Ею руководит один гениальный китаец, а входят в нее представители всех народов и вероисповеданий. Уж и не знаю, как давно в нее влились и вудуисты…
— Что?!
— Си Фан — чисто политическая организация. Не стоит и говорить, что власть над вудуистами означает огромное скрытое влияние. И оно уже ощущается. Реальная угроза интересам США в Карибском бассейне растет не по дням, а по часам. Несколько агентов, которых послали сюда, погибли или пропали без вести.
— Признаюсь, — пробормотал священник, — я и сам был знаком с одним из них.
— Их было много. А эта женщина, Владычица Мамалуа, несомненно, агент Си Фана. Мною движет не праздное любопытство. Моя задача — установить личность этой женщины и разобраться, чем она занимается. Я уже навел кое-какие справки.
Он снова повернулся к карте и ткнул кончиком карандаша в какую-то точку. Похоже, это была горная вершина неподалеку от границы с Доминиканской республикой. Смит вопросительно взглянул на священника.
Отец Амброз кивнул.
— Да, это центр вуду на Гаити, — признал он. — Морн ля Сель. Волшебная гора. Ее видно из окон моего дома в Кенскоффе. Но если вы отправитесь туда во главе большого отряда и с оружием, то никого там не найдете, а если пойдете один, то наверняка никогда не возвратитесь.
Смит снова раскурил трубку и сказал:
— Вы всего лишь исполняете свой долг, святой отец. Мы выслушали ваше предостережение и восприняли его всерьез. Но у меня, как и у вас, есть долг, и я намерен побывать на этом сборище. — Он взял маленькую фигурку змеи. — Могу ли я позаимствовать ее у вас?
Трубка священника забулькала, огромные клубы дыма повалили из чашки. Наконец он сказал:
— Что ж, дело предстает в новом свете, сэр Дэниз. Полагаю, Господь простит меня, если я не стану с вами спорить.
ГЛАВА XXVIII
НОЧНЫЕ БАРАБАНЫ
— Мы примерно знаем, чего нам ждать, — сказал Смит, — и, я думаю, в наших планах предусмотрено все, что только можно.
— Я сожалею о каждой потерянной минуте! — вскричал Бартон. — Американская морская пехота готова к высадке, но даже с ее помощью разгрести развалины старой часовни удастся не сразу. Судя по тому, как развиваются военные действия, Фу Манчи уже завтра может получить свой шанс.
— Завтра и мы принимаемся за дело, — отрезал Смит. — Сегодня вечером я занят, у меня работа, которая вполне может превратить вас в мокрое место! Бартон, — обратился он к ученому, — с сожалением напоминаю вам, что поиски возглавляю я. Будьте добры выслушать меня. У вершины Морн ля Сель, нашей конечной цели, есть ровная площадка. Поскольку там святилище вудуистов, американские власти ограничились разведкой с воздуха. Но это хорошая посадочная площадка. Три армейских самолета уже готовы к взлету. Они — наше прикрытие, Бартон, и командуете ими вы. Теперь, когда я знаю, что Си Фан на Гаити, я не могу довериться никому из местных. Никто, кроме вас, не знает, когда и куда отправятся эти самолеты.
— Совершенно верно, — проворчал Бартон. — Вы знаете, что можете на меня положиться.
— Важно одно: увидеть Владычицу Мамалуа. Время отправления я вам сообщил с учетом часа начала церемонии. Не взлетайте ни секундой раньше.
Пополудни мы со Смитом отправились в Кенскофф, домой к отцу Амброзу. Мы поехали на машине американского консула, имевшей закрытый кузов. Автомобили с крышей — редкость в Порт-о-Пренсе. Вез нас шофер консула. План Смита, как мне вскоре было суждено узнать, оказался чрезвычайно сложным. Поначалу мой друг только молча курил, заполняя салон машины клубами табачного дыма.
Хотя дорога была современная, строения, стоявшие вдоль нее, словно бы перенеслись сюда из Тимбукту. Нескончаемая вереница гаитянских женщин с поклажей на голове тянулась к рынку. Обратно двигался встречный поток. Здесь, за городом, я не видел ни одного белого лица. Внизу под нами открывался замечательный вид.
С высоты Порт-о-Пренс, притулившийся в чаше меж двумя горами, на миг напомнил мне Дамаск, когда смотришь на него с Голанских высот. Дальше за городом виднелся таинственный остров Ла-Гонав, который, казалось, плыл по синей глади океана. Больше ничто не нарушало идеально ровной линии морского горизонта. Местные жители, мимо которых мы проезжали, почти не обращали на нас внимания, разве что одна любопытная женщина, ехавшая на ослике, да высокий красивый мулат с посохом в руках. Эти двое явно были не расположены к нам. Высокий мулат проводил нашу машину пристальным взглядом.
— За нами следят, Кэрригэн, — сказал Смит. — Вы заметили этого человека?
— Да.
— Несомненно, один из шаманов вуду. Сегодня ночью барабаны будут бить что есть мочи.
Больше он ничего не сказал, пока мы не добрались до дома священника — длинного, приземистого, увитого плющом строения, с закрытой цветущими лозами верандой, выходившей в тропический сад, где порхали с цветка на цветок колибри и бабочки невероятных расцветок. Когда мы выбирались из автомобиля, Смит пробормотал:
— У преподобного отца уютное жилище.
Радушный священник встретил нас и провел в прохладный и просторный кабинет. Разглядывая простые деревянные полки, ломившиеся от трудов на многих языках, заваленный бумагами рабочий стол, машинку на столике рядом и большое распятие на побеленной стене, я думал, что здесь, возможно, располагается полевая ставка Рима, ведущего войну с африканскими суевериями, аванпост христианства, осажденный древними злыми божествами.
Когда стемнело, мы со Смитом и отцом Амброзом были в саду. Я смотрел на малиновый закат и гадал, что нам сулит новый день.
— Пора войти в дом, — предложил хозяин.
Вновь оказавшись в кабинете, освещенном электричеством от маленького генератора, мы со Смитом уставились друг на друга. Мы были черны от загара, но это могло помочь нам только в сумерках. Два надежных парня, отправленных Амброзом в нашей одежде обратно в город на машине консула, должны были ночевать в консульстве. Эта уловка должна была уверить соглядатаев, что мы вернулись в Порт-о-Пренс.
На Смите был плохо сидевший спортивный костюм и соломенная шляпа. Я был одет примерно так же, с той разницей, что под курткой у меня был красный пуловер. Головным убором мне служило нечто вроде тропического шлема.
— Сколько у вас запасных патронов? — спросил Смит.
— Двенадцать.
Он мрачно кивнул.
— Больше и не надо.
Смит принялся набивать трубку, а отец Амброз закрыл окна рамами с тюлевыми сетками.
— Свет привлекает много ночных насекомых, — объяснил он. — Некоторые из них красивы, но в большинстве своем это гнус.
Смит раскурил трубку и вытащил из кармана два предмета: зеленую змейку, одолженную у священника, и драгоценный камень в форме семиконечной звезды.
— Это амулет из коллекции Бартона, — сказал он. — Я вам о нем говорил, святой отец.
Преподобный Амброз сменил очки и, усевшись, внимательно осмотрел блестящий камешек. Вскоре он поднял взор.
— Эмблема змеи, как я вам сказал, означает папалуа, или предводителя ложи. Но это, — он бережно коснулся камня, — знак высокого адепта, великого магистра. Странно, что число семь имеет значение и в языческих таинствах. Понятия не имею, где сэр Лайонел раздобыл эту штуку.
Смит засмеялся.
— То же можно сказать о большинстве предметов в собрании Бартона. Но могу ли я быть уверен в этих эмблемах?
— В этом я почти не сомневаюсь, но не убежден, что поступаю мудро, потворствуя вашему предприятию. Обе эти эмблемы — знаки Дамбаллы, бога-змеи, антихриста, подобно свастике. Ну, была не была. Я показал вам дорогу до места, где привязаны ослики. Теперь мы пропустим по стаканчику моего рома, а это, уверяю вас, особая честь, — и, думаю, вам уже пора отправляться в путь.
Мы продегустировали его ром в этом оазисе знания посреди гаитянских джунглей, и взволнованный священник дал нам последние напутствия, явив при этом обширнейшие познания во всем, что касалось страны, которой был связан столь тесными узами. Наконец, бросив взгляд на настольные часы, он сказал:
— Вам пора в дорогу. Позвольте мне благословить вас.
Пять минут спустя мы ощупью пробрались в конец узкого проулка за садом священника. Едва видимые ящерицы, будто призраки, выскакивали у нас из-под ног. Вспышки светлячков, казалось, были нашими путеводными огнями. В проулке стояли два ухоженных и оседланных терпеливых ослика, за которыми никто не присматривал. Когда мы поправили подпруги и уселись верхом, Смит сказал:
— Порядок. Бартон обедает сегодня у американского консула, как условленно, но среди слуг почти наверняка будет шпион, и о нашем отсутствии сообщат.
Мы выехали на дорогу, которая вела в горы; рядом с нами в ту же сторону шагали пешеходы. Наше участие в этом загадочном шествии словно послужило сигналом: в горном лесу перед нами и в долине позади нас забили барабаны.
— Когда наступает темнота, — тихо сказал Смит, — Гаити возвращается к своим древним богам.
Тем не менее мы рысцой двинулись вперед, в горы. Переговариваясь вполголоса, мы проехали много миль и добрались до начала самой опасной дороги, какую мне когда-либо доводилось видеть.
Она шла по краю пропасти, и я сомневаюсь, что на ней могли бы разъехаться два всадника. Но темные фигуры двигались только в одну сторону, никто не шел нам навстречу. Я видел дорогу впереди — серебряную нить, залитую лунным светом. По ней, будто муравьи, двигались люди. Возле ниши в скале Смит остановился.
— У нас еще три часа, — сказал он. — Я хочу послушать барабаны.
Так мы простояли минут десять. Язык барабанов был совершенно непонятен мне. Послания и ответы сливались в сплошную дробь, такую же, как та, что не давала мне спать по ночам. Пешие и конные туземцы скользили мимо темной ниши, в которой мы укрылись. Все они шли к месту тайного сборища на гребне горы. Некоторые паломники несли фонари, другие — факелы.
— Речь идет обо мне, — тихо сказал Смит, — но больше ничего разобрать не могу.
Мимо нас медленно проехал человек на муле. Его фигура четким контуром обозначилась на фоне жемчужной Луны. Даже если бы не повеяло холодом, я все равно не мог бы не узнать этот профиль и эту угловатую фигуру. То был доктор Фу Манчи.
ГЛАВА XXIX
ПЕСНЬ ДАМБАЛЛЫ
— Смит! — прошептал я. — Вы видели? Вы видели? Это был доктор Фу Манчи!
— Я видел.
— Я мог бы застрелить его!
— Это было бы тактической ошибкой. Скорее всего он нас не видел. Не исключено, что он даже не подозревает о нашем присутствии. Вы обратили внимание на его свиту?
— Шесть или восемь крепких ребят, похоже, шли впереди и столько же за ним.
— Его бирманские телохранители.
— Но что это значит? Что церемония вуду организована Фу Манчи и мы направляемся в западню?
— Почему-то я так не думаю, Кэрригэн, хотя могу и ошибаться. Но присутствие Фу Манчи собственной персоной подтверждает те умозаключения, на основе которых я действую.
Жуткий бой барабанов стал непрерывным, похожим на зловещий пульс — будто просыпался какой-то потаенный мир. Фигуры, большей частью пешие, поодиночке и группами проходили мимо затененной расселины, укрывшей нас. Иногда, хотя и редко, проезжали всадник или всадница.
— Право же, Смит, — сказал я, — нам следовало бы не выпускать его из виду.
— Это было бы слишком опасно. Более того, вполне резонно допустить, что он едет туда же, куда и мы. Требуется огромная осторожность, от этого зависит наша жизнь, хоть я и принял некоторые меры предосторожности. Мне не нравится эта горная тропа впереди, но мы должны двигаться дальше.
Мы снова поехали по тропе над пропастью. Дорога была не шире десяти футов, а во многих местах — и того уже, а мулы шли по самому краю, не желая царапать бока об острые скалы.
Внезапно сзади донеслось пение. В тысяче футов ниже нас, в долине, шла бесконечная процессия, и песня паломников, смешиваясь с дробью барабанов, превращалась в частицу черного волшебства ночи.
— Вы слышите? — донесся голос Смита.
— Да, это ужасно.
— Полагаю, это знаменитая Песнь Дамбаллы. Чисто африканский мотив.
Послышались приветственные возгласы и стук лошадиных подков.
— Дело может осложниться, — бросил Смит через плечо. — Очевидно, приближается какой-то высокопоставленный чиновник, и вполне возможно…
— Боже, помоги нам! — прошептал я.
— Вероятно, мы справимся, — ответил Смит, — если только он гаитянец. Вы знаете китайский или хинди?
— Ни слова.
— Тогда, может, арабский? Он хорошо действует на этих выходцев из Западной Африки, ведь это язык их угнетателей.
— Да, по-арабски я немного знаю.
— Хорошо. Если кто-нибудь обратится к вам, отвечайте по-арабски. Говорите, что вспомнится, не заботьтесь о смысле.
Возгласы приближались. Всадник пробирался вверх по горной тропе, обгоняя медленно движущихся паломников. Я оглянулся. Мы только что преодолели головокружительный поворот, и я не видел приближавшегося всадника.
— Приготовьте пистолет, — велел Смит и остановил своего ослика.
Я сделал то же самое, хотя маленькая животина с железными удилами во рту совсем этого не хотела. Всадник был уже ярдах в пятидесяти позади нас.
— Если он идет по нашу душу и опознает нас, стреляйте, — сказал Смит.
Оглянувшись, я увидел, что все паломники остановились и прижались к скале, освобождая путь всаднику. Мгновение спустя он выехал из-за поворота на поджарой пегой кобыле. Казалось, он не обращал никакого внимания на зияющую пропасть. Проезжая мимо стоявших людей, он наклонялся в седле и, похоже, вглядывался в их лица. Через несколько секунд он добрался до нас.
Всадник придержал лошадь и стал рассматривать мое лицо. Я сидел в тени. Луна была у меня за спиной, и ее свет падал на всадника.
Это был тот самый мулат с острыми глазами, которого мы обогнали по пути к дому отца Амброза. Именно он так пристально вглядывался в салон машины!
Он прокричал что-то на непонятном мне наречии, и, памятуя о наказе Смита, я резко ответил:
— Imshi! Ruah! Bundukiyah!
Мулат, казалось, заколебался, а когда гарцующая лошадь чуть не зацепила моего осла, Смит крикнул:
— Yalla! Yalla!
Мулат пришпорил лошадь и помчался вперед.
— Скорее! — воскликнул Смит. — Иначе нас обгонят!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29