— Есть, — невнятно, но с вызовом произнес разведчик.
— Громче!
— Есть!
— Что есть? Есть на заднице шерсть! Я спрашиваю, ты извиняешься за то, что оскорбил меня и всех оперов, что сейчас со мной здесь загибаются? Есть ли у меня честь офицерская или нет? — у меня было настроение сейчас остановить БТР и стреляться, и плевать, что стрелок Калина был лучше.
— Есть у вас офицерская честь. Я не прав. — Андрей протянул руку. — Глупость сморозил. Извини. Нет, действительно, извини. Я не хотел тебя обидеть, думал, что я сам такой весь белый и пушистый, настоящий офицер. Извини.
Он был похож на большого гоблина. Доброго такого.
— Бывает, — я пожал ему руку. — Проехали. — Я снова закурил. Довел он меня.
— Саша, а ты не много куришь?
— О здоровье моем решил позаботиться? Сначала доводишь до белого каления, а потом о здоровье заботишься? Заботливый ты наш!
— Нет, я серьезно. Ты третью сигарету не вынимая изо рта прикуриваешь.
— У нас прапорщик служил в Управлении, Сорокин Сергей, в Афгане на срочной был разведчиком. Так вот и рассказал о пользе курения.
— Расскажи, я жене поведаю, а то тоже все пилит: «Не кури, да не кури!»
— Были они на боевой операции, и зашли в кишлак, там их уже ждали. Засада. Рассредоточились, подмогу вызвали, отстреливаются. Серега в доме засел, в окно стреляет. Ни он никого зацепить не может, ни они его. Такая, беспокоящая стрельба. Приспичило ему покурить, а куртку он в угол комнаты бросил, а там курево и спички. Откатился он к своему бушлату, достает курево. И ровнехонько в то место, где его голова была, снайперская пуля в стену впилась. Он ее ножичком аккуратненько добыл, и как талисман дома хранит. Так что врут все медики, что курить вредно, иногда и жизнь спасает.
— Дела, — разведчик был в задумчивости.
— А ты как думал?
— Ну, вот за тем поворотом и приехали. Судя по карте, плюс туман, скользкие берега, хрен на БТР пройдем. Ножками потопаем. Пойдешь с нами? А то у тебя только «пукалка». Чего автомат не подобрал, что у ментов изъяли? С ПМ на войне далеко не уйдешь.
— Западло как-то брать в руки оружие, когда знаешь, что из него, возможно, наших убивали.
— Понятно. А начальники не дают?
— Начальники могут лишь по шапке дать. У опера самое острое и грозное оружие знаешь какое?
— Язык?
— Язык — у замполитов. А у опера — шило.
— Шило? — не понял Андрей.
— Дела сшивать, чтобы прокурору передавать.
— А, понял. Ну и шутки у вас, подполковник. Ну что, идем? — он спрыгнул с брони и давал наставления экипажу.
Раздалась стрельба в деревне. Стреляли не короткими очередями, что поверх голов, а длинными, причем несколько автоматов.
Мы тревожно посмотрели друг на друга. Такое лишь в ближнем бою бывает. Почти в упор.
Радист уже слушал эфир.
Стрельба прекратилась.
— Ну, что там? — Калина был напряжен.
— Нормально, — радист кивнул головой, — трое было духов, одного на глушняк завалили, а двое «белые трусы» выбросили. Жить хотят.
— Хорошо. Наши целы?
— Все целы.
— Хорошо. Теперь эти двое будут парашу на зоне выносить. Сами сдались. Русские себя последней гранатой взрывают, а эти — лапы в гору. У них только бабы обматываются взрывчаткой и себя подрывают. Не воины они — а так, понты гнутые. Ну, ничего, наши зэки им на зоне вправят «красного коня» куда надо. Тьфу. Ладно, пошли. Стрельбу, да и эфир все слышали. Сейчас зашевелятся.
— Значит, трое есть. Говорящие. Один — труп.
— Итого счет: четыре один! Наши ведут. — Калины улыбался.
Мы спустились по глинистому берегу к воде. Берег порос ивняком и тальником. «Протектор» на ботинках враз забился грязью и глиной. Мокрая глина по мокрой глине хорошо скользит.
Цепляясь за ветки кустарника, мы шли вдоль берега. Разведчики впереди, я — замыкающий. С одной стороны и хорошо, что у меня нет автомата. Я обеими руками держался за кусты, чтобы не свалиться в речку или просто не упасть.
Наше передвижение, казалось, полдеревни должно было услышать, но все было тихо. Река, пусть и не сильно, но шумела. А может, и не ждали нас здесь.
Первый разведчик поднял руку вверх и остановился. Все продублировали его жест.
Хоть и не разведчик я, но знаю, что он означает «Внимание». Что-то или кого-то он заметил.
Все тихо подошли к нему. Он молча, не говоря ни слова, показал на следы.
Было видно, что утром уже кто-то дважды прошел к реке. Следы уводили в заросли прибрежного кустарника вверх по склону.
Калина молча показал парам, что тропинку надо обходить с одной и другой стороны.
Пальцем ткнул в мою сторону и указал мне место там, где я стоял.
Все понятно, стою и жду на месте. Или как военные говорят: "Сижу в кустах и жду «Героя».
Засунул руку в карман, снял пистолет с предохранителя, потом так же, стараясь не шуметь, извлек его.
Разведчики, тихо раздвигая ветки, стали подниматься по склону. В любую секунду могли раздаться выстрелы.
В горле пересохло. Я стянул свою шапочку и оттер ей лоб. Оглянулся. Стоять на самой тропе — нельзя! Она могла быть пристреляна, да и если кто будет ломиться сверху, то просто меня свалит. А это мог быть и свой.
Я отошел пару шагов назад, выбрал площадку поровнее, полуприсел, по очереди вытер руки о штаны. Потеют, заразы! Пистолет взял обеими руками. Левая ладонь снизу охватывает рукоять пистолета. Жду.
Изредка доносится, как камушек скатывается вниз из-под чьей-то ноги.
А потом… А потом донесся шум ломаемых веток и маты. Наши разведчики с кем-то боролись и матерились.
— Стоять, сука!
— Куда! На!
Изредка доносились звонкие и глухие удары.
Сверху послышался шум, и кто-то прыгнул вниз, ломая ветки, за ним еще кто-то.
Я встал и приготовился стрелять.
Шум усиливался. И вот показался клубок тел. То, что наш там есть — это определил по отчаянному мату, что несся оттуда. Раз, два… Двое или трое? Нашим надо помочь. Хрен с этим «языком». Клубок тел катился по склону, сверху как сайгак прыгал Калина, пытаясь его догнать.
— Саня, бери гада, а то уйдет! — орал он.
— Хуль ему в рот! Не уйдет! — доносилось из клубка.
Когда тела докатились до низа, с разгону все упали в воду. И тут я увидел, что это двое разведчиков держат духа. Голова его была под водой, он отчаянно пытался вырваться. Я подбежал.
— Взяли мы его товарищ подполковник, взяли! — произнес солдат, размазывая грязь по лицу и задыхаясь.
— Молодцы, мужики. — Рукой, в которой был пистолет, я оттер лоб. — Утонет же, вытащите.
— Не утонет, воды похлебает, меньше бегать будет, спортсмен хулев. — Калина стоял уже сверху и тяжело дышал. — Там еще одного «хомяка» взяли. По-русски ни бельмеса, араб, наверное. Вытаскивай. Ну что, спортсмен, здоровья много?
Задержанный лишь мотал головой и кашлял, выплевывая воду.
Мы все отдышались. Бойцы распороли брюки задержанному, и тот, чтобы они не свалились на ходу, придерживал их. Белья нательного и трусов он не носил, сквозь прорехи было видно его тело и болтающиеся гениталии.
— Трусы бы носил, так и яйца бы не отморозил, — пошутил один из разведчиков.
— А зачем ему яйца, он «петухом» на зоне будет, — вторил ему второй.
Мы поднялись наверх, там уже связанный лежал второй задержанный. Убежище было временным. Сверху натянута полиэтиленовая пленка. Внизу такая же постелена на ветки кустарника, на пленке — одеяла. Рядом — несколько пустых консервных банок. Фляга с водой. Видимо, духи спускались за водой и напоролись. Два автомата с подствольными гранатометами. Еще какие-то вещи. Добрый улов.
Я наклонился над связанным:
— Ну что, дядя, поговорим?
Тот в ответ лишь пробормотал что-то на неизвестном языке. Похоже, действительно араб.
— Звиздец котенку, больше гадить не будет! — Калина на ходу вытаскивал свой длинный нож.
— Не убивайте его! Он на самом деле по-русски не говорит! — это «спортсмен» впервые подал голос.
— Ну, тогда ты говори. За себя и за него! — Калина несколько раз взмахнул ножом, как бы примериваясь, как половчее снять голову арабу. — А то, значит, вам можно нашим бойцам головы резать, а тут, получается, незнание языка освобождает от отрезания. Саша, я не прав? — это уже ко мне.
— Мучайся, ищи переводчика. Потом переводчика в суд тащи, а этого за бюджет в тюрьме корми. Мне он не нужен. Если этот, — я кивнул на «прыгуна», — будет говорить — пусть живут. А если нет — то этому башку отпилим, — кивок на араба, — а этого кастрируем и яйца в глотку забьем. Как они с нашими. Око за око, зуб за зуб. Голова за голову. Тела в речку сбросим, течение быстрое — рыбам кормежка. Хрен найдут. Стрельбы не было. Никто не видел. Режь, Андрюха! — я подыграл ему.
— Не-е-е-т!!! — «спортсмен» дернулся всем телом, пытаясь спасти товарища, но его крепко держали.
Андрей задержал руку на взмахе. Я посмотрел на араба. Тот закрыл глаза, побледнел и что-то шептал, видать молился.
Калина подскочил к чеченцу.
— Ну, что, хомячина, говори.
— Он — араб, — в голосе ужас.
— Это мы уже поняли. А теперь посмотрим, все ли ты понял или нет. Жить хочешь? Ну!
— Да! — боевик поддернул штаны и смотрел преданно в глаза разведчику.
— Вот и хорошо! — Калина легко пошлепал его по щеке.
Мне вспомнился этот жест. Гитлер любил так детей по щеке похлопывать. Интересно, а откуда Андрей этому научился? Фюрерских замашек не замечал. Но, странно, именно от этого отеческого похлопывания чеченец перестал дрожать.
— Как тебя, сынок, зовут? Куришь?
— Да, — тот кивнул.
— На. — Разведчик достал сигарету, вставил ее в зубы чеченцу, потом себе, прикурили. — Как зовут-то?
— Кюра Вазарханов, — выдавил из себя задержанный.
— Ну, Кюра так Кюра! Ну, давай, говори.
— Что говорить-то?
— А говори, Кюра, все. Как начал бандитствовать, как докатился до жизни такой. Где Садаева взять и этого… «Шейха» — Хачукаева. И что это за бибизьяна валяется? За которого ты так ратуешь. Именно он тебе жизнью обязан. Ну, говори, сынок. Успокоился? — тот кивнул головой. — Вот так, спокойненько, и расскажи нам, как все было. Не бойся. Будешь честен — будешь жить. Говори.
— Я буду жить? — Кюра сглотнул слюну.
— Будешь.
— Дайте слово офицера, что не убьете.
— Слово офицера? — Калина усмехнулся и посмотрел на меня.
Я пожал плечами. Не я же подговорил бандита, чтобы он брал слово с разведчика. Ну вот, давай, продолжи наш разговор, и посмотрим, какой ты офицер. На чаше весов жизнь многих людей и твое слово. Замараешь ты себя этим словом, пообещав жизнь убийце русских солдат или нет. Шевели мозгами, Андрей, а то инициатива уйдет. Пока клиент «плывет» надо дожимать.
— Слово офицера! — твердо сказал Андрей. — Давай.
— Впервые я начал воевать в 2001. Я тогда учился в Ярославле, бросил институт, вот и приехал помочь…
— Дальше, сынок, дальше.
— В октябре 2001 года мы взорвали танк.
— Где?
— В поселке имени Мичурина.
— Понятно. Кто из экипажа выжил? В плен попал?
— Никто не выжил. Мы раненых добили.
— Дальше. — Андрей тяжело сглотнул слюну, вытер пот со лба, руки спрятал за спину, они подрагивали, лицо покрылось красными пятнами, желваки гуляли под кожей.
— Тогда же в октябре подорвали «УАЗ» — «таблетку».
— Крест был на боку?
— Был, он раненых вез.
— Кто выжил?
— Никто.
— Где?
— Возле 15-го молочного совхоза.
— Дальше.
— Ну, подорвали «УРАЛ». Возле Ассиновской. Станица такая. Убили троих, но их там много было, ушли мы.
— Ну, ладно, это дела дней далеких, Кюра. — было видно, что Андрей с трудом себя сдерживает, делал глубокие затяжки, долго держал воздух в груди.
Я про себя думал: «Давай, давай, разведчик, это тебе не выбивать показания, а добывать их!»
Окружающие нас разведчики молчали, но было видно, что им тяжело это дается, костяшки пальцев, сжимающих оружие, побелели, глаза пылали ненавистью, они готовы были разорвать на мелкие кусочки этих духов. И стоит нам с Андреем отвернуться… «При попытке к бегству…» — стандартная формулировка. А лучше — концы в воду, благо, что вон она, рядом течет. Даже и стрелять не надо, просто связанных сбросить в эти быстрые мутные воды…
Не знаю почему, вроде вокруг все свои, но я сделал несколько шагов и перекрыл обзор бойцу, что больше всех потел. Встал на линии огня.
Этого ни в коем случае делать нельзя было, потому как дух мог дернуться и броситься на Андрея, но этот Кюра нужен мне живой. Нам всем он нужен живой… Очень нужен… И этот араб тоже знает много, жаль, что не знает Каргатов арабского.
— А сейчас, дорогой ты мне человек, — продолжил Андрей, «раскачивая» духа — расскажи мне о сегодняшних делах. Например, где сейчас Шейх?
— Он ушел, — просто ответил Кюра.
— Когда ушел, куда ушел, кто с ним ушел, почему вы здесь остались?
— Шейх ушел вчера в обед. С ним основные силы ушли. Когда у него сеанс связи был по спутниковому телефону, ему сказали, что будет облава. Ну, и друзья из Чечен-Аула также сообщили про это. Мы хотели завтра Новые Атаги взять, но ваша зачистка нам помешала.
— Куда ушли?
— Не знаю. Нам сказали, чтобы мы здесь ждали. Я и он, — дух кивнул на лежащего араба.
— Зачем вас здесь оставили? Ты не понимаешь, что вас просто подставили? Сдали как стеклотару.
— Да нет, — голос неуверенный. — Скоро начнется митинг, как только туман рассеется, солнце взойдет, мы должны были сзади сделать несколько выстрелов по вашим, — он сглотнул слюну, бойцы еще больше напряглись.
— А этот гусь на хрена? Он же по-русски ни бельбеса не понимает. Если его схватят, то сразу на кичу кинут. Под местного не канает. Не понял.
— Если толпа назад хлынет, он должен был ударить по толпе. Мне не доверяют… Наверное. Я не знаю, смог бы по своим стрелять.
— Западло, значит, самому по бабам стрелять чеченским? Араба держите для этого! А по русским — нормально? — Андрей взорвался.
Но тут же взял себя в руки.
— Ладно, проехали, ты и сам должен понять, продолжай.
— Как только начнется митинг, мы должны смешаться с толпой и сзади стрелять. Для этого даже специально привезли АКСУ, — он кивнул в сторону сваленного оружия, что изъяли. Там отдельно лежали два укороченных автомата.
Для нормального боя — это не оружие, а вот по бабам в спину стрелять, и из-за живого щита по солдатам — в самый раз.
— Что же вы за люди такие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42