Встал, налил себе виски с содовой, перечитал написанное, сел и снова взялся за перо.Ему связали руки за спиной и по черной лестнице привели сюда, в подвал. Оставили наедине с Доротеей Гюнтэм, Лабордом и Марком.В подвале пахло вином и застойной водой. С единственной поперечины потолка свешивались две голые электрические лампочки. Потолок, как и пол, был тоже каменный. А стены скрывались за полками с винными бутылками. В щели между огромными каменными плитами пола просачивалась вода, лужей собиралась в углу.Джордж сидел на стуле с обломанной спинкой перед мраморным столиком, едва не касавшимся его колен. На столике стояли рюмка и бутылка с коньяком, теперь полупустая. Аристиду коньяк понравился бы, да и самому Джорджу тоже – в иной обстановке, конечно. Полчаса назад Лаборд взял его – это был «Реми Мартен» – и откупорил со словами: «Нашим гостям – только самое лучшее». Джорджа быстро накачивали им, и теперь голова у него кружилась.Ни Доротея, ни Лаборд, ни Марк времени на разговоры не теряли. А действовали так, будто точно знали, чего добиваются, словно занятие это было им не в диковинку, а потому торопились побыстрее закончить его.Марк стоял у Джорджа за спиной, Лаборд сидел на краешке стола, положив руку на горлышко бутылки, и смотрел на пленника. Джордж не сводил глаз с его руки и с отвращением ждал, когда он опять поднимет бутылку и наполнит рюмку.Марк переминался с ноги на ногу, Доротея отстранение разглядывала дальнюю стену. Вот Лаборд поднял бутылку и спросил:– Еще глоточек, друг мой? А почему бы и нет? Ведь ты отлично держишься. Другой на твоем месте уже давно бы свалился под стол.Лаборд потянулся к рюмке, налил в нее коньяк. Когда бутылка со стуком снова опустилась на столик, жилистые руки Марка впились Джорджу в лицо. Раньше Константайн пытался этому воспротивиться, но Марк, оказавшийся на удивление сильным, легко прижимал его к стулу, а Лаборд вливал коньяк Джорджу в рот, половину выплескивая ему на рубашку. После третьей попытки Джордж попробовал выплюнуть спиртное. Однако опытная, по всему судя, в подобных делах Доротея перехитрила его. Сильными пальцами она зажала ему ноздри, и Джордж просто не смог не проглотить коньяк, а потому тотчас возненавидел Доротею, но, несмотря на усиливающееся опьянение, устыдился этого. В глубине души он по-прежнему чувствовал, что Доротею надо жалеть, а не ненавидеть. Можно ненавидеть Лаборда и педанта Марка с его тетрадками, но не Доротею. «Ведь она никогда не вошла бы в число «золотых девочек» Аристида, – думалось Джорджу как будто в дымке, – хотя фигура у нее, несомненно, хорошая. И все же на роль «золотой девочки» из Портофино она не тянет. А где теперь Аристид? Где? Я что-то ему поручил. Но что?» Джордж попробовал заставить себя мыслить ясно. В глаза ему ударил свет ламп, он покачнулся и едва не упал.Ко рту снова подбиралась рука с рюмкой. Джордж хотел отвернуться от нее, но Марк удержал его, а Лаборд схватил его свободной рукой за челюсть, пальцы больно сминали кожу, пока Джордж не открыл рот. Коньяк пролился ему на язык, Марк одной рукой запрокинул Константайну голову, а другой зажал рот, и, чтобы не задохнуться, Джорджу пришлось проглотить и эту порцию. Его тут же отпустили. Марк отошел. А Лаборд примостился на краешке стола. Сквозь слезы, застилавшие глаза, Джордж заметил, что теперь Доротея колышется и шатается, словно вот-вот упадет, и хрипло хохотнул, не скрывая удовольствия от того, что все еще владеет собой.Голос, раздавшийся внутри Джорджа, задорно спросил:– Какого черта?Лаборд одобрительно улыбнулся:– Вот именно, друг мой. В этом кресле то же самое говорили люди и посильнее тебя. Взять хотя бы одного капитана немецкой танковой бригады, прошедшего и Африку, и Россию, твердого, как кремень. Он это тоже сказал. И еще много чего выболтал. Между тем вы в некотором роде исключение. Мы ничего не просим вас рассказать. – Он вынул сигару, не спеша раскурил ее, а когда она задымила, положил на край стола и спросил:– Еще рюмочку?И снова начался мучительный ритуал, от которого спирало дыхание и кружилась голова. А когда он закончился, Джордж уронил ее на грудь, задышал глубоко и шумно. Мысль об Аристиде не покидала его. При чем тут Аристид? Ах да, он может помочь, если захочет. Но чего от него хотел Джордж? «Генерал де Голль, Пале-Рояль. Я серьезно… Рене… золотые девочки…»Константайн вскинул голову, мысли его на миг прояснились, словно в облаках появился просвет, и он бросил Лаборду:– Сволочь! Лаборд рассмеялся:– Не стоит ругаться при женщине. – Он с упреком покачал головой.– Еще долго? – спросила Доротея.– Уже нет, – отозвался Лаборд, вновь наполняя рюмку.Просвет в облаках исчез. Джордж почувствовал, как на шее сжались чьи-то пальцы, ощутил запах коньяка, прикосновение к губам холодного края рюмки. В голове у него забухало, словно кто-то колотил там, как по барабану. Сквозь это буханье и шум Константайн слышал, как пустая рюмка звякнула о мраморную столешницу, потом его подхватили под локти, с силой подняли и вытащили со стула.Джордж стоял, пошатываясь, полуприкрыв глаза, и вдруг пол начал опрокидываться так, что бутылки, казалось, вот-вот посыплются с полок.Он качнулся назад, потерял равновесие и врезался спиной в стеллаж, сполз на пол, а Лаборд уже подходил с очередной рюмкой коньяку. Слова его Джорджу слышались как будто издалека:– Выпей последнюю – для согрева.Лаборд присел, и Джордж потерял его из виду. Коньяк хлынул в рот, так что он чуть им не захлебнулся. И вдруг Джорджу стало хорошо, он бы согласился лежать на этих твердых, влажных каменных плитах до конца жизни. И словно ребенок, грезящий с открытыми глазами, он видел трех человек, которые разгуливали по подвалу, стены его то сжимались, то расширялись, ходили ходуном, кренились, а под потолком вились мириады электрических лампочек.Лаборд подошел к одной из полок, вместе с Марком потянул ее на себя. Она отошла от стены, словно дверь, запах застойной воды усилился. Джордж наблюдал за мужчинами с отрешенным любопытством. Лаборд и Марк вернулись к нему, подняли на ноги. Но как только отпустили руки, он вновь свалился на пол. И рассердился на себя за слабость. Мужчина обязан держаться на ногах после бутылки коньяку. Да, мужчина обязан не раскисать.Его снова подняли.– Готов, – сказал Лаборд.Джордж спьяну кивнул. Конечно, он был готов. Наверно, они нахимичили с коньяком. Вот именно! В коньяк что-то подсыпали. Но Бог с ними! «Поставьте меня на ноги, – подумал Джордж, – поверните в сторону дома, и я доберусь туда на автопилоте».Его подвели к ходу в метр шириной, открывшемуся за полкой-дверью. Ход уходил круто вниз и был сделан из камня, от сырости покрывшегося зеленой слизью. Джордж отшатнулся и упал бы, если бы его не поддержали.– Не бойся, – сказал Лаборд. – Покатишься вниз как по маслу. Бесплатно доедешь до Сены и вынырнуть не успеешь.Джорджа с силой толкнули в спину, и он головой вперед устремился в похожий на шахту ход. Плечом ударился о стену, отлетел в сторону, всем телом прогрохотал по скользким камням и быстро покатился во тьму, подняв руки, которые Марк развязал ему перед толчком, и бессознательно защищая ими лицо от острых выступов.Джордж шлепнулся в воду, погрузился с головой, оказался в полной темноте и с той секунды сознавал только, что пребывал совершенно один в странном забытьи: он как будто листал книжку с картинками – мелькали то краешек голубого неба и силуэт здания, то железная львиная голова с кольцом в пасти; вдруг тьму пронзил фейерверк и голову Джорджа словно в тисках сдавило, вода стала заливать легкие, потянула вниз, и постепенно исчезло все, остался лишь нескончаемый серый сон; сон, где ничто не нарушало тишины и серости, в которой Джордж согласен был находиться вечно. Глава 8 На миг он выскользнул из сумерек и ощутил прикосновение чьих-то рук. Перед глазами мелькнуло бледное лицо, послышалось тяжелое дыхание. Тут он вновь погрузился в черный ручей, но сознание – еще искаженное, полное диковинных образов – все-таки уже вернулось к нему. Показалось новое лицо, пахнуло чесноком и вином, раздался скрип весел в уключинах. Где-то справа, в вышине, рядком висели освещенные окна, издалека донесся автомобильный гудок. Джордж отключился опять, но на сей раз тьму то и дело пронзали обрывки сна. Потом Константайн понял, что его везут в автомобиле – за сомкнутыми веками неустанно рождались и умирали огни. Потом кто-то совсем рядом сказал: «Второй поворот направо, мадемуазель».Наконец Джорджа положили на траву, кто-то поддерживал его за плечи. Постепенно этот «кто-то» превратился в Николя, ее волосы были мокрые и болтались хвостиками. За ней стоял и курил какой-то мужчина, а дальше почему-то видны были ветви дерева и звезды.Немного погодя Джорджа подняли на ноги и провели туда-сюда по газону. Жалобно запела ночная птичка, обеспокоенная присутствием людей. Николя все время говорила что-то, а Джорджу хотелось одного – спать, и собственная голова казалась ему свинцовой. Наконец он уснул, стоя между Николя и Аристидом, окончательно перестав чему-либо удивляться.Когда Джордж пришел в себя – голова раскалывалась, но разум вернулся. Он лежал на кровати, одетый в пижаму. Рядом было окно с витражом, около которого Джордж увидел стоящую к нему спиной Николя. С улицы через открытую форточку доносились детские крики. На небольшой газовой плите дымилась кофеварка.Джордж с трудом приподнялся. И Николя обернулась к нему.– Где я, черт побери? И что со мной было? – спросил он, морщась от головной боли.– У Аристида, – ответила она.Николя принесла ему чашку кофе – черного, крепкого, горячего. Джордж отхлебнул немного, и страшная дрожь проняла его.– А почему у Аристида?Она взяла у него чашку, с улыбкой потянулась к нему, легонько поцеловала в щеку и сказала:– Расслабься, дорогой, сейчас ты оправляешься от сильнейшего в твоей жизни похмелья.Он вернул себе чашку и выпил еще кофе.– Аристид не позволил мне отвезти тебя в отель, – продолжала Николя. – Мы прогуляли тебя по какому-то парку неподалеку от Винсенна и доставили сюда. Сегодня утром я забрала из отеля наши вещи и заплатила по счету.– Почему?– Потому что Аристид запретил нам оставаться там. Один из тамошних портье – Бьянери. И вчера он был на собрании, и, вероятно, может узнать тебя в лицо. Кстати, Аристид вел себя отменно. – Николя подсела к Джорджу на кровать и взяла его за руку. – Но и отсюда мы должны убраться, пока он не пришел со службы.– Это он вытащил меня из реки? Николя покачала головой.– Значит, ты? Она кивнула:– Он догадался, что они с тобой сделают, и пришел ко мне. И слава Богу. Мы ждали тебя в определенном месте, ты вынырнул лишь на миг и тут же опять ушел под воду.– И ты поплыла за мной? – Да…Джордж обнял Николя за талию.– Да благословит тебя за это Бог. Сволочи, они накачали меня коньяком.Николя с нежностью взглянула на него и сказала:– От тебя им до сих пор пахнет.– И тебе противно?– Нет.Он поцеловал ее – сначала с теплотой и благодарностью, но постепенно поцелуй менял свой характер. Наконец Николя отстранилась от Джорджа.– Надо собираться. Поспишь в машине, а когда наберешься сил, расскажешь, как было дело. Впрочем, Аристид мне почти все объяснил…– Добрый Аристид…– Он напуган. Хочет, чтобы мы уехали до того, как он вернется. Не станем его подводить. Еще он советует держаться подальше от гостиниц в больших городах – останавливаться в деревенских пансионах.– Надо бы пойти в полицию и рассказать все о Гюнтэм и Лаборде. Эх, хотел бы я столкнуться с ним один на один.– Ничего хорошего это не даст – ни моей матери, ни другим. Франсуа и Доротея или станут все отрицать, или попросту исчезнут. Я не уверена даже, стоит ли нам вообще продолжать поиски…– Что?! Николя встала.– Давай все-таки взглянем правде в глаза – тебя только что чуть не утопили.Джордж с трудом спустил ноги с кровати на пол, тяжело поднялся и подошел к окну. Суставы у него были, как несмазанные шарниры.– Тебе необходимо вернуться в Лондон, – сказал он. – Мне ничего не остается, как заставить тебя сделать это. Я же остаюсь: теперь я начинаю понимать что к чему. Мало того, у меня, складывается совсем не христианское отношение к этому делу. Подставлять другую щеку я совсем не намерен. Я должен добраться до сути происходящего и отомстить, и главным образом Скорпиону. Сейчас это стало возможно… Ведь Аристид о нас будет молчать, чтобы спасти собственную жизнь.А остальные считают меня мертвым, утопленником. Ну что ж, пусть несколько дней подождут, пока мой труп не всплывет. А я тем временем «расколю» Рикардо Кадима. Наверняка подручные Скорпиона не догадываются, что мне о нем известно. Сейчас они поздравляют себя с тем, что сумели от меня легко избавиться.Николя разлила оставшийся кофе и, пожав плечами, сказала:– Если ты поедешь в Аннеси, я тоже еду туда. – Она протянула Джорджу чашку и с улыбкой спросила: – Хочешь, добавлю туда коньяку?Джордж рассмеялся, обхватил ее за плечи и притянул к себе.– За это я тебя накажу!– Кофе не разлей! – воскликнула она, но Джордж уже обнимал ее, целовал, и кофе лился на пол. Николя затихла и мягкими теплыми губами ответила на поцелуй Джорджа.
Париж они покинули во вторник около одиннадцати утра. Направились в Дижон и переночевали в маленькой гостинце предместья. Джордж в машине много спал, но, когда проезжали Трой, он бодрствовал, а потому вспомнил об Уилере, скинутом с поезда где-то неподалеку. А потом о Лаборде и Доротее Гюнтэм, вновь увидел ее агатовые глаза, плавающие за толстыми стеклами очков, и Лаборда, толстого, с наглой улыбкой на лице, уверенно вливающего в него коньяк и балагурящего о днях французского Сопротивления. Доротея, конечно, слишком молода, партизанить она не могла, но всеми необходимыми для этого качествами обладает. Она сообразительна и безжалостна. Какую же роль она играет у Скорпиона-Лонго-Барди или как его там зовут теперь? Почему он сумел подчинить ее себе столь безоговорочно? Да еще и Марию Вендес? О деньгах женщины обычно не думают – деньги интересуют таких, как Лаборд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30