Хотаб со всем разберется сам. И прежде всего с одним дельцем.
Хотаб прошел на кухню и достал свой складной швейцарский нож. Потом оглянулся: два здоровяка толстяка уселись за развалюху стол Дяди Вити и решили перекинуться в карты. Ох игрули! Не умеешь – не берись за фишки. Ладно, пусть забавляются, не стоит привлекать их внимание. Хотаб раскрыл лезвие и прорезал все газеты, наклеенные на оконные рамы. Порядок – теперь окно открывалось свободно. Хотаб не стал заводить шпингалет обратно – лучше, чтоб окна в подобных квартирах оставались всегда открытыми.
Потом он взял с тумбочки фотографию Дяди Вити и почему-то оттер ее тыльной стороной ладони – пусть дяденька знает, что Хотаб против него ничего не имеет. Мысль полубезумная, да вот такой с утра у нас денек.
– Смотрите – этот дяденька… Вот он, – произнес Хотаб. – И не забудьте: если начнется что-то странное – стреляйте… Только не завалите деда – Юлик с ним перетереть должен.
– У тебя, Хотаб, точно башня течет, – проговорил Лапоток, не отрываясь от карт. – Ты что, не мог с этим делом сам разобраться? И зачем повторять одно и то же?
– Шариков, – поддержал его Шумило Шумный, взглянув на фотографию, и два толстяка добродушно засмеялись. – Первая контора, которую кидает Шариков… Ну вы с Ашкенази даете…
«Это Ашкенази дает», – подумал Хотаб.
– Ладно, Шумный… – серьезно возразил Лапоток. – Ашкенази-то тут при чем? Юлик – птица совсем другого полета. Братва его уважает. Я лично его очень даже уважаю – человек с понятиями… А вот Хотаб куда смотрит?
– Ты чего, братан, наехать, что ли, решил? – тут же отрезал Хотаб, и в его темных глазах появился волчий блеск.
Лапоток хорошо знал этот блеск. И он уже добродушно улыбался:
– Человек шуток не понимает… – Лапоток подмигнул Шумило: Шумный для него был больше, чем брат. Наверное, единственный человек на свете, на которого он мог полностью положиться. Но и Лапоток отвечал ему трогательной заботой. И когда Шумного угораздило в больницу, Лапоток привез на 8 Марта его супруге огромную корзину красных роз. – Ты, Хотабчик, горячий… Джигит, вах…
И они с Шумило рассмеялись.
– Ладно, базара нету, – примиряюще произнес Шумный, – здесь все друг друга уважают.
Хотаб вдруг посмотрел на них насмешливо и громко рыгнул.
– А я тоже пошутил, – произнес он. – А вы вспылили… Хорошо, пойду принесу вам водки.
Поправлять его не стали.
Хотаб задержался у окна.
«Ты хотел знать, куда Хотаб смотрит? – подумал он. – Хотаб смотрит на пожарную лестницу, куда тебе не смотреть… Вот такие дела иногда бывают, братишка…»
От окна большой комнаты пожарная лестница проходила достаточно далеко. Ну точно, не дотянуться, даже допрыгнуть не получится. Сорвешься. Значит, когда это случится, Хотаб должен будет находиться на кухне. И в общем-то планировка этой квартиры предполагала такую комбинацию. Путь к отступлению был открыт. Лестница проходила почти вплотную к наружному кухонному подоконнику, достаточно широкому, чтобы на него встать.
Хотаб посмотрел вниз – на уровне второго этажа лестница обрывалась. Ну и что? Всего-то метра три. Запросто можно спрыгнуть. И все же…
Хотаб еще раз посмотрел на пожарную лестницу. Что-то от нее исходило… Хотаб перестал улыбаться. И какое-то тревожное предчувствие пока лишь совсем легонько постучалось в его сердце.
Люси услышала, как хлопнула дверь, и позвала:
– Денис?
Ответа не было. Люси протерла кисти тряпочкой, смоченной в растворителе, и подумала: «Что это он ушел, не сказав?»
Она отошла от своего грандиозного полотна на пару метров и прищурила один глаз – работа была почти закончена. «Ай да я! – подумала Люси. – Ай да Пушкин, ай да сукин сын!..»
Она стала думать о Денисе, о том потрясении, которое она только что испытала, когда он вдруг заиграл Шопена.
– Все-таки он удивительный мальчик, – проговорила Люси. – Конечно, для любой матери ее сын – единственный в мире, но все-таки… Надо же– тайно выучился играть, чтобы порадовать свою мамочку.
Люси посмотрела на красный пластмассовый будильник с двумя металлическими шапками звонков на макушке и подумала, что скоро в гости заявится Нона. И они опять будут коротать свой очередной одинокий вечер, погруженный в сигаретный дым и в пену бесконечного пива, будут вспоминать молодость и своих несостоявшихся женихов и любовников, застрявших где-то на изломе Времени, на той стороне листа, где еще не было морщин и жизнь была нарисована цветными красками только что начавшегося праздника.
– В первый раз мальчик ушел, не попрощавшись со своей мамочкой, – грустно проговорила Люси. И задумалась о том времени, когда он вырастет. И о той женщине, которой когда-нибудь Люси будет вынуждена уступить своего сына. И папа, Джеймс Бонд, тогда превратится в навязчивый бред одинокой слабоумной старушки. – А вот и нет, – усмехнулась Люси. Та, которой Люси когда-нибудь уступит своего сына, наверняка будет прекрасной женщиной, и у них будет дружная и веселая семья. – Что я, зря, что ли, его растила? Таким… Каким?! А вот таким! Добрым, отзывчивым мальчиком. – И поэтому Люси будет еще долго писать свои картины, пить свое пиво и еще растить внуков. Добрыми и отзывчивыми. – В общем, мы еще побарахтаемся! – весело заключила Люси.
«Мальчик хотел сделать приятное мамочке, – думала Люси. – А мамочка сделает приятное сыну. Он у меня обожает пудинги».
Денис действительно очень любил пудинги, и Люси купила несколько пакетов быстро приготавливаемых пудингов к предстоящим праздникам. Сейчас она решила, что праздник вовсе не свойство календаря. По крайней мере не стоит отдавать календарям этой монополии. Праздник, пусть небольшой, можно сотворить собственными руками.
– Я приготовлю ему пару пудингов, – решила Люси. – Шоколадный и ананасовый. Это его любимые.
Она отправилась на кухню, где под потолком скрипела люстра – штурвал пиратского корабля, открыла холодильник и извлекла пакет молока долгого хранения. Это молоко было дороже, зато вкуснее обычного пастеризованного и даже при комнатной температуре хранилось по полгода.
«Большая затарка», как Люси называла их еженедельные с Денисом походы в соседний супермаркет (не так давно, когда молоко стоило 16 и 25 копеек, а не три с половиной тысячи рублей, подобные магазины именовались универсамами), состоялась лишь вчера, и в общем-то к предстоящим праздникам Люси была подготовлена неплохо.
«Представляю, что будет с Ноной, когда Денис сядет за фортепиано!» – подумала Люси с гордостью и рассмеялась.
При помощи ножниц она вскрыла упаковку молока и по отмеченной линии разрезала пакетики с пудингом. Все это перемешивается в миксере и подогревается – эпоха быстрого питания… Люси наклонила пакет молока и с удивлением обнаружила, что по стенке прозрачного пластмассового стакана миксера стекает лишь тонкая струйка сыворотки… Молоко скисло? Молоко долгого хранения, лонг-лайф, со сроком годности до следующего лета?! Странно…
– Говнюки, – вскинулась Люси, – продают черт-те что…
Она вскрыла еще один пакет молока, потом – еще…
– Нет, но это просто безобразие, торгуют испорченными продуктами! – Люси была не на шутку рассержена. – Три с половиной тыщи! Говнюки!.. Ну, я им сейчас устрою… Лонг-лайф.
Люси сейчас пойдет в супермаркет (ну куда там, конечно – супермаркет!) и покажет им, где раки зимуют. Потому что все молоко в доме скисло.
Уже у самого подъезда Дора поняла, что даже за две минуты с человеком может кое-что случиться. Особенно если этот человек всего лишь девятилетняя девочка.
Степан… соседский бассет Степан. Милый Степашка, всегда встречающий Дору не просто повиливанием хвоста, а амплитудным движением всей задней части тела и норовящий лизнуть ее в нос. Дядя Женя, прогуливающий Степана, не может понять, в чем дело. А Дора знает. Дора хорошо знает, почему Степан упирается лапами из последних сил и не хочет идти в темноту подъезда… Степан страшно испуган, а дядя Женя раздражен и ничего не может понять.
«Но они еще не знают нашего запаха, – успокоила себя Дора, – они что-то чувствуют и ходят кругами, но нашего запаха еще не знают…»
Это было слабым утешением. Дора вспомнила, что акулы перед нападением тоже движутся кругами, только круг все больше сжимается. Откуда она это знает? Передача «В мире животных»? Какая разница, Дора, если круг сжимается?.. Поэтому надо пройти в подъезд с дядей Женей вместе…
– Степан, Степашка!.. – позвала девочка, и пес, увидев ее, завилял хвостом. Для более сильного излияния чувств пес был сейчас слишком напуган.
«Они не знают нашего запаха», – еще раз попробовала успокоить себя Дора, гладя Степана за ухом.
– Чего-то парень мой дурит, – пожаловался хозяин Степана, тот самый, что принял вчера Профессора Кима за пьяного в дым дворника, – не хочет домой.
– Может, не нагулялся? – из вежливости спросила Дора.
– Час гуляем… Потом, у него сейчас кормежка. Любимое время суток, чтоб оказаться на кухне.
Дора гладила Степана, и пес начал успокаиваться.
«Ничего, Степашка, – думала Дора, – мы сейчас все пойдем домой… Видишь, как хорошо – пока у нас есть плюс: мы знаем их запах, а они наш нет…»
Профессор Ким снял трубку. Звонила Дора.
– Я жду тебя, – проговорил Профессор. – Артур и Олег уже скоро будут, а нам еще все надо приготовить…
– Знаете, что я подумала, Профессор? – сказала Дора. – Все-таки ваше зеркало не подойдет, маловато… А вдруг оно окажется маленьким? У нас в холле огромное зеркало. Пока у меня никого нет, давайте-ка спускайтесь, мы его заберем.
– Дора, я уже обо всем позаботился, вся внутренняя часть входных дверей – зеркальная. И напротив, на стене, зеркало не меньше, чем у вас в холле.
– Точно?
– Дора…
– А про молоко не забыли?
– Не забыл.
– И оно точно свежее?
– Дора, все в порядке…
– Вы не думайте, что я боюсь или там нервничаю, просто… У нас в подъезде уже есть кто-то.
– Ты уверена?
– Да, наверное, почти уверена…
– Я сейчас за тобой спущусь.
– Да нет, не стоит… они чувствуют, что мы где-то рядом, и ходят кругами… Но ведь в этот раз первыми начнем мы, ведь правда?
– Да, правда.
– Поэтому пока они нас не видят, – заключила Дора и задумчиво спросила: – А скажите, акулы действительно перед нападением ходят кругами?
Профессор Ким какое-то время молчал, потом он сказал:
– Дора, наверное, правильно было бы тебе остаться дома…
И потом, вовсе не обязательно, что это произойдет именно сегодня.
– Да, конечно, дома я могла бы слопать пару «баскинов» и послушать Моцарта. – В голосе девочки чувствовалась плохо скрываемая обида. – Только, Профессор, это ведь я к вам пришла со своей короной, ведь верно?
– Да, Дора, правильно.
– И вы же знаете, что я вам необходима.
– ?
– Не волнуйтесь за меня… Это я про акул просто так спросила.
– Дора, есть программа, аналогичная их играм, я только что получил ее…
– Вам не надо ничего аналогичного. – В голосе Доры была небрежность триумфатора. – «Белая Комната» у меня. Так что Моцарта мне теперь не послушать.
– В смысле?
– Я махнулась с Робкопом на «Белую Комнату»… Только он об этом ничего не знает. Видите, Профессор, вам без меня ни шагу… Но если вы настаиваете, то заходите за мной. Мне, может, и страшно, но только совсем чуть-чуть.
В это же время Юлик Ашкенази сидел в своем кресле за 500 долларов и наблюдал за экраном телевизора. Хотя на лице Юлика застыла улыбка, то, что он видел, ему очень не нравилось.
– Ты так и не сказал, что ответить Полякову, – говорила Блонди, – и какое решение по Минфину?.. Юлик… Хм… Мне зайти позже?
Юлик с удивлением посмотрел на свою белокурую секретаршу и вдруг произнес:
– Блонди, ты потрясающе красивая девушка…
Ничего себе! Комплимент номер два… За полтора года… Но это прямо-таки свидетельство повышенного внимания. Если, конечно, то, что было сказано в первый раз, можно считать комплиментом. Полтора года назад Блонди, выпускница курсов секретарей-референтов при Дягилев-Центре (пара иностранных языков, компьютер, делопроизводство, водительские права и куча других наворотов), пришла на собеседование к президенту корпорации «Норе». Собеседование длилось две с половиной секунды. Юлик бросил на нее оценивающий взгляд и сказал своему бухгалтеру Бюстгальтеру:
– Очень мило, берем.
И все. Если это считать комплиментом, то сегодня их число возросло до двух.
– Спасибо, – ответила Блонди несколько испуганно. Потом она улыбнулась: – Наверное, не стоило бы этого говорить, но… нельзя столько работать. Тем более что вы вчера с вашим амиго… Я имею в виду, что ты очень бледный. Наверное, все-таки не надо говорить такие вещи, когда тебе только что сделали комплимент… Прости.
«Она что, застенчивая девушка?» Эта мысль была какой-то посторонней, не особенно волновавшей Юлика, но сейчас это было намного лучше, чем думать о том, что он увидел. Потом он негромко, но быстро произнес:
– Скажи, Блонди, ты не видишь ничего странного?
– Ше?
– Вон там. Там…
Блонди повернулась и с удивлением обнаружила, что рука Юлика указывает на экран телевизора.
– Телевизор?!
– Да, вон там.
– Новости НТВ, программа «Сегодня». И что?
– Вот я и спрашиваю… Эти люди там… Ничего особенного?
– Я не интересуюсь политикой. – Блонди пожала плечами. – Я, наверное, мало что в ней понимаю.
– Угу… А так все в порядке?..
– Да, а так в моей семье все здоровы. – Блонди рассмеялась.
«А в моей, наверное, не очень… не совсем, – подумал Юлик. – В моей семье есть я, и вот я не совсем… Но мы пока не будем об этом…»
– Хорошо, Блонди, извини, – проговорил Юлик. Передача новостей в это время сменилась рекламным блоком. – Что там у нас?..
Блонди снова начала задавать свои вопросы, и Юлик неожиданно отметил, что за это время она превратилась в настоящего профи и что, возможно, стоило к ней быть повнимательнее… Эта мысль Юлика развеселила и встревожила – в блокноте-копилке Блонди занимала позицию Неодушевленного длинноногого, сидящего на табурете с очень высокими и довольно непристойно искривленными ножками. Вокруг разместилось множество роденовских мыслителей, внимавших говорящему рупору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64