— В настоящий момент это вполне возможно, поскольку он не понимает всей значительности того, что ему предстоит, — сказал Фо Хи спокойно. — Но если он отказывается достичь величия, то его заставят его добиться. Ван Рембоулд, насколько я помню, какое-то время не решался направить свое дарование на проблемы производства радия из месторождений уранита в провинции Хэнань в промышленных масштабах. Но достаточно было всего пяти ударов розгами по подошвам, как ему сразу удалось преодолеть все свои предрассудки.Мёска хорошо знала манеру поведения этого ужасного существа, лица которого она никогда не видела без маски, и не была введена в заблуждение его обходительностью. Тем не менее она подавила свой страх, отдавая себе отчет в том, насколько сильно может зависеть от собственного самообладания ее участь. Она не знала, что именно ему удалось подслушать и подсмотреть.— Но, — сказала она, отходя от него, — один этот человек — небольшая потеря. Простите меня за то, что я позволила ему уйти, но я боялась…Фо Хи медленно пересек комнату и встал у нее на пути.— А! — сказала Мёска, ее глаза широко открылись, — вы собираетесь меня наказать! За что? Я же женщина, могу ли я быть всегда жестокой?Фо Хи снял со стены кнут.— А! Нет! Нет! — воскликнула она. — Я сойду с ума! Я только частично принадлежу Востоку, я не вынесу это, я это не вынесу! Вы учите меня быть похожей на английских женщин, которые пользуются свободой, а обращаетесь со мной, как с китаянками, которые живут, как рабыни. Когда-то это не имело значения. Я считала, что с женщиной и следует так обращаться. Но теперь я не могу это вытерпеть!Фо Хи рассматривал ее, стоя с кнутом в руках.— Ты освободила этого человека, который тебе совершенно безразличен, для того чтобы он смог выдать меня полиции и мне пришлось бы испытать на себе варварские законы Англии. А теперь ты не можешь вытерпеть такое легкое наказание, как кнут. Я понимаю, что в тебе произошли глубокие психологические изменения. Женщины моей страны так не протестуют, а в гаремах Стамбула такие протесты вызвали бы смех.— Вы объяснили мне, что жизнь в гареме — это не жизнь, а только животное существование.— Да, я тебе это объяснил. Какая судьба открывалась перед тобой, когда я вмешался в нее на рынке рабов в Мекке? Ты только частично принадлежишь Востоку. Видно, ты забыла, как ты съеживалась под завистливыми взглядами других рабынь: арабок, черкешенок, грузинок, нубиек, пытаясь скрыть под покрывалом свою красоту. Ты забыла, от чего я тебя спас?— А зачем? — воскликнула Мёска горько. — Чтобы использовать как приманку и бить меня, если я терплю неудачу!Фо Хи стоял неподвижно и рассматривал ее; медленно в ней стал расти ужас, и она начала отступать от него шаг за шагом. Он не сделал попытки ее преследовать, но не спускал с нее глаз. Затем он поднял кнут, сломал его о колено и бросил обломки на пол. Она жалобно протянула к нему руки.— О! Что вы собираетесь со мной сделать! — воскликнула она. — Позвольте мне уйти! Позвольте мне уйти! Я не могу быть больше вам полезной. Верните мне мою жизнь и позвольте мне уйти и скрыться от всех, от всех.. от мира…Она умолкла, и ее отчаянное рыдание стихло. Фо Хи стоял молча и неподвижно и не спускал с нее глаз.— О! — простонала она и опустилась на диван, — почему вы так на меня смотрите?— Потому, — раздался металлический голос — несколько мягче, чем обычно, — что ты красива редкой, божественной красотой. Великий орден имеет много прелестных женщин, так как использует их как мощное оружие, но ни одна из них не сравнится с тобой, Мёска. Я сделаю твою жизнь восхитительной!— А! Что вы имеете под этим в виду! — прошептала она испуганно.— Не одевал ли я тебя в наряды принцессы, — продолжал Фо Хи. — Сегодня вечером по моему настоятельному требованию ты надела очаровательный национальный костюм, в котором мне приятно тебя видеть. Но есть ли еще какая-нибудь женщина в Париже, Лондоне или Нью-Йорке, которая имела бы такие платья, такие драгоценности, такие апартаменты, как у тебя? Возможно, что те специфические обязанности, выполнения которых я от тебя требую, эта отвратительная маскировка, к которой ты иногда вынуждена прибегать, вызывают у тебя отвращение…Ее сердце бешено билось, она не знала, чего ей ожидать от такого поворота в разговоре, но догадывалась, что это предвещает только ужас. Мёска вся сжалась и повернула голову в сторону.— Сегодня вечером настал наконец час, чтобы сломать кнут. Сегодня вечером во мне умер хозяин. Покров властной мудрости упал с меня, и я предлагаю себя в рабство своей рабыне!— Вы устраиваете мне какую-то ловушку! — прошептала она.Но Фо Хи, не обращая внимание на ее слова, продолжал говорить восхищенным голосом:— Ты знаешь, что в Китае жена — рабыня своего мужа. Я уже сказал, что отношения господина и рабыни между нами закончены. Я предлагаю тебе дружбу, что означает абсолютную свободу и полное взаимопонимание. Половина всего, что я имею, и мира, который скоро будет моим, — они твои. Я предлагаю тебе трон, покоящийся на семи горах вселенной. Взгляни мне в глаза и прочти правду.Сидя на диване, она вжималась все глубже.— Нет, нет! Я боюсь!Фо Хи подошел к ней ближе, и унизительный страх лишил ее сил. Ей показалось, что она не может двинуть ни ногой, ни рукой, а язык прилип к нёбу.— Не бойся меня больше, Мёска, — сказал Фо Хи. — Теперь я буду дарить тебе только радость. Человек, который знает пятый секрет Рач Чурана, который умеет контролировать свою волю, владеет абсолютной силой и совершенством. Ты знаешь, что тот, кто попал в мой дом, подчиняется моей воле.Его спокойствие было ужасным, а его взгляд через зеленое покрывало обжигал. Фо Хи понизил голос:— Но есть, Мёска, одна очень хрупкая вещь, которой даже очень опытным людям трудно добиться. Она присуща каждому человеку. Мёска, я не хотел бы заставлять тебя подчиняться той радости, которую я предлагаю; я хотел бы, чтобы ты приняла ее добровольно. Нет, не отворачивайся от меня. Ни одна женщина во всем мире даже не слышала, чтобы я ее умолял так же, как тебя. Никогда прежде я не просил благосклонности. Не отворачивайся от меня, Мёска.Его металлический голос слегка вибрировал, и это свидетельство его гигантского самообладания было ужасно. Фо Хи вытянул вперед свои длинные желтые руки, подходя к ней шаг за шагом, пока не оказался над съежившейся девушкой. Не в силах противиться его воле, она взглянула в его горящие глаза, которые не могло скрыть покрывало, и когда она встретила этот немигающий пристальный взгляд, то ее глаза расширились и застыли, как у лунатика. Мгновение Фо Хи стоял неподвижно, охваченный страстью, затем он опустился на колени и грубо схватил ее.— Твои глаза сводят меня с ума, — прошипел он. — Твои губы насмехаются надо мной, и я знаю, что все земное величие — это только мираж, пустые мечты и ничтожная пыль. Я предпочту быть пленником в твоих руках, чем быть небесным императором. Твоя свежесть опьяняет меня, Мёска. Я весь горю!Беспомощная, окутанная паутиной его могучей воли, Мёска подняла голову, и постепенно выражение ее лица изменилось. Страх исчез с ее прекрасного лица словно по волшебству. Выражение ее лица стало спокойным, и в конце концов на ее губах появилась обольстительная ласковая восточная улыбка. Все ближе и ближе надвигалось на нее зеленое покрывало. Затем, издав резкое восклицание, Фо Хи оттолкнул ее от себя.— Эта улыбка предназначена не мне, а ему! — крикнул он гортанным голосом. — А! И я мог бы проклясть ту власть, к которой стремился, и отказаться от нее ради земных радостей! Я, тот, кто гордился тем, что может управлять своей волей, — я читаю в твоих глазах, что заставляю полюбить меня! Я хочу получить дар, а могу получить только дань!Мёска со стоном распростерлась на диване. Фо Хи стоял без движения, глядя прямо перед собой. К нему вернулось его ужасное спокойствие.— Это — горькая правда, — сказал он. — Для того, чтобы завоевать мир, я должен отказаться от своего права мужчины на победу над женским сердцем. Китайская мудрость так глубока. Я сделал ошибку, когда сломал кнут. Я ошибся, когда засомневался в своем собственном предвиденье, которое говорило мне, что улыбки, которых я не могу добиться, легко дарятся другому… и, возможно, также и поцелуи. По крайней мере, я могу отбросить свои жалкие сомнения.Он пересек комнату и ударил в гонг, висевший между дверьми. ГЛАВА XXXIIВОСТОЧНОЕ ВЕРОЛОМСТВО Когда Мёска, съежившаяся на диване, посмотрела в сторону закрытых дверей, на ее лице появилось выражение страдания. В это время Фо Хи стоял в центре комнаты, повернувшись спиной ко входу. Тихо раздвинулись створки лакированной двери, и вошел Чанда Лал. Он приветствовал китайца, у которого лицо было скрыто под покрывалом, но ни разу даже не бросил взгляд в сторону дивана, откуда за ним безумными глазами наблюдала Мёска.Не поворачивая головы, Фо Хи, который, кажется, почувствовал присутствие безмолвного индуса посредством шестого чувства, указал ему на длинные розги, стоявшие в углу комнаты.С ничего не выражающим лицом бронзовой статуи Чанда Лал пересек комнату и взял розги.— Тум самагхте хо? (Ты понял?) — сказал Фо Хи.— Майн тумбару бат манунга (Ваши приказания будут исполнены), — ответил он.— А! Господи! Нет! — прошептала Мёска. — Что вы собираетесь делать?— Ты всегда плохо понимала индустани, Мёска, — сказал Фо Хи.Он повернулся к Чанда Лалу.— Делай свое дело, пока не услышишь звук гонга, — сказал он по-английски.Когда Чанда Лал, так ни разу на нее и не взглянув, вышел с розгами в руках и закрыл за собой дверь, Мёска вскочила на ноги. Фо Хи повернулся и оказался с ней лицом к лицу.— Та'ала хина (иди сюда), Мёска! — сказал он мягко. — Ты предпочитаешь, чтобы я говорил на мелодичном арабском языке? Иди ко мне, прекрасная Мёска. Дай мне почувствовать, как твое страдающее сердце забьется, как пойманная газель.Но Мёска отшатнулась от него и так побледнела, что у нее побелели даже губы.— Очень хорошо! — Его металлический голос снизился до шипения. — Я не буду применять силу Ты сама предложишь мне свою любовь. Ты знаешь, что для меня не существует таких мотивов, как ревность и месть. Все, что я делаю, я делаю с определенной целью. Твое сострадание явится тем рычагом, который направит тебя в мои руки. Ты обуздаешь свою ненависть.— О, вы не знаете пощады? В вашем сердце нет ничего человеческого. Я ненавижу вас!— Твои глаза очень красноречивы, Мёска. Я храню в своей памяти два выражения этих прекрасных глаз. Когда они смотрят на меня, то я читаю в них ужас и отвращение, но когда они смотрели вслед моему гостю, то они сладостно замирали. Послушай! Ты ничего не слышишь?С тревогой и страхом Мёска прислушалась. Фо Хи наблюдал за ней сквозь покрывало своими безжалостными сверкающими глазами.— Я открою дверь, — сказал он спокойно, чтобы мы могли насладиться в полной мере воплями одного из тех, кто тебе совершенно безразличен, того, кто поцеловал тебе руку.Он открыл дверь, через которую вышел Чанда Лал, и опять повернулся к Мёске. Ее глаза казались необыкновенно темными по контрасту с бледностью лица.Чанда Лал предал ее. Она больше в этом не сомневалась. Поэтому он не осмеливался посмотреть в ее сторону. Страх перед Фо Хи переборол его любовь к ней… и Стюарт был вероломно схвачен где-нибудь в коридоре и оказался беспомощным перед ужасным искусством тага.— Ждать долго не придется, — прошипел злобный голос — Чанда Лал привязывает доктора к раме и снимает с него обувь, чтобы приласкать его ноги розгами.Внезапно откуда-то снаружи послышались глухие равномерные удары… а затем сдержанные стоны!Мёска бросилась на колени перед Фо Хи и неистово ухватилась за его одежду.— А! Боже милостивый! Он здесь! Пощадите его! Пощадите его! Не надо больше, не надо!— Он здесь? — повторил Фо Хи вкрадчиво. — Конечно, он здесь, Мёска. Я не знаю, с помощью какой хитрости он надеялся договориться с Чанда Налом. Но, как я тебе сообщил, Чанда Лал был предупрежден!Звук ударов, сопровождаемый еще более громким стоном, послышался вновь.— Остановите его! Остановите его! — воскликнула Мёска.— Он же тебе совершенно безразличен. Почему ты дрожишь?— О! — запричитала она жалобно. — Я не могу это вытерпеть… Делайте со мной что хотите, но пощадите его. А! У вас нет милосердия.Фо Хи протянул ей молоточек, которым ударяют в гонг.— Это у тебя нет милосердия! — ответил он. — Мне от тебя требуется только одно. Звук гонга положит конец мучениям Стюарта… это будет означать, что ты добровольно приняла мое предложение. Что! Ты колеблешься?С трудом сдерживаемый крик прозвучал громче.— А! Да! Да!Мёска подбежала к гонгу и ударила, затем неуверенной походкой вернулась к дивану, упала на него и закрыла лицо руками. Звуки пытки стихли.Фо Хи закрыл дверь и остановился, глядя на нее.— Я дам вам несколько мгновений на размышление, — сказал он, — для того, чтобы вы могли успокоиться и принять ухаживания, которые я буду иметь честь и радость оказать вам. Да, эта дверь не заперта. Я уважаю твое обещание… а Чанда Лал стережет выход на улицу.Он открыл дальнюю дверь, через которую прежде входил, и вышел.Мёска, не отнимая рук от лица, посмотрела ему вслед через пальцы.Когда он исчез из вида, она вскочила на ноги; зубы у нее стучали, а лицо было искажено от внутренней боли. Она начала судорожно ходить по комнате, окидывая взглядом множество странных предметов на большом столе и испуганно поглядывая на кресло под балдахином, рядом с которым висел бронзовый колокольчик. В конце концов она простонала:— О, Чанда Лал! Чанда Лал! — и зарылась лицом в диван, отчаянно рыдая.Она лежала, лихорадочно дрожа от переживаемых ею чувств, когда осторожно, дюйм за дюймом, открылась ближайшая к ней дверь.И в нее заглянул Чанда Лал.Убедившись, что в комнате нет никого, кроме Мёски, он быстро подошел к дивану и наклонился над ней, полный бесконечной жалости и нежности.— Мёска! — прошептал он мягко.Мёска вскочила на ноги, словно до нее дотронулась гадюка, и отпрянула от индуса. В ее глазах вспыхнуло бешенство.— А! Это ты! Это ты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27