Подбор людей для колонии производился весьма разумно, и Копылов был искренне благодарен этому неизвестному вербовщику. После кузнеца в «Пути» появились фермер, охотник, мастеровой, повар, лекарь, скотовод. Скотина, правда, почему-то задерживалась, возможно, предполагалось, что они должны обзавестись ею из местной фауны. Но Копылов никого не выпускал за силовое ограждение, даже охотника, которому, ввиду этого обстоятельства, так и не удалось ни разу поохотиться, что, естественно, отражалось на запасах продовольствия не лучшим образом, однако вот-вот должен был подоспеть первый урожай зелени, за нею последуют бобовые, картофель, а там, глядишь, придет пора убирать и зерновые.На подготовленной и удобренной местной почве все росло как на дрожжах.Копылов испытывал к миру за изгородью стойкую неприязнь и не желал иметь с ним ничего общего, навязывая свое отрицательное отношение к опасным экспедициям и всем остальным колонистам. Сделать это оказалось нетрудно, поскольку цифровой пароль для прохода в силовом поле, окружавшем поселение, был известен только ему одному.Кардинально упрочить свое положение в поселке и ввести в действие все, даже самые неприемлемые для остальных, пункты устава ему удалось после прибытия семьи механизатора, притащившего за собой двух оболтусов, сыновей-одногодков, которые добровольно последовали за отцом с одной-единственной целью — скрыться от призыва в армию, а очутившись в «Пути», почувствовали себя как рыба в воде, особенно когда узнали, что, исправно служа коменданту, могут рассчитывать на любую женщину поселка, по собственному выбору, не слишком заботясь о ее согласии.Первоначально Копылов доверял им только холодное оружие, но постепенно, когда они усвоили простую истину, что их вольготная жизнь в колонии в качестве «стражей порядка» полностью зависит от коменданта, он вручил им даже пистолеты.Любой серьезный заговор практически исключался благодаря постоянному скрытому наблюдению за коттеджами поселенцев, которому Копылов посвящал все свободное время. Он даже завел досье на каждого колониста, куда заносил наиболее подозрительные поступки и высказывания персонажей своего любительского театра, в котором судьбой, или минутой собственной храбрости, когда он не побоялся броситься под гусеницы чудовищного инопланетного танка, ему была отведена роль режиссера.Со временем он стал замечать, что наблюдение за постельными делами своих подопечных доставляет ему большее удовольствие, чем непосредственное общение с женщинами. Хотя женщины его небольшой колонии, после того как он провел публичное судилище над наиболее строптивыми мужьями и на неделю отправил их в холодный подвал, а затем лишил провинившиеся семьи продовольственного пайка, уже не смели отказать ему ни в чем.Все складывалось замечательно. «Путь» шел по предначертанному его рукой пути до той самой поры, пока в один прекрасный день на подлокотнике красного телепортационного кресла он не увидел женщину, прекрасней которой никогда раньше не встречал… ГЛАВА 29 Проснувшись от сигнала будильника, Сергей с отвращением приоткрыл глаза. Его окружала опостылевшая темнота. И такая же тишина подземелья давила на плечи, словно могильная плита. Пора было вставать и начинать новый день с десятка мелких незначительных и опостылевших действий. Одеваться, готовить холодный растворимый кофе, поскольку микроволновка не действовала, а разводить костер с утра было лень.Покончив с этим, он совершил ставший уже привычным утренний ритуал — прошел в кабинку местного телепортатора, сел в кресло и повернул рычаг выключателя. Разумеется — ничего не произошло. Приемный портал был разрушен взрывом, но надежда оставалась. В тот первый раз, когда они открыли это подземелье, а внешней базы у них еще не было, этот телепортатор перенес их всех, одного за другим, в подмосковный лес, вот только теперь сюда не поступала энергия, и было совершенно необъяснимо с точки зрения нормальной логики, зачем Сергей совершал эти бессмысленные действия.Видимо, давящее на психику, мрачное и темное подземелье постепенно изменяло само понятие «нормального».Самым странным было то, что у Сергея все реже возникало желание что-то изменить в сложившейся критической ситуации. А может быть, такое желание все-таки было, наличествовало в глубине его души, но он старался избегать даже мыслей, связанных с конкретной деятельностью.Он ждал от Алексея хоть какого-то знака, для того чтобы предпринять новую попытку к примирению, но такого знака не последовало, а рисковать своим драгоценным самолюбием еще раз ему не хотелось. Хотя он отлично понимал, что помириться с Алексеем придется.Алексей, лишившись любимой женщины, возненавидел весь мир, а заодно и Сергея, которого, без особых на то оснований, считал чуть ли не главным виновником трагических событий, приведших к уничтожению городской базы.А, впрочем, так ли уж необоснованны претензии его друга? Долгими ледяными ночами, глядя в потолок постепенно умиравшего подземного корабля, Сергей думал об этом и, в свою очередь, не мог простить Алексею телепортации дочери Митрохина, которая, как выяснилось лишь теперь, занимала в его мыслях неожиданно большое место.Похожие до отвращения дни тянулись один за другим.У них было достаточно воды и пищи в концентратах и консервах, хуже всего дело обстояло с энергией. Как только отключились энергетические установки «танка», им оставалось надеяться только на аварийные аккумуляторы, зарядить которые было уже негде.Каждую ночь холод подземелья пробирался в их металлическое убежище, от него не спасала никакая одежда, используемая вместо одеял. Хуже всего было то, что в подземелье не было привычной смены дня и ночи. Ночь царила здесь постоянно и лишь ждала своего часа, той минуты, когда в аккумуляторах кончится последний заряд, чтобы окончательно сомкнуть над невольными узниками свои мягкие лапы. Сергей знал, что человеческая психика не способна выдержать долгое подземное безмолвие и полную темноту. Если он собирался что-то предпринимать, то делать это надо было немедленно, без фонарей они и шагу не смогут ступить в этих катакомбах, где неосторожному путнику ежеминутно грозило неожиданное падение в пропасть.После первой попытки поговорить с другом он выждал целую неделю, предоставляя Алексею возможность прийти в себя. И все это время помнил о том, что Алексей, замкнув рубильник дальнего теле-портатора, совершил насилие над ни в чем не повинной женщиной, отправив ее в неизвестность.Если бы знать, куда вел этот канал… Впрочем, это-то как раз он мог выяснить… Сесть в то самое кресло, в котором сидел Митрохин… В него-то энергия поступала… Единственное устройство во всем многочисленном оборудовании подземной базы, которое еще действовало.Начиная операцию по ликвидации Митрохина, он надеялся получить доказательства того, что цель иновремян не имеет ничего общего с теми мотивами, о которых ему говорил Павел. Ну вот он их получил, заплатив за это страшную цену. И даже это открытие не имело теперь никакого значения. В подземной тюрьме, где, казалось, остановилось само время, он был лишен возможности участвовать в дальнейших событиях.Ночь была похожа на день, в аккумуляторах оставалось все меньше энергии, и недалек тот час, когда подземная тьма полностью сомкнет над ними свои мягкие смертоносные крылья…Сергей понимал — нужно что-то предпринимать, но не было ни желания, ни воли разорвать порочную цепь обстоятельств и собственных мыслей, лишившую его возможности активных действий.Совершенно равнодушно, словно это его совсем не касалось, Сергей думал о главной причине своего странного состояния.Медленно, по каплям, из него выкачивали жизненную энергию, и он даже не противился этому процессу. Оборвать его было довольно просто, надо было лишь снять с шеи ладанку с каменным яйцом, найденным в сейфе Митрохина.Но именно это он не собирался делать. Не мог или не хотел? Мысленными разглагольствованиями он теперь подменял любые конкретные действия, даже самые простые, не требующие для своего воплощения в жизнь никаких особых усилий.Что-то там происходило внутри этого яйца, что-то очень важное, и пока он не узнает, чем закончится процесс, прерывать его не следовало. По крайней мере, эта мысль показалась ему убедительной, полностью оправдывавшей его бездействие.Если бы кто-нибудь, находившийся вне его замкнутого на себя мирка, спросил Сергея о причинах такого странного решения, он бы, возможно, сумел оценить свое положение со стороны и прийти к определенным выводам. Но в том-то и дело, что спрашивать было некому…Казалось, их ссора, подкрепленная ледяным молчанием, полностью устраивала Алексея, и Сергею пришлось с этим смириться. В конце концов его все более редкие попытки прекратить размолвку сменились ответным равнодушием.Раньше, в минуты просветления, он еще предпринимал небольшие экспедиции внутри корабля, стараясь определить запас энергии, оставшийся в аккумуляторах, и работоспособность отдельных систем, но такие вылазки случались все реже.Ничего нового он уже не мог выяснить. Из всех механизмов только телепортационное кресло все еще оставалось включенным, о чем свидетельствовал зеленый индикатор, горевший под его рубильником. Но проверить, работает ли канал, они могли одним-единственным способом — усадив в него очередную жертву.Желающих пока не находилось. Возможно, позже, когда полностью израсходуется энергия аккумуляторов, кто-то из них решит воспользоваться каналом. У Сергея не было уверенности в том, что канал доставит его в то самое место, куда отправился Митрохин с дочерью. Путешествие вполне могло закончиться в мире, населенном смертоносными тварями, подобными тем, что прорвались в дом Чургина, когда тот производил какие-то манипуляции с порталом.Шанс найти Жанну был невелик. Да и память о ней постепенно тускнела в тисках охватившего его равнодушия ко всему миру.Если уж быть до конца честным с самим собой, выбор у них все-таки оставался. Можно было попытаться пробиться наверх по подземным туннелям. Но это требовало слишком больших усилий. Никчемных и невозможных в его теперешнем положении.Силовое ограждение, еще совсем недавно прикрывавшее все выходы с базы, сейчас не работало. Шесть или семь туннелей обрывались в подземном зале, где они находились, и каждый из них вел в неизвестность.Не было ни плана, ни возможности восстановить маршрут движения подземного корабля от подмосковных катакомб к его теперешнему местонахождению.Тысячи поворотов, десятки различных уровней, никто не смог бы их запомнить. Да они и не пытались это делать, полностью положившись на технику иновремян, которая, казалось, обладала безграничными возможностями. Они были слишком самонадеянны, слишком увлеклись предложенной им ролью «спасителей человечества» и теперь расплачивались за это.Вновь наступившая ночь была похожа на десятки предыдущих, о ее приходе свидетельствовал лишь светящийся циферблат наручных часов. Сергей долго ворочался с боку на бок, тяжело дышал, пытался считать несуществующих овец. Раньше это дурацкое упражнение помогало ему уснуть, но сегодня все было бесполезно.Лишь в середине ночи ему удалось ненадолго задремать, но почти сразу же он дернулся от резкой боли и окончательно проснулся.Ладанка жгла ему грудь. Когда он прикоснулся к ней, то сразу почувствовал, что ее поверхность необычно горяча.Пришлось впервые за все время снять с себя кожаный мешочек, распространявший резкий запах перегретой кожи. Брошенная на пол ладанка в темноте продолжала светиться.Тогда он открыл мешочек и выкатил яйцо наружу, пытаясь сообразить, насколько опасен исходивший из него яркий свет.Это умственное усилие окончательно его разбудило, и, сев на кровати, Сергей уставился на полыхавшее голубым светом яйцо. Оно стало намного больше и продолжало увеличиваться у него на глазах. Этот процесс теперь продолжался слишком быстро, настолько быстро, что он не успел ничего предпринять. Через считаные секунды яйцо достигло размеров футбольного мяча и лопнуло с оглушительным треском. Из развалившейся светящейся скорлупы показалось странное создание, внешне похожее на огненного цыпленка. Впрочем, походило оно на цыпленка весьма условно, только общими очертаниями, а не размерами и уж никак не поведением.Цыпленок прошелся по полу вдоль его кровати, затем сложил свои куцые, поросшие курчавыми огненными завитками крылышки за спиной и, уставившись на Сергея пылающими бусинками глаз, спросил недовольным писклявым голосом:— Долго еще собираешься здесь валяться?— Что?! — не понял Сергей, не привыкший общаться с говорящими огненными цыплятами.— Вставать пора, вот что!— Ты кто такой?— Я твой птенец.— Какой такой птенец?! Нет у меня никакого птенца! Убирайся!— Ты меня высидел, и теперь я никуда не уберусь.— Что за чушь?!— Хватит препираться! Вставай. Ты меня напоил своей жизненной энергией, помог избавиться от скорлупы, и теперь я обязан о тебе заботиться, хотя мне самому это не слишком нравится. Для начала ты должен сменить свою телесную оболочку, эта уже пришла в полную негодность, износилась, пропиталась ленью и энтропией.— Перестань морочить мне голову научными терминами. Ты мне снишься, и этот сон мне совершенно не по душе. Убирайся!— Обожженная во сне кожа не болит. Хоть это ты знаешь?Сергей ощупал грудь, сморщился от резкой боли и вновь уставился на своего неожиданного собеседника.— Ну что, убедился?— Кто ты такой? — во второй раз спросил Сергей, не слишком надеясь на вразумительный ответ.— Твой птенец, — безапелляционно и нагло заявил огненный цыпленок, продолжавший, хоть и значительно медленней, чем это делало яйцо, увеличиваться в размерах.— У людей не бывает никаких птенцов! — заорал Сергей и запустил в птенца подушкой.Подушка пронеслась сквозь тело цыпленка, не причинив ему ни малейшего вреда, чего нельзя было сказать о самой подушке — в ее центре отчетливо обозначились выжженные контуры его невероятного гостя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51