— Все механизмы этого корабля наполовину живые. А это означает, что, если психоуровень пилота достаточно высок, он может управлять кораблем. Но лишь до тех пор, пока в управление не вмешается настоящий хозяин корабля. А вообще-то ничего более безумного мне еще не приходилось слышать, — вновь «обнадежил» он ее.
«Значит, времени у меня будет совсем немного, если даже удастся овладеть этой дьявольской машиной, — подумала она. — Все, что мне нужно, — это посадка. Если мы близко подлетим к подходящему миру, я обязательно попробую…»
ГЛАВА 31
Поиск свободы — это единственная побуждающая сила, которую я знаю Это свобода улететь внезапно в бесконечность, которая где-то там Это свобода умереть, исчезнуть навсегда Это свобода быть подобным пламени свечи, которая остается неугасимой в мире, озаряемом светом миллиардов великолепных звезд, остается неугасимой потому, что никогда не считает себя чем-то большим, чем есть на самом деле, — всего лишь свечой
Карлос Кастанеда
Время уходило, как вода в песок… И он ничего не мог с этим поделать, абсолютно ничего. Где-то там, среди равнодушных и холодных звезд, летел корабль с девушкой, пришедшей из его снов. С его несбывшейся мечтой. Когда прошел первый приступ отчаяния, он понял, что его мечта — захватить один из остававшихся на планете ордосских кораблей — была всего лишь мечтой. Почти неосуществимой мечтой. Какая-то надежда все-таки оставалась… Если бы он и в самом деле научился осознанно управлять силой, заключенной в его сознании, мечта могла бы стать более реальной. Но учеба требовала времени, а корабль уходил все дальше, и все плотнее неизвестность смыкала свои темные крылья над судьбой Талосской княжны. Возможно, от отчаяния он и согласился в конце концов на предложение Персиваля, тем более что ему была оказана высокая честь — глава ордена бертранских витязей, сам преподобный Персиваль Рэм, согласился стать его учителем.
И все же временами у Сергея возникали сомнения, правильно ли он поступил. Слишком многочисленные и порой, с его точки зрения, бессмысленные обязанности накладывало на него ученичество.
Взять хотя бы еженедельное бдение в пещере. Каждый третий день недели он был обязан проводить глубоко под землей, в полной темноте и тишине, на холодном каменном ложе, не застеленном даже шкурой. Без воды и пищи. Первое время он пытался протестовать против этого варварского обряда, но Персиваль остался непреклонен.
— Раз в неделю ученик должен остаться наедине с Великим молчанием и привести в порядок свои мысли, — отвечал он на все его протесты.
— О чем я должен думать? Зачем все это? Почему нельзя проделывать упражнения в моей келье? Ложе в ней мало чем отличается от каменного.
Со временем, однако, эти вопросы исчезли сами собой. И он даже полюбил полную отрешенность от мира, которой можно было достичь только в пещере — глубоко под землей.
Только здесь он наконец понял, что привлекало московских спелеологов в глубочайшие полости земли, и, как теперь выяснилось, погоня за рекордами в этом рискованном виде спорта была далеко не самым главным.
Ему казалось, что тишина пещеры чем-то сродни тишине космоса, в котором сейчас среди далеких звезд летел корабль Ружаны.
Он неоднократно пытался пробиться к ней своим ментальным зрением, но космос вставал перед ним непроницаемой ледяной стеной и пресекал любые попытки проникновения в его мертвую пустоту. Именно это обстоятельство и заставило его в конце концов подчиниться желанию Персиваля отложить захват ордосского корабля до окончания первого круга обучения.
Персиваль и сам понимал, как важно выиграть время, поэтому он предельно сократил сроки обучения, оставив лишь самое главное. Но он решительно отверг попытки Сергея проскочить через вводную часть обучения, состоявшую из непонятных для капитана тестов и испытаний.
— На этом этапе нельзя ошибиться, — втолковывал он Сергею, когда снисходил до подобных объяснений. — Сейчас мы выясняем конфигурацию твоего виртуально-ментального поля. Устанавливаем его основные характеристики. У каждого человека это поле строго индивидуально. Я должен знать, какими способностями наградила тебя природа от рождения. Рисунок твоего поля крайне необычен, и мы должны определить его наиболее сильные стороны, чтобы получить возможность развивать именно их. Только так мы сможем сократить время твоего обучения…
И он снова и снова заставлял Сергея раскачивать висевший над головой маятник, не прикасаясь к нему.
Затем наступила очередь каменных шариков, равномерно выпадавших из трубки над его ложем, и, если Сергею не удавалось отклонить их полет в сторону, они больно ударяли по его обнаженной груди. Первое время это напоминало ему китайские пытки, а отклонить падающий предмет усилием воли казалось столь же невозможным, как зажечь свечу взглядом.
Но память о том, что это удалось ему однажды, осталась глубоко в его подсознании, и в один прекрасный день шарик, вместо того чтобы ударить его в грудь, улетел под кровать. С этой поры его подсознание уже не нуждалось в контроле и проделывало эту привычную*процедуру самостоятельно, даже по ночам, когда он спал.
Зато его успехи в управлении вирт-снами оказались куда менее значительными. Собственно, никаких успехов здесь не было, и в очередной беседе на расстоянии, когда они разговаривали с помощью ментальной связи, учитель объяснил ему, что конфигурация его сознания не укладывается в привычные рамки и подобные сны ему совершенно противопоказаны. Для того чтобы что-то изменить в реальном мире, сновидец сначала входит в мир сновидений и уже оттуда пытается воздействовать на реальность. Это удается далеко не всегда. И зачастую все происходит совсем не так, как он предполагал. Переход из одной среды в другую, из одного состояния в другое неизбежно порождает путаницу.
Персиваль считал, что Сергей владеет уникальным и гораздо более ценным талантом — талантом непосредственного воздействия на предметы реальности усилием своей мысли, без посредства сна. Для этого необходим большой запас внутренней силы, но настоятель знал, что у его ученика она была. Все свои старания Персиваль направил на то, чтобы сделать управление этой силой осознанным, не зависящим от случая.
Временами Сергей, измотанный длительными психологическими тренировками, требовал сменить программу обучения и шел в фехтовальный зал. В таких случаях Персиваль позволял ему короткий отдых, но беспрестанно повторял, что это пустая трата времени.
— Махать мечом умеет каждый третий, видеть мир чужими глазами способен только ты…
Вскоре выяснилось, что Сергей может не только видеть чужими глазами, но и совершать чужими руками определенные нужные ему действия. Его воздействие было похоже на гипноз, хотя имело совершенно иную природу.
Случайно выбранный для экспериментов напарник из числа бертранских монахов в гипнотический транс не впадал, он не испытывал даже сонливости и не видел Сергея, находившегося во время эксперимента в другой комнате, но его руки в определенный момент неожиданно для него самого начинали делать совсем не то, что он намеревался, а то, что хотел от него Сергей…
Странно, но после этого успешного эксперимента отношение сэра Персиваля к своему ученику несколько изменилось. Он подолгу задумчиво рассматривал его при каждой встрече, словно видел впервые, а продолжать опыты по овладению чужим сознанием наотрез отказался и однажды сказал:
— Надеюсь, ты будешь осторожен со своим даром. Ты должен понимать, какая огромная ответственность лежит на человеке, умеющем управлять сознанием других людей… В этом есть что-то ордосское…
Лишь после этой случайно оброненной фразы Сергею стала понятна причина отрицательного отношения учителя к его успехам в данной области — сэр Персиваль видел в них что-то нечистое, не свойственное человеческой природе, — и Сергей без особых сожалений подчинился. В конце концов, существовали другие, гораздо более важные умения, которые он постигал с помощью своего учителя. И не сомневался в том, что, когда появится в этом нужда, его дар проснется сам собой.
Приближалось третье сретенье — праздник испытания учеников, закончивших первую ступень обучения. Те, кто выдерживал испытание, становились послушниками монастыря и получали право пройти подготовку второй ступени.
Сергей с завистью посматривал на десяток счастливцев, готовившихся к большому событию в своей жизни. Они давно уже покончили с бесконечными изматывающими упражнениями и сегодня получат право заняться настоящим делом, а его ученичеству не видно конца — и это называется сокращенной программой обучения!
С утра по тракту к монастырю потянулись многочисленные крестьянские подводы и городские самодвижущиеся экипажи. С тех пор как бертранцам удалось одержать первую в истории Захрана победу над ордосами и если не разрушить, то хотя бы заставить убраться одну из их башен с захранских земель, слава о монастыре разнеслась широко, и родители спешили привести своих чад в его стены.
После программы испытаний производился смотр новичков, среди них адепты монастыря отбирали наиболее талантливых. И те немногие, кому повезло, заполняли освободившиеся кельи учеников первой ступени.
Обучение в монастыре стоило дорого, но родители не жалели средств. Того, кто прошел у бертранцев хотя бы первый круг обучения, ожидала блестящая карьера при дворе императора.
Впрочем, плату брали лишь с тех, у кого имелись деньги. Очень часто монахи отвергали богатых претендентов и отдавали предпочтение тем, кто не имел ни гроша, но обладал скрытыми, часто ему самому неизвестными талантами.
В день испытаний ворота монастыря не закрывались, и монастырский двор напоминал ярмарочную площадь или стоянку какого-то огромного каравана, в котором смешались люди всех сословий.
Сергей так и не почувствовал себя своим в этих стенах. Возможно, причиной этому было особое внимание, которое уделял ему Персиваль, а может быть, так сложилось из-за специальной программы обучения, из-за слишком краткого по здешним меркам пребывания в ранге послушника. Как бы там ни было, друзей у него в монастыре не появилось, и это еще больше усиливало его обострившееся чувство одиночества.
Рассматривая запыленные экипажи, за оконными шторками которых скрывались дети столичных вельмож, он думал совсем не о них, а о том пути, который им пришлось преодолеть от столицы до монастырских стен. Тракт стал безопасным после того, как из города, лежавшего на середине перехода до столицы, исчезла ордосская башня, совсем недавно угрожавшая монастырю и всей Захранской империи.
Кому-то пришлось пожертвовать своей свободой, а возможно, и жизнью ради того, чтобы эти разодетые столичные хлыщи смогли без всякого опасения прибыть в Бертранский монастырь.
Сергей понимал, что он несправедлив в своих суждениях, но ничего не мог с собой поделать, не мог включиться в общую праздничную атмосферу, не мог ее принять.
В конце концов он счел за лучшее вернуться в свою келью и, не зажигая лампы, прилечь на жесткую койку. Рука привычным движением нащупала в темноте кольцо — единственную память, оставшуюся у него от Ружаны.
Сегодня кольцо показалось ему неожиданно теплым, и, поднеся его поближе к глазам, он обнаружил с обеих его сторон два световых колечка, быстро вращавшихся в разные стороны. Ничего подобного он не замечал раньше, сотни раз рассматривая кольцо. Впервые подарок Ружаны проявил активность. Персиваль говорил ему, что внутри кольца заключена высокая магическая энергия, но высвободить ее мог только тот, кто вложил ее внутрь кольца. Ружана никогда не упоминала о человеке, который изготовил кольцо. И он полагал, что кольцо принадлежало ее учителю — Персивалю.
Пока Ружана была рядом, история кольца не волновала Сергея. Оно помогло ему найти повелительницу его снов, и этого было вполне достаточно. Но теперь, когда Ружаны не стало рядом с ним, любая мелочь, связанная с ней, приобрела для Сергея огромное значение. Сейчас кольцо подало ему какую-то весть и позвало его за собой… Он чувствовал зов, противиться которому не собирался. И неожиданно понял — пора его ученичества завершена. Больше он не мог неподвижно лежать в монастырской келье, когда его любимую каждую секунду все дальше уносил от него ордосский корабль. Время подготовки закончилось. Настала пора действий.
Когда Персивалю доложили о том, что его ученик покинул монастырь, он нахмурился и в мрачном молчании долго мерил шагами зал официальных приемов, где незадолго до этого беседовал с новыми кандидатами.
— Может быть, вы хотите, чтобы его вернули? — осмелился спросить капитан наружной охраны.
Персиваль лишь мрачно усмехнулся:
— Даже лучшие из вас не смогут это сделать.
ГЛАВА 32
Свобода — это приключение, которому нет конца, в котором мы рискуем жизнью и даже большим, чем жизнь, во имя нескольких мгновений чего-то — превыше слов, мыслей и чувств.
Карлос Кастанеда
Одинокий всадник держал путь на север, все время на север, по заброшенному тракту южной пустыни, где долгие годы уже не ходил ни один караван.
Он миновал плато Страха. Здесь когда-то стояли давно исчезнувшие под слоем песка дозорные башни корсанцев. Найдя лишь одному ему заметный след, он повернул на восток, вдоль береговой линий океана, где соленые брызги прибоя выжгли даже пустынную растительность. Он шел все дальше, следуя своему неведомому пути.
Он преодолел расстояние, не доступное ни одному нормальному человеку, и сменил коня у Заринских холмов, где на него напали отбившиеся от племени моранов разбойники, на свой страх и риск промышлявшие охотой на одиноких путников и небольшие караваны.
Предводитель шайки под хохот своих соплеменников с диким гиканьем несся навстречу легкой добыче и уже занес меч для единственного удара, но неожиданно воткнул его себе в живот. Двое лучников, страховавшие предводителя, почему-то выстрелили друг в друга, а остальные с воплями «Пустынный демон!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51