Все в ваную, сайт для людей 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Арман Ги пожевал губами.
— Боюсь, маркиз, что мое объяснение опять покажется вам неубедительным.
— Отчего же?
— Оно как и предыдущее будет не элементарным. В нем может быть проскользнут кое-какие эмоции, вами отвергаемые.
— Оставьте ироничный парижский тон, — фыркнул де Берни, — вы на Кипре, здесь шутят по-другому.
Арман Ги кивнул.
— Чтобы моя мысль выглядела яснее, надобно для начала осветить причину моих разногласий с Жаком де Молэ. Разногласия, из-за которых я и попал в тюрьму Тампля.
Маркиз оторвался от светильника и повернулся к пленнику.
— Мы внимательно слушаем.
Бывший комтур глубоко вздохнул, как это делает ныряльщик перед погружением в пучину.
— Дело в том, что вступил я в орден не так давно. Проделал замечательный путь восхождения от низов к верхам. И в этом мне преизрядно помогал Жоффруа де Шарне, командор Нормандии, лучший друг Жака де Мола. Стало быть, в каком-то смысле мне помогал и сам Жак де Молэ. И вот, когда я подошел к весьма заметной должности, я вдруг понял, что от всей души ненавижу своих благодетелей. И очного — командора Нормандии и заочного — Великого Магистра Ордена.
— Что так? — усмехнулся одним усом маркиз де Берни.
— Чем они вам так не угодили? — хмыкнул де Бланшар.
— Да, очень, очень странная реакция, — пискнул толстяк монах.
Арман Ги обвел присутствующих соболезнующим взглядом.
— Своей непритворной, истинной добродетельностью.
— Объясните сей словесный фокус, — потребовал маркиз.
— Охотно. Я считаю, что сия добродетельность, добронравие, усердие в молитвах и забота о бездомных и нищих скорее подошли бы какому-нибудь францисканскому знамени, чем Босеану.
— Как же опровергали своих противников, словом или делом? — возобновился писк монаха.
— Я знал, что не могу быть допущен к публичному диспуту с Великим Магистром. Да и не в традиции у нас были словесные дуэли. Капитул Ордена сильно отличается от папского капитула.
— И вы решили пойти путем сопротивления делом, — закончил мысль де Бланшар.
— В общем, да.
— Судя по тому, что ваши взгляды на тамплиерскую традицию были прямо противоположны взглядам Жака де Молэ, вы в своей капелле проповедовали самый разнузданный образ жизни. Винопитие, разврат, содомия.
В лице бывшего комтура мелькнула растерянность. Виконт слишком быстро и хорошо понимал о чем идет речь, но в голосе его не слышалось восхищения тем, что он понимает.
— Отвечайте же!
— Да, — мертвым голосом сказал Арман Ги, — я попустительствовал подобным поползновениям и сам принимал во многих участие. Я пребывал, и пребываю до сих пор в уверенности, что все происходившее в моем комтурстве, не есть просто продолжение дурных наклонностей человека по имени Арман Ги, но исповедание древних исконных, тамплиерских традиций. Их оставили нам наши великие предшественники, основавшие Орден рыцарей Храма Соломонова в Святой земле.
Монах всплеснул руками и отвратительно захихикал.
— Так вы считаете, что только благодаря неумеренному потреблению вина и противоестественным совокуплениям наши великие предшественники добились того величия, отблески которого еще держатся в нашей сегодняшней репутации!
— Не упрощайте сверх меры, ваше преподобие, ибо не заметите ускользание истины из ваших рассуждений. Конечно, перечисленные мною особенности повседневной жизни тех первотамплиеров были лишь составной частью жизни высокого рыцарского сообщества. Впереди стояла воинская доблесть и непримиримость к врагам веры христианской.
— Ну, теперь что-то начинает проясняться, — сказал маркиз снова подходя к огню.
— Н-да, — протянул виконт.
Де Верни обратился к бывшему комтуру.
— Итак, вы решили возглавить новое орденское движение, сплотить на основе старых традиций французское рыцарство и возглавить новый крестовый поход?
Арман Ги пожал плечами.
— Мои мысли не шли так далеко. В глубине души, скрыто от моего взора, но открытой божьему, возможно напитывался силами подобный помысел.
— Вам делает честь столь откровенный ответ. Может быть вы столь же честно ответите и на второй мой вопрос.
— Я весь внимание, маркиз.
— С какой целью вы прибыли на Кипр?
Бывший комтур помолчал, взвешивая слова для ответа.
— Ну же!
Нетерпение маркиза показалось Арману Ги добрым знаком, лучше иметь дело с раздраженным человеком, чем с холодной непроницаемой маской.
— Мне казалось, что из уже сказанных мною слов легко сделать правильный и исчерпывающий вывод относительно моих намерений. Когда я говорил о пресной, неестественной святости подавившей живую, пронзительную жизнь Ордена, я не имел в виду Орден целиком, без изъятия. Я плыл на Кипр в надежде обрести здесь единомышленников. Ибо широко было известно, что так называемые «восточные» тамплиеры не подчинились в свое время влиянию Парижского капитула. Они сохранили дух прежнего, а значит вечного Ордена. Я спешил к вам как жаждущий, дабы припасть к истоку истины. Провидение, посчитав нужным нанести удар по Ордену тамплиеров, выбрало именно ту его часть, что совместима лишь с примитивными представлениями о святости. Провидение явилось в виде садовника, знающего, что сухие, омертвевшие ветви следует обрубать, чтобы древо пышнее зеленело.
Речь эта обессилила Армана Ги. Он чувствовал себя неуютно под взглядом трех пар внимательных глаз.
— Понятно, — сказал маркиз, — вы были откровенны с нами. Мы ответим вам открытостью на открытость. Мы позволим вам участвовать в нашем тайном богослужении. Ибо, рассуждая о традициях истинных тамплиеров, вы коснулись лишь низменных, повседневных проявлений. А есть еще нечто сверх этого, или, вернее за этим.
Арман Ги напрягся.
— Вы имеете в виду тайный круг посвящения?
Де Верни мимолетно улыбнулся.
— Что-то в этом роде.
— Да-да, я знаю, требуется отречься от божественной сущности Христа и плюнуть на распятие.
Маркиз поправил медальон на груди и неохотно проговорил.
— Не будем спешить. В этих делах все должно идти своим чередом.
Почувствовав, что аудиенция завершена, бывший комтур церемонно поклонился.
— Идите, — сказал маркиз.
Надо ли говорить в каком состоянии вышел бывший комтур из бело-красной залы. Хотя то, что было ему обещано, не вполне совпадало с его исконными планами, он был и польщен и возбужден. Что ж, посвящение, так посвящение.
На улице все еще стояла глубокая ночь.
Заслуживает внимания тот факт, что уже ранним утром бывший комтур Байе стоял вместе со своим слугой на набережной, руки у них были связаны за спиной. Голову жгло солнце. Мимо бродили какие-то люди, в основном в восточных нарядах. Орали ослы, заглушая гомон человеческой толпы. Все вместе это называлось невольничий рынок.
Исполнителя королевской воли вместе с его слугой продавали в рабство.
Из башни, где он всего несколько часов назад беседовал на высокоумные темы с высокопоставленными тамплиерами, за ним внимательно следили три пары глаз. Легко догадаться, что они принадлежали недавним собеседникам бывшего комтура.
— Так вы, де Бланшар, не склонны считать этого Ги сумасшедшим, как наш брат Альм? — спросил маркиз, потягивая какое-то питье из высокого стеклянного бокала.
— Отнюдь, мессир. Почти наверняка это шпион. Причем хитрый шпион. Жак де Молэ уже несколько месяцев находится в темнице — не думаю, что у него есть возможность посылать каких-то шпионов. Остается предположить, что этот человек прибыл от короля.
— Боюсь, вы правы, де Бланшар. Более того скажу, мессир, прибыл он сюда не для того, чтобы разведать обстановку, то есть не с неопределенной целью, у него вполне конкретное задание. Маркиз снова отхлебнул.
— Да, де Бланшар, вы снова правы. Он ищет казну Ордена. То, ради чего Филипп и затеял все это безобразие с процессом. Он хотел втереться к нам в доверие и узнать, не переправил ли добродетельный и предусмотрительный предстоятель Ордена свое золото к нам.
— Насколько я понимаю, он этого никогда не узнает, — раздался писк брата Альма.
— Надеюсь, — ответил де Бланшар.
— А не проще ли было его убить? — спросил монах.
— Ну что вы, брат, — пожурил его маркиз, — это довольно скоро бы стало известно королю. И он решил бы, что деньги именно у нас, раз мы так беспощадно расправляемся с его соглядатаями. В данной ситуации Филипп узнает только то, что его человек попал в дурацкую историю. Его продали в рабство. Согласитесь, мало, что может вызвать большее презрение к человеку. Его не убили, то есть не догадались о его секретной миссии. Таким образом мы одним ударом избавимся и от королевского шпиона и от королевских подозрений.
— Вы как всегда правы, мессир, — улыбнулся монах.
В это время Арман Ги налитыми кровью глазами тупо смотрел перед собой на странных людей о чем-то шумно друг с другом, спорящих, на клубы удушливой пыли, поднятой подошвами и копытами. Он ничего не видел, ему казалось, что он сходит с ума.
Бывший комтур хотя бы отчасти пришел в себя, когда к нему приблизился первый покупатель. Толстый, холеный грек в густых черных усах. Усы были сверхъестественные. Собственно, сквозь пелену, застилавшую сознание несчастного тамплиера, проступили именно усы, их вид заставил будущего раба вздрогнуть, а зрение его напрячься. К волосяному украшению достроилось и лицо, а потом уже и весь облик. И раздался голос. Отвратительно коверкающий французские слова. Арман Ги меньше бы внутренне морщился, если бы знал, что грек говорит на так называемом, лингва-франка, то есть том языке, который использовали боготворимые им первотамплиеры.
Грека сопровождал горбатый торговец. Их несколько шныряло в этот час по набережной, где к вкопанным столбам были привязаны куски живого товара. В их обязанности входило открывать перед возможным клиентом те качества продаваемых людей, которые скрыла природа. Если будущий раб выглядел как изможденная кляча, то утверждалось, что он невероятно силен во врачевательском деле, если бросался в глаза маленький рост, это компенсировалось рассказом о его невероятной выносливости, когда же напрочь отсутствовали зубы, то нахваливалось орлиное зрение. Естественно, опытные покупатели знали все уловки продавцов. Уловки эти совершенствовались, покупатели со временем проникали в их тайну. Продавцы принуждены были вновь совершенствоваться и так, казалось, до бесконечности. Правда, только казалось, рано или поздно продавцы, замыкая круг, возвращались к приемам первого набора. И так было всегда. Способы торговли рабами в начале четырнадцатого века мало чем отличались от тех способов, что использовались в древности, две тысячи лет назад.
Что-то подобное происходит и с приемами, применяемыми в любви.
— Очень сильный мужчина, — авторитетно сказал горбун, проводя тростью по животу Армана Ги, чтобы вызвать показательное сокращение мышц. Бывший комтур был весьма крупен и мясист, но мускулатура его не отличалась рельефностью.
— А-а, — неопределенно поморщился грек, собираясь уходить к другому столбу.
— Постойте, господин, вы напрасно спешите, — затараторил продавец, — он ведь еще не старый. Грамоту знает.
— Я сам грамоту знаю. Мне нужен раб, а не мудрец.
— Он еще не старый, он выдержит у вас на галере еще не один год. Может полтора года. И цена-то, цена!
— Цену я видел.
Стоимость каждого раба была нацарапана куском мела на доске, прибитой к столбу.
Грек наклонился и своей палкой постучал по икрам Армана Ги.
— Посмотри! — сказал он продавцу.
— Да, ноги.
— Посмотри какие у него вены!
— Зато у него все зубы, это редко бывает у франков.
— Зачем мне его зубы, все что нужно съесть, я съем сам, мне нужен человек, который мог бы ходить с караваном. Носильщик мне нужен, а не живая развалина.
И усач удалился.
Бывший комтур был слеп от бессильного гнева. Его, посланца короля Франции и дворянина, ощупывали и рассматривали как какого-нибудь мула. Да даже и к мулу хороший конюх проявляет больше уважения.
На этом греке история с продажей, конечно, не закончилась. Еще десять, или двенадцать человек подходили к нему вместе с говорливым горбуном. Лупили палкой по животу и по икрам. Заставляли приседать, лезли в рот. Арман Ги изо всех сил старался сохранить хотя бы остатки достоинства, напускал на лицо надменное выражение, принимал позы понезависимее. Но как уже соблазненной женщине трудно выглядеть неприступной, так же голому человеку, выставленному на продажу, трудно казаться рыцарем.
Сказать честно, лет сто двадцать назад подобное было бы невозможно. Тамплиер, которому предназначено было бы стоять у столба на невольничьем рынке, нашел бы способ умереть. Даже со связанными руками. По крайней мере, так думал сам Арман Ги и дополнительно мучался от того, что сам на гордую смерть не способен. Он люто мечтал о мести. Ведь его оскорбитель был известен — маркиз де Верни. Но как до него добраться, как?!
Солнце прошло зенит. Стало жарко стоять на солнцепеке, несмотря на декабрьский ветер. Торжище подходило к своему концу. Так никому и не приглянулся белокожий, крупный мужчина с курчавой черной бородой и раздутыми венами на ногах.
Кажется, унижению не дано было завершиться последней, самой сильной оплеухой — продажей. Все-таки — успокаивал себя бывший комтур — быть рабом Ордена меньшее несчастье, чем принадлежать усатому заносчивому греку.
Зря он так подумал, ибо грек этот, всуе помянутый, тут же оказался перед ним, вместе со своими мясистыми усами.
— Ну ладно, — сказал он, и сердце рыцаря упало.
Горбун радостно засуетился.
— Пятнадцать франков, — объявил грек.
И тут заныл горбун, ибо на табличке над головой Армана Ги значилось, что франков он стоит всех двадцати пяти. Пришлось вынести рыцарю Храма Соломонова и несусветную тошнотворность торга на невольничьем восточном базаре. Торг этот занял не менее часа. Стороны после серии воплей, вознесения двадцати призывов к господу и сорока проклятий неуступчивости партнера, продвигались друг к другу на каких-нибудь четверть су. Когда, наконец, ударили по рукам, и деньги перешли из одного кошеля в другой, Арман Ги, набравшись неожиданной смелости, заявил купцу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29


А-П

П-Я