https://wodolei.ru/catalog/unitazy/ifo-frisk-rs021030000-64290-item/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— стараясь говорить в принятом здесь стиле, спросил тамплиер.
— Служба требуется самая невеликая.
— А именно?
— Позовите сюда слугу вашего… не могу толком выговорить его варварское имя.
Как проблескивает острие кинжала из-под распахнувшихся одежд, так проблеснула угроза сквозь вежливо произносимые персиянином слова. Это было так неожиданно, что смятение в голове и душе Армана Ги усилилось. Но одно он понял глубоким внутренним чутьем — надобно потянуть время. Пусть пока этот негодяй считает, что Лако здесь.
— Совершенно не понимаю, зачем такому изысканному ценителю словесного искусства мог понадобиться мой уродец слуга.
По губам Симона зазмеилась ядовитая улыбка.
— Еще раз обращаюсь к вам с нижайшей просьбой немедленно прислать ко мне вашего Лако.
— О, вы зашли в своем блистательном нетерпении так далеко, что без труда выговариваете столь варварские имена, что…
— Где он?! — взревел, а вернее вспищал евнух.
Арман Ги изобразил испуг всем своим видом.
— Нужно посмотреть там, — он указал в сторону задних комнат.
Симон не говоря ни слова шагнул в указанном направлении, сбив по дороге золоченый кумган с красным вином и растоптав крашеным каблуком персик.
— Здесь никого нет!
— Наверное пошел куда-то, — нахмурил лоб бывший комтур, как бы всерьез стараясь понять, где его слуга.
Симон не стал задавать больше вопросов, он бегом выскочил из павильона.
Лако в этот момент тоже бежал и находился уже на приличном расстоянии от усадьбы Нарзеса. Он не бросился к базару, где неопытный человек мог рассчитывать затеряться в многоцветной, многотысячной толпе.
Он слишком хорошо изучил здешний базар и все прилегающие к нему улочки. Рыночную площадь очень легко было оцепить таким образом, что выскользнуть с нее не удалось бы даже мыши. Через час, другой это будет сделано. И человек с такой запоминающейся внешностью, как у него, обратит на себя внимание даже самого глупого и ленивого стражника.
Лако бежал к окраине города, туда, где начинались всхолмия, поросшие кустарником, где стояли одичавшие сады, где обычно останавливались цыганские таборы и куда городские стражники предпочитали, без особой надобности, не соваться.
Очень скоро он добрался до небольшой, покосившейся хижины, стоящей на берегу мелкого, тихого ручья. Пахнуло дымом и запахом овечьей кошары. Здесь жила сорокалетняя подслеповатая вдова, с нею-то и свел ноздреватый франк близкое знакомство. Его устраивало в их сожительстве и то, что Арша была немолода, и то, что подслеповата. Что насчет этой связи думала хозяйка одинокой хижины осталось неизвестным, да никого и не интересовало.
Отдышавшись в тени старой чинары, Лако вошел на засыпанный овечьим пометом двор. Хозяйка хлопотала у летней плиты, устроенной посреди двора. Над вонючим кизячным пламенем висел черный, как помыслы дьявола, котелок. В нем что-то булькало.
Хозяйка заметив появление своего сожителя, ничем не выразила отношения к этому факту. Они вообще разговаривали мало, и это только скрепляло их отношения.
Лако миновал кухню, уловил своей волшебной ноздрей, что варево еще далеко не готово и направился к хлеву, где тут же принялся за работу. Взял деревянную лопату и как следует вычистил самый темный угол. Потом разобрал ту часть забора, что нависала над вялотекущем ручьем. Полученными материалами он превратил угол хлева в клетку, такое было впечатление, что он собирается запустить туда какое-то сильное и дикое животное.
Засим последовал ужин, прошедший, опять-таки, в полнейшем молчании. Отставив котелок и заложив угли в плите дерном, Арша совершила ряд приготовлений, которые недвусмысленно свидетельствовали о том, чего она ждет от своего мужчины сразу вслед за ужином. Мужчина повел себя не так, как обычно. Не ответил на ожидания женщины. Он посмотрел на неуклонно истлевающую полоску заката, вздохнул и отправился вон со двора. Обернулся, правда, у самых ворот и сказал озадаченной подруге:
— Я сегодня навещаю гарем, — сказал он это по-французски. И хотя Арша не поняла ни слова, ей польстило, что с нею разговаривают и она успокоилась.
Примерно в это самое время в гости к Арману Ги пожаловал Нарзес. Без шахмат. В лице ни капли благодушия. Бывший комтур ждал чего-то подобного и поэтому не удивился и не растерялся.
Нарзес сел, провел рукой по лицу сверху вниз, но не снял этим движением ни усталость, ни угрюмость с него.
Арман Ги почтительно присел напротив, понимая, что сейчас ему разумнее всего помалкивать, ведь достаточно секундного каприза и слуги черноусого богатея сломают позвоночник говорливому рабу.
— Скажи мне, — заговорил Нарзес, — зачем ты здесь?
Всего чего угодно ждал тамплиер, но не такого начала.
— Я… я ваш раб.
Купец долгим взглядом впился в лицо франка.
— Да, ты мой раб, я даже знаю почему тебя купил. Но вот зачем ты здесь, я не могу понять вот уже целых два года.
— Воля ваша, хозяин, но мой бедный разум не в состоянии постигнуть извив вашей благородной мысли.
Нарзес мрачно усмехнулся.
— Льсти, льсти. Это ты правильно делаешь. Я капризный, мне может вдруг надоесть вся эта путаница и я прикажу разрезать тебе брюхо и набить красным перцем. У меня как раз залежалось сто фунтов пенджабского…
Арман Ги счел, что он не вправе комментировать эти слова хозяина. Тот продолжал.
— Да, я капризный. Но я и любопытный. И когда маркиз де Верни настоятельно посоветовал мне купить тебя, я купил. Он утверждал, что от тебя мне будет какой-то особенный прибыток. Он не говорил прямо, хитрый франк, но сумел меня заинтриговать. Он советовал держать ухо востро и не упустить момент… Вот я и следил. И знаешь, что я тебе должен сказать?
— Я слушаю, хозяин.
— Так вот — одно из двух.
— Одно из двух, — механически повторил бывший комтур.
— Н-да, или маркиз меня просто-напросто обманул, всучив негодный товар, пользуясь моей доверчивостью, умело сыграв на струнах моего богатого воображения. Репутация моя в этом смысле широко известна в здешних местах. Либо…
— Либо, — опять покорно прошептали губы тамплиера.
Купец отпил вина из забытой у ложа чаши.
— Я тебе скажу, но сначала мы разберемся с первым «либо». Я поселил тебя как дорогого гостя, отчасти потому, что помнил слова маркиза о твоем благородном происхождении, отчасти потому, что решил получше тебя оградить от мира внешнего. Я мог бы бросить тебя в общий загон для рабов, но тогда как бы я уследил с кем ты беседуешь, кто подползает к тебе ночью, кто отползает. Мои рабы путешествуют на кораблях и с караванами по всему белому свету, это предоставило бы тебе огромные возможности. Тем более, если учесть как тебя рекомендовал маркиз де Верни. Он говорил о тебе особые слова. Он был почти испуган.
Нарзес снова отхлебнул вина.
— Но меня все таинственное притягивает. И, принимая вызов высокопоставленного храмовника, а ведь именно таким является маркиз, я как бы поднимался над ним. Впрочем, в этом мало славы. Все, чем управляет де Верни — это шайка разбойников в окрестностях Пафа. Это давно уже не прибежище остатков орденской славы и силы, как считают некоторые. Остались одни черные тряпки на головах. Они давно уже никому не молятся, даже своему черному козлу. Мне теперь кажется, что отделываясь от тебя, он всего лишь избавлялся от свидетеля своей бездарности и омерзительного падения. Он счел тебя чем-то вроде шпиона. Почему он тебя не убил, мне неизвестно. И вот я слежу за тобой третий год за каждым твоим шагом, за каждым глотком выпитой воды, за каждым куском лепешки съеденным тобой — и ничего!
— Я не мог быть тамплиерским шпионом. С таким поручением меня мог послать только Великий Магистр, а он к тому времени уже сидел на цепи в Шиноне.
Купец снисходительно улыбнулся.
— Это-то мне известно, но известно также и то, что Орден ваш… одним словом тот факт, что Великий Магистр находится в застенке, а командор Кипра маркиз де Берни превратился в обыкновенного разбойника, не обязательно свидетельствует о том, что Орден храмовников разрушен. Как бы не наоборот. Поэтому очень может быть, что ты приехал от скрытого магистра, от истинного магистра.
Арман Ги покачал головой.
— Не слишком ли это даже для вашего богатого воображения?
— Не дерзи. Ты еще не почувствовал, что твое положение в этом доме резко изменилось?
— Почувствовал.
— Особенно после сегодняшнего бегства твоего мальчишки. Он хорошо притворялся простаком эти два года. Я даже решил попробовать, я рискнул, по совету этого негодяя и болвана Симона, и разрешил выходить, ему в город. И он вел там себя очень умело. Настолько умело, что мои люди, назначенные следить за ним, так и не смогли определить, является он просто глазеющим болваном или просто притворяется таковым. Но сегодняшнее бегство все поставило на свои места.
— Его бегство было для меня полнейшей неожиданностью, клянусь.
Нарзес громко расхохотался.
— Такое впечатление, что после того как твой слуга удалился, весь его напускной идиотизм, перешел на тебя. — Ты хочешь сказать, он скрылся не по твоему приказу?
— Нет, хозяин, клянусь стрелами Святого Себастьяна.
— Неудачная шутка. Ты не знаешь, что у нас на Востоке стрелами Святого Себастьяна называются иголки, которые загоняются под ногти слишком скрытным людям. О чем он сообщил тебе?! О чем вы говорили?!
— Он просто передал мне рассказ ломбардского купца, который прибыл сегодня в Алеппо.
— Что за новость?
— Жак де Молэ все еще сидит в Шиноне, а следствие все еще продолжается.
— Ну, об этом ты мог бы спросить и у меня, я бы не стал скрывать, — снова хохотнул Нарзес, а потом снова сделался серьезен.
— О том, что было сверх этого сказано, ты пооткровенничаешь с моим палачом. Если, конечно, благоразумие не снизойдет на тебя и ты не выложишь все свои секреты без особого принуждения.
Арман Ги молчал.
— Итак, ты отказываешься говорить, франк, тем хуже. И для тебя и для истины. Ибо она выходит из рук палача искаженной.
Гарем князя Хасара, повелителя Алеппо, представлял собой целый город. Он занимал четыре квартала, заключая в своих стенах шесть садов, пересекаем был двумя десятками ручьев и арыков.
Любимые жены князя, числом одиннадцать, жили отдельно от прочих жен и наложниц, за специальной красной стеной с большими коваными воротами. Ворота эти никогда не открывались, насколько могла вспомнить самая старая из наложниц. Ветви кустов, вплетшиеся в чугунную вязь решетки, скрывали от посторонних и любопытных глаз жизнь высокой половины гарема. О ней (о жизни за стеной), естественно, складывались бесчисленные и, конечно же, фантастические историй. Известны были лишь имена этих одиннадцати счастливиц. Им страстно завидовали все остальные женщины князя. Хотя их собственная жизнь тоже не была похожа на беспросветное бедствование.
Каждая из жен и наложниц имела небольшой домик и служанку. Кормились все сто семь жен и шестьдесят наложниц с княжеской кухни и к празднику князь присылал им подарки. Правда, такой подарок, как возможность пообщаться с самим князем Хасаром выпадала далеко не всем и очень уж нечасто. Все знали, что он очень стар и сильно болен и потому для соответствующих услуг ему вполне хватало и одиннадцати женщин.
Время от времени одну из жен или наложниц изымали из нижнего гарема и тогда считалось, что она переправлена за красную стену. Долго судачившие на эту тему женщины пришли к выводу, что, видимо, кто-то из избранниц там, за красной стеной, впадает в немилость и в такой возраст, когда уже не может согревать старого князя. Для этого больше подходят юные и горячие создания.
Но как определяет своих новых избранниц, если он никогда их не видит, заволновались рассудившие таким образом. Видимо иногда все-таки старый князь показывается на основной части гарема и тайком заглядывает в шатры и павильоны. И та, которая ему понравится, оказывается в раю для одиннадцати гурий. Это открытие наполняло души претенденток на высокую ласку особым трепетом, они стали к ночи особенно изысканно наряжаться и просиживали иногда до рассвета в ожидании тайного визита.
Надо сказать, что как это часто случается, женский ум, даже, если так можно выразиться, собранный в большом количестве, проявил себя своеобразно, но все же не с лучшей стороны. Никто не обратил внимания по какому принципу отбираются кандидатки для перепархивания через красную стену. А чаще всего это случалось с теми красавицами, которые при живом, хотя и невидимом муже, допускали определенные вольности в своем поведении.
Евнухи и обслуживающие красавиц старухи за немалую, правда, мзду, оказывали девам помощь в поиске возможности согрешить. Не один и не два раза через ограду гарема перебирались ослепленные страстью молодые люди, чтобы, хотя бы даже рискуя жизнью, заключить в объятия одну из княжеских жен. Чаще всего это были женихи так и не успевшие назвать жительниц гарема своими женами там, в прошлой жизни, на воле. Кроме разлученных влюбленных появлялись и просто охотники до всякого рода приключений, особенно рискованных.
Ведь князь был очень, очень стар, он иногда месяцами не показывался перед народом. Он являл свой лик только тогда, когда слухи о его смерти перерастали в настоящие волнения. И эти появления, по словам тех кто его видел, не шли на пользу, его славе — плохо выглядел князь Хасар несмотря на все усилия врачей.
Год проходил за годом, и ограда гарема начала ветшать. И в прямом и переносном смысле. Ограда, это прежде всего люди. Ведь даже великая китайская стена, когда была оставлена стражей, перестала быть сколько-нибудь серьезным препятствием. Так вот стражники гарема постепенно утратили бдительность. Более того, многие из них сами стали промышлять на ниве сводничества. Образовалось несколько укромных, надежных лазов через которые почти каждую ночь проникали охваченные страстью молодые люди и попадали в объятия томящихся гурий. И тогда под благоухающими растениями роскошных садов, под прозрачным покрывалом соловьиных трелей совершалось божеское дело любви, хотя бы и беззаконной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29


А-П

П-Я