Я быстро прошла мимо, не желая быть узнанной, затем вернулась по другой стороне улицы, решив переждать в машине, но полиция, похоже, уезжать не собиралась. Тогда уехала я.
Что бы там ни случилось, в новостях никаких сообщений не было. Я уже начала думать, что кто-то из жильцов потерял терпение и решил наконец поставить на место любителей регги, не дающих соседям нормально выспаться.
Во вторник, позавтракав, я включила телевизор. Молодой человек, холеный и самоуверенный, сидел в студии возле миниатюрной модели Биг Бена и говорил об угрожающем положении лондонского метро, о пожаре в детском доме в Аксбридже, о теле, найденном в Темзе… Затем на экране появилась картинка. Я даже не сразу узнала ее. Неопределенная улыбка и светлые глаза, проглядывающие сквозь пряди волос, все еще оставались для меня чертами неизвестной девушки. Я так увлеклась разглядыванием трупа, что пропустила первые слова. До меня с трудом дошло только, что «…найденное вчера рано утром, вблизи моста в Барнсе. Полиция определила, что это Кэролайн Гамильтон, балерина двадцати трех лет, выпускница Королевской балетной школы, выступавшая в труппе „Сити балет“ и труппе современного балета „Лефт фит ферст“. Она жила в северной части Лондона. Полиция не думает, что речь идет об убийстве».
Какое-то время я тупо наблюдала за движениями указки метеоролога, думая о цвете воды в парке, где мы с Эми бросали уткам кусочки хлеба, о холоде и о врачах. Этот вечно терзавший меня вопрос о врачах— какие чувства испытывают они, теряя пациента, и каким воистину самонадеянным выродком надо быть, чтобы верить, что на самом деле твоей вины нет? Хорошо еще, что я не пошла в медики. С каминной полки, куда я поместила фотографии, усмехалась теперь уже мертвая девушка, у которой все в прошлом, у которой нет и никогда не будет будущего. Я чувствовала необходимость поговорить с кем-то, кто знал ее. Но телефон мисс Патрик не отвечал. Бывают случаи, когда почвы под ногами просто нет.
Глава 4
В конце концов клиентка позвонила сама, но, похоже, лишь для того, чтобы покончить с нашим контрактом. Чувствовалось, что у нее нет ни малейшего желания что-либо обсуждать со мной и что она рада отпустить меня на все четыре стороны.
— …понятно, что вы ничего не успели бы предпринять.
Вероятно, она права. В понедельник утром в речную полицию позвонил человек, который часов в десять прогуливал собаку и увидел нечто, запутавшееся в прибрежных зарослях. Это значило, что Кэролайн Гамильтон попала в реку воскресной ночью, не раньше. Никакой сыщик-спринтер не успел бы, начав расследование с «Херувима», за два дня добраться до реки. Но подобные рассуждения нисколько не облегчали мне душу. Воскресный вечер. Пока я разглядывала открытки, пытаясь найти связь репродукций с текстами, поглядывала на экран телевизора и наведывалась на свою грязную кухню за бутербродами, она сплывала вниз по реке. Может, мне надо было потратить воскресенье на нее, а не на визит к сестре? Кто знает, она ведь вполне могла зайти домой, чтобы забрать свои балетные туфельки и в них совершить свой последний грациозный прыжок. Или за чем-то, что помогло бы полиции поскорее опознать ее.
Причина, по которой мисс Патрик не отвечала на телефонные звонки, заключалась в том, что ее попросту не было дома. Сейчас она находилась в Лондоне, в номере отеля, вернувшись из короткой поездки в морг.
Я выразила ей свои соболезнования. Это прозвучало безвкусно, какими бы искренними ни были мои чувства. Я не произнесла слово «самоубийство», и мисс Патрик тоже не произнесла его. Она не сказала ничего, что могло бы объяснить эту смерть; никаких предположений о мотивах и о том, где ее приемная дочь могла находиться последние семь месяцев. Все, что она поведала мне, я и сама могла разведать. А ведь ее помощь, пусть и малая, была бы бесценна. Впрочем, что теперь рассуждать о вещах, о которых мне не сказали. За мной еще оставался долг. Я не завела бы разговора о деньгах, отложив его на другой день, но мне не хотелось, чтобы она думала, будто я собираюсь зажать ее денежки. Хотя, кажется, ее это вообще не заботило.
— Мисс Вульф, я нахожу обсуждение этой темы неуместным. Я наняла вас на неделю, мы заключили деловое соглашение. Полагаю, что эти деньги вы не должны возвращать. Вы делали свою работу. Никто из нас двоих не знал, что уже слишком поздно.
Для женщины, только что потерявшей единственное любимое существо, она держалась очень хорошо. Я будто видела ее, сидящей у телефона, с прямой как доска спиной, ни малейшей интонацией не выдающей своей скорби. Если это всего лишь маска, не мне ее срывать. В каком-то смысле частные детективы весьма схожи с полицейскими, они вынуждены быть сухими и жесткими, но не оттого ли, что просто страшатся эмоций? Со стороны это может выглядеть не совсем человечно, но некая целесообразность в подобной манере держаться есть. В конце концов это лишь работа. Вас наняли искать пропавшего, и вы не обязаны питать к нему какие-либо чувства. Что он Гекубе, что ему, как говорится, Гекуба? И почему я, в конце концов, должна плакать над каждым из них? Не лучше ли приберечь свои слезы для друзей и близких? Поскольку сказать мне было больше нечего, я и не стала дальше терзать старую леди. И в голосе ее, когда я начала прощаться, действительно послышалось облегчение.
Но мне это было совсем не легко. В моей голове уже завелась та самая белая мышь, о которой постоянно думаешь, если тебе скажут: только не думай о белой мыши. Отделаться от мыслей о бедной погибшей балерине никак не удавалось. Когда я начинала дело, она была жива. А что я сделала? Повидалась с парой людей, засунула свой длинный нос в ее пустую квартиру, написала вшивый отчет, навестила сестрицу… Кто не занимается живыми, тот будет вынужден заниматься мертвыми. Мышь начала метаться в тесном пространстве моего сознания, и колесики закрутились. Да брось ты, Ханна, ничем тут уже не поможешь. Кэролайн Гамильтон ушла из привычной жизни в самовольную отлучку, а когда ей стало совсем невмоготу, бросилась с моста в темную воду. Пока ты гонялась за ее тенью, кто-то другой, совершенно посторонний, нашел ее тело. Конец, дело закрыто. А если ты испытываешь чувство вины, то просто возьми и отправь свой гонорар в ближайшую цветочную фирму, заказав роскошный венок на ее могилу.
Утро я потратила на то, чтобы покончить со всем этим. Сначала, как и обещано, надо вернуть мисс Патрик папку с открытками и фотографиями, но когда я уже совсем было собралась это сделать, то поймала себя на желании снять с них копии, так, на всякий случай. Что я и осуществила. Было в этом нечто холодное, расчетливое, а потому я поскорее запихнула копии в какой-то ящик, хотя, подумав, вернула некоторые снимки на камин, поместив их рядом с акварельным видом Венеции и вырезанной из песчаника индийской кошкой.
С конвертом, который я утащила из квартиры Кэролайн, было сложнее. По сути, он прииадлежит ее родственникам, хотя наверняка оказался бы в распоряжении полиции, которая, надо думать, вплотную займется теперь исследованием предшествующих гибели девушки событий и мотивов, которые могли подтолкнуть ее к самоубийству. Что, если счета за электричество, газ и телефон, вкупе с кредитными карточками и загнали ее в водяную могилу? В таком случае Ханну Вульф можно обвинить в сокрытии улик. С другой стороны, если передать этот конверт полиции, то меня обвинят в краже со взломом. Я решила не горячиться и малость переждать. Даже если мисс Патрик будет помалкивать о том, что нанимала частного детектива, им понадобится немного времени, чтобы меня найти.
Два дня, если быть точной: один ушел на поездку к Розовой Херувимше, а другой— на изучение с лупой моей визитки. Когда я открыла дверь, то обнаружила сразу двоих, но в таких случаях копы всегда ходят парочкой. Фрэнк обычно говорил, что один является глазами, а другой — ушами. А я обычно возражала, говоря, что лучше быть мозгами, и тогда все будет и видней, и слышней. В данном случае все глаза разглядывали узел с грязным бельем, валявшийся чуть ли не на пороге, и комнату, которую давно не убирали, а все уши выслушивали объяснения хозяйки. Говорила я им всю правду, кроме того, что малость нарушила закон. Фактически, насколько помнится, я была вполне искренней, за исключением, может, лишь тех моментов, когда они всем видом давали понять, что знают гораздо больше меня, и эти несуществующие знания совали мне под нос. Если они и в самом деле работают так хорошо, как хотят показать, то пусть сами ищут все эти банковские извещения и судебные предписания. Честно говоря, они не показались мне заинтересованными. Не сомневаюсь, что Кэролайн Гамильтон была для них одной из тех девчонок с Севера, которые, явившись сюда, быстро обнаруживают, что улицы Лондона не вымощены золотом. Кажется, единственное, что они стремились выяснить, как у девушки обстояло с дружками. Похоже, они считали, что частный детектив, будучи женщиной, ничем другим заниматься не может. Ну что ж, я дала им координаты Реснитчатого и пожелала удачи. В ответ они сообщили мне, что тело находилось в воде с вечера субботы. Это немного облегчило мои страдания по поводу того, что я неправильно потратила воскресенье. Я попыталась расспросить их подробнее, но они деловито посоветовали мне дожидаться окончания следствия. Обещали звонить, дабы сообщить, когда это произойдет. Но потом они так и не позвонили. Недоумки, не вызывающие никакого доверия… Впрочем, уверена, что и обо мне они думали приблизительно то же.
Хорошо. Если меня не посвящали в тайны следствия, то кого-то посвящали. И этот кто-то рассказывал кому-то еще. Так или иначе, до меня это обязательно дошло бы, хотя бы из тех же газет. Но хорошо, что я услышала об этом от Фрэнка. У бывших копов всегда ушки на макушке. Дай ему Бог здоровья
— Подумал, тебе это будет интересно. Недостающие кусочки составной картинки-головоломки, да?
— Что-то не верится.
— Послушай, Ханна, может, твоя нелюбовь к полиции частично и оправданна, но они едва ли могли выдумать такое.
— Так почему же они сразу, когда нашли тело, не сказали об этом?
— Возможно, они решили подождать заключения судмедэксперта.
—Фрэнк, разве нужно ждать заключения судмедэксперта, чтобы сказать, что у женщины восьмимесячная беременность?
— Ну, ты же знаешь этих ребят из речной полиции. Уже темнело, а они хотели поскорее попасть домой к ужину. Одна из утопленниц… Да они просто сочли ее за толстушку.
Фрэнк любил ирландские шутки, особенно если находился в компании с ирландцами. Но мне сейчас было не до шуток. В конце концов он сказал:
— Не терзай себя. Есть вещи, которых не изменить. Девчонка просто загнала себя в угол и не знала, как сказать об этом своей прекрасной приемной матушке. Такие вещи случаются сплошь и рядом. Уж если кто и вызывает сочувствие, так это старая леди. Обратись она к тебе неделей раньше, у тебя, глядишь, и был бы шанс что-то успеть. А теперь ей пришлось узнать правду из предсмертной записки самоубийцы. Таких вещей никто не любит.
А как трогательна эта записка, хотя, судя по стилю ее открыток, меньше всего можно было ожидать найти там поэзию. Ну, пусть так… Я попросила его медленно продиктовать мне текст, и вот он лежит передо мною:
«В то время, когда бы прочтете эту записку, вы уже будете знать правду. Я виновата в том, что обманывала вас, и в тех огорчениях, которые вам причинила. Также в пустой растрате денег, которых не могу вернуть. Мне больше ничего, кажется, не остается, как только уйти. Пожалуйста, если можете, простите меня».
Итак, я была права. Деньги здесь сыграли далеко не последнюю роль. Возможно, она и наскребла бы сколько-то денег для оплаты наиболее срочных счетов, затем ухитрилась бы оплатить и остальные. Но с ребенком на руках и без работы… Как бы ни были печальны подобные истории, эта одна из самых печальных. Фрэнк был прав. На месте мисс Патрик я бы тоже предпочла не знать об этой записке. Потому-то, видно, она и не сказала о ней по телефону. Впрочем, она в тот момент и сама еще могла не знать, что по возвращении домой ей предстоит получить предсмертное послание Кэролайн. Последняя открытка…
— Кстати, где ее нашли?
— Ну, по словам полиции, в квартире девушки. Без конверта, без ничего. Записка не была даже адресована кому-то конкретному. Просто лежала на столе, прижатая вазой, ожидая первого, кто ее найдет.
Я вновь прокрутила в голове ленту субботних событий: вот я вошла в комнату, включила свет и увидела голый пол, три стула и старый обеденный стол — больше я ничего не успела увидеть, так как перегорела лампочка. Точно ли под вазочкой на столе лежала записка, которую я могла не заметить?
Я еще раз мысленно осмотрела комнату, теперь в тусклом свете фонарного луча. Нет, ничего. Но хорошо ли я осмотрела стол? Затем я вспомнила кухню и все поверхности. Пусто. И в ванную заглянула, просто так, на всякий случай. Тоже ничего. Однако если верить патологоанатому, ее тело пробыло в воде примерно тридцать восемь или сорок часов. Значит, она попала в реку в субботу, между половиной пятого и половиной седьмого вечера. Вот и выходит, что когда я приходила в ее квартиру, предсмертная записка уже находилась там. Черт! Я так увлеклась рассматриванием бесценных археологических находок в шкафах, что проглядела лежавшее у меня под носом. В какой-то момент я признала правоту полицейских, не доверяющих женщинам, занимающимся частным сыском. Но стол? Действительно ли, как они утверждают, записка была там?
— Послушай, знаешь, что тут важно? То, где обычно люди оставляют предсмертные записки. На столе или на каминной доске, хотя мне как-то довелось найти такую записку в духовке плиты. Но это была умалишенная домохозяйка. Никак не могла смириться с мужниными делами, поскольку из-за них он вечно опаздывал к ужину. Бывает, что…
Фрэнк говорил и говорил, но я выслушала его до конца. Вероятно, он великий сыщик, особенно когда дело касается поиска улик, но вот рассуждения его подчас слишком туманны, так что теряется суть задачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38