и, с важным видом обозрев всю пристань, обратил свой взгляд на знатных господ из Италии.
Он начал с самых учтивых приветствий и пожеланий на франкском языке, присовокупив обращение «синьоры». Двое смотрели на нас во все глаза, а третий, по-видимому самый знатный и гордый, повернулся к нам только тогда, когда комтур завершил свое приветствие.
Этот третий, оказавшийся безбородым и самым молодым из всех, раскрыл рот и, ничего не сказав, выпучил на меня глаза.
— Святые исповедники! — с не меньшей растерянностью пробормотал и рыцарь Эд.
— Что случилось? — спросил я его, едва успев вспомнить, что надо говорить, как условленно, на довольно ломаном франкском.
— Святые исповедники! — изумленно развел руками комтур. — Да ведь вы схожи, как родные братья!
Невольно я пригляделся к этому молодому чужеземцу, поскольку мне до сих пор не представлялась возможность запомнить свое собственное лицо,
Я путешествовал по его чертам, как искатель самородков по неизведанной земле. Он занимался тем же самым, поэтому нам обоим легко было на некоторое время оставить пристойную для такой встречи учтивость и стоять друг перед другом в молчании. Мой взгляд охватил в целом его довольно узкое лицо, отметил высокий и ровный лоб, а также строгий излом красивых черных бровей, потом двинулся вниз по хребту прямого носа, задержавшись на немного выделявшейся плоской горбинке, запечатлел небольшой рот и губы, которые, как мне показалось, должны были быть все же тоньше и моих. Еще я запомнил его глаза, карие и блестящие, однако испускавшие взгляд холодный и недоброжелательный. Они были посажены достаточно глубоко, и эту черту усиливала выпуклость скул. Замечу также, что он имел гладкие черные волосы, опускавшиеся из-под шапки до плеч.
— Тибальдо! Тибальдо! — весело заговорили, его единоплеменники, оправившись от изумления. — Разузнай скорее! Вдруг среди греков отыщется у тебя богатой родни больше, чем во Флоренции. Хорошее дело! Не грех нырнуть в крещальную купель еще раз.
Рыцарь Эд представил меня сыном крупного торговца из Керасунта, второго по величине города греческой Империи, а себя самого честно выдал за франкского рыцаря-тамплиера, водящего дружбу с богатым наследником и иноверцем. По взгляду флорентийца можно было сказать, что он поверил скорее в первое, чем во второе.
Эд де Морей добавил также, что его приятель разыскивает корабль, направляющийся в Италию, для того, чтобы в самое ближайшее время достичь Европы и выбрать там кое-какие товары по своему вкусу.
Молодой флорентиец назвался Тибальдо Сентильей и, с гордой небрежностью кивнув в сторону корабля, сказал, что не кто иной как он сам является владельцем этой торговой галеры и готов оказать нам услуги, как только дождется еще одного человека, с которым уже имеет подобный уговор.
Тогда рыцарь Эд сделал незаметный, но вполне учтивый знак рукой, приглашавший флорентийца двинуться нам навстречу еще на пару шагов, дабы отойти от остальных итальянцев для беседы с глазу на глаз.
Мои богатые одежды делали свое дело, и флорентиец приблизился к нам без особых колебаний.
— Какую цену предложит досточтимый синьор Сентилья? — спросил рыцарь Эд.
Флорентиец назвал некую сумму, от которой рыцарь Эд поморщился, как истинный скряга.
— Я слышал, на «Морфее» берут дешевле за проезд, — хмуро пробормотал он.
— Кто это вам сказал? — возмутился Сентилья.
— Торговец кожами Юстин, — дал ответ комтур.
— Не знаю о нем ничего, — усмехнулся флорентиец и презрительно сплюнул в сторону, — кроме того, что он любитель приврать. Вот «Морфей», а вот я, его владелец.
Тут я вытянул перед ним левую руку, отвернул в сторону края греческих одеяний, пригодных для того, чтобы спрятать под ними все, что угодно, хоть двуручный меч вместе со щитом, и показал флорентийцу тайный знак на маленьких ножнах.
— А что вы можете сказать, синьор Сентилья, о владельце этого предмета? — тихо спросил я его, уже чисто выговаривая слова на франкском языке.
Флорентиец содрогнулся и побледнел.
— Мессер! Я рад приветствовать вас, — взволновано проговорил он, используя именно итальянское обращение: «мессер». — Я готов служить вам. Прошу вас, давайте сохраним на короткое время те же самые роли. Это просто необходимо.
Потом он бросил на рыцаря Эда короткий и острый взгляд, который мне совсем не понравился и навел на мысль, что в горах Халдии мы удостоились встречи с самым великим провидцем нашего времени.
Итак, как мне показалось, флорентиец побледнел еще сильнее, а рыцарь Эд сохранил невозмутимое выражение и даже добродушно улыбнулся.
— А где вы остановились, досточтимые синьоры? — спросил Тибальдо Сентилья.
— Пока что на том самом месте, где мы с вами разговариваем, уважаемый синьор Сентилья, — ответил рыцарь Эд явно в приподнятом настроении, которому я пока не находил причины.
— Очень хорошо! — еще более радостно проговорил флорентиец, укрепив меня в своих подозрениях. — Корабль будет готов отплыть наутро. А я уже сейчас готов предложить вам довольно сносное местечко, где можно скоротать ночь. Мы даже можем не заходить в город, чтобы вовсе не иметь дело с ужасными поборами. Эти несносные греки напридумывали такие подати и сборы, какие и евреям в головы не приходили. Здесь неподалеку есть очень приличный постоялый двор. Жаркое не подгорает. Крысы не видал ни одной. И кстати, отхожее место поливают смесью мела со щелоком. Я вам скажу, там не зазорно остановиться и владетельному князю. Соглашайтесь, синьоры.
— Мы с удовольствием примем ваше предложение, — сказал рыцарь Эд, словно бы назло мне избегая моего взгляда, в котором предупреждение об опасности пылало, должно быть ярче всякого греческого огня.
Пока мы поднимались в сторону приличной, но таившей невесть какие ловушки, гостиницы, мой нежданный «братец» болтал без умолку. Пока наши желудки терпели голод, наши мозги успели пересытиться всевозможными сведениями о каких-то фокейских квасцах и красотках из генуэзского квартала, о том, как различать по качеству ворс на коврах из Атталии, и о том, где можно взять подешевле ладанную камедь.
Воспользовавшись узкой лестницей, я потянул комтура назад и шепнул ему:
— Брат Эд, дело сделано. Самое время вам исчезать из вида.
— Мессир, — шепнул он в ответ. — Прошу вас, не думайте, что только вы один горите желанием заглянуть во внутренности механизма. Да, я сделал свое дело, а потому и жизнь мне более не дорога. Считайте так. К тому же мои последние дни наполнены до краев. Никогда я еще не чувствовал себя таким бодрым и жизнерадостным. Представьте себе, что, подобно Одиссею, я оказался между Сциллой и Харибдой. В горах меня несомненно отыщет Акиса. И помните мои слова: разве я смогу обнажить клинок. Здесь же еще остается возможность сунуть его в капкан вместо своей ноги. Наконец мне не терпится проверить предсказания нашего Дельфийского оракула. Если они окажутся верными, я на обратном пути воздам ему достойную хвалу.
Я понял, что уговорить истинного рыцаря обойти опасное место мне никак не удастся, да и вправду нет никакой необходимости настаивать на своем. Я лишь поклялся про себя, что приложу все свои силы, чтобы оказать ему помощь в трудный час, и, не исполнив долга, не ступить ногой на корабль.
Пропустив мимо ушей тюки с черным иракским мылом и ирландской саржой, я выступил на шаг вперед флорентийца и спросил его, что слышно из Франции.
— Что слышно? — переспросил он. — Да ничего особенного. Король встряхивает Святой Престол и не без успеха: с него уже сыпется позолота. Я плавал по делам в Александрию. Возможно, что-то упустил. А вы ждете каких-то известий из Франции, мессер ?
— Жду, — коротко ответил я, оставив флорентийца в некотором недоумении.
Постоялый двор действительно оказался весьма пристойным местом для ночлега, хотя, конечно, проигрывал в сравнении с крепостью, затерянной в безлюдных горах Империи. Свежее белье и горячее кушанье как будто дожидались нашего прихода.
В отличие от рыцаря Эда, спокойно смотревшего прямо перед собой, я озирался по сторонам, явно роняя свое достоинство, однако ничего не мог с собой поделать и примечал всякий уголок, всякую бочку, где может притаиться убийца, присматривался ко всем окошкам, которые можно было использовать в качестве лазейки для маневра или бегства, додумывался, где могут быть расположены потайные дверцы, ведущие на задний двор.
Еще у самых дверей комтур что-то коротко шепнул на ухо Франсуа, и тот исчез. Затея комтура хотя и осталась непонятной, однако все же убедила меня в том, что рыцарь Эд не готовит себе участь жертвенной овцы.
Когда мы расположились за столом, то, несмотря ни на что, завели с флорентийцем веселую беседу. Ей весьма способствовал вид умело поджаренной баранины, которую мы запивали легким греческим вином. Разумеется, мой бокал прикоснулся к губам только вслед за бокалом флорентийца, что, я полагаю, не скрылось от него, раз в его глазах блеснули холодные огоньки.
— Наше сходство все же не дает мне покоя, — сказал я. — Вы, я думаю, тоже не считаете его простым совпадением.
— Истинно так, мессер, — с гордостью проговорил флорентиец. — Если между нами нет родственной связи, значит, существует связь высшая, духовная. Это еще раз убеждает меня в том, что я причастен к великой миссии.
— И все же любопытно было бы узнать о вашем происхождении, досточтимый Тибальдо, — настойчиво заметил я. — Может быть, мы все-таки найдем общие нити.
Взгляд флорентийца потух, а губы, поджавшись, стали еще тоньше.
— Увы, я не могу похвалиться своим родом, — признался он, — поскольку своего отца не знаю совсем.
— Вот мы почти уже родственники, — со смехом заявил я. — Со мной случилась та же самая история.
Флорентиец посмотрел на меня с некоторой тревогой и, вновь бросив короткий взгляд на рыцаря Эда, добавил, что зато может не стыдиться своей матери, которая прожила благочестивую жизнь во Флоренции и, вдовствуя, находилась под покровительством известного купеческого рода Ланфранко.
— Простите мою назойливость, а не оказывалась ли ваша достопочтенная матушка во времена своей молодости пленницей каких-нибудь султанов? — перейдя все границы приличия, спросил я, считая, однако, что в качестве посланника таинственных сил имею право на любые дознания.
Именно в таком духе и воспринял мое любопытство Тибальдо Сентилья, раз уж не вспылил, а только потупился.
— Ничего подобного не рассказывала мне ни она, ни люди из дома Ланфранко, которым я обязан своим нынешним положением, — смущенно проговорил он.
Больших усилий стоило мне сдержать вопрос о том, не была ли благочестивая матушка Тибальдо Сентильи глухонемой красавицей.
Между тем, флорентиец посмотрел на рыцаря Эда так, будто вознамерился одним честным взглядом наверстать упущенное и заслужить его братское доверие.
— Могу добавить только то, что ношу в своей памяти родовое предание, которое способно вызвать ваше любопытство, — проговорил он почти шепотом. — Я слышал, будто бы толика крови, текущей в моих жилах, досталась мне от некого знатного рыцаря, который был как франком, так и тамплиером.
— Действительно, предание не только любопытно, но и загадочно, — согласился комтур, — особенно если учесть обет безбрачия, который тамплиеры принимают так же, как и монахи.
Флорентиец не обиделся, а только пожал плечами.
— Я не настаиваю на его правдивости, — без боя отступил он. — Более того, сомневаюсь не менее вашего. Имя этого предка, напоминающего мне мираж в пустыне, не возбуждает в моем сердце никаких чувств. Я не обнаружил его в анналах славных деяний и подвигов прошлых времен.
— Зато наше любопытство теперь возбуждено вдвойне, — проявил учтивость рыцарь Эд. — Каково же оно, это имя, откройте нам.
— Гуго, — сказал флорентиец. — Гуго де Ту. Наступила очередь рыцаря Эда бледнеть, превращаясь на несколько мгновений в каменное изваяние. Вероятно, и сам я не сумел скрыть совершенной растерянности, поскольку Тибальдо Сентилья удостоил нас обоих поровну таким взглядом, в котором подозрительность быстро обратилась в лукавство.
— Вам же, досточтимые синьоры, — недоверчиво проговорил он, — это имя как будто известно. Или же я ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, синьор Сентилья, — решительно ответил рыцарь Эд, оправившись от неожиданного наскока. — Совпадение то или знак свыше, утверждать не берусь, но без утайки скажу, что ваш легендарный предок был одним из самых благородных и доблестных рыцарей, кои мне известны.
— Вот как! — воскликнул флорентиец со вздохом, полным радости и облегчения. — Верно, знак свыше. Наконец-то я смогу узнать достоверную историю его жизни. Не соблаговолите ли, доблестный комтур, поведать ее мне, ведь уже завтра нам, по всей видимости, придется расстаться, если не до Второго Пришествия, то несомненно на годы.
— Почитаю за долг исполнить ваше желание, синьор Сентилья, — сказал рыцарь Эд, однако по его голосу я определил, что для исполнения такого долга комтуру придется объехать какую-то высокую гору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83