Тогда погибли два генерала, восемь полковников и трое членов экипажа.
А ведомство чеченского «доктора Геббельса» еще и пустило слух, что вертолет был сбит «диверсантами ГРУ» по приказу командующего федеральной группировкой генерала Грошева, якобы испугавшегося той финансовой проверки, с которой приезжала инспекция Генштаба.
– Мы всё исправим, – тихо сказал Леший. – Какое нужно оружие?
– «Эс-эс-гэ – шестьдесят девять»[114]. – Инга легко встала и прошлась по комнате. – И обеспечьте полигон для пристрелки.
– Всё будет, – пообещал Атгиреев. – Что со сроками?
– От вас зависит, – подняла брови Лиликите. – Мы будем готовы через двенадцать часов после получения оружия. Вы должны будете только обеспечить информацию об объекте и группу прикрытия. Остальное – наши заботы… И проследите, чтобы возле наших номеров не крутились ваши соплеменники. Раздражают.
Уроженка Клайпеды наморщила нос, вспомнив, как накануне вечером мокрым полотенцем отлупила двоих излишне нахальных «детей гор», пытавшихся прорваться к ней с бутылкой шампанского, букетом увядающих роз и предложениями озолотить в обмен на бурную ночь.
– Это даги[115], – пробубнил Цагароев, чьи люди отвлеклись от наблюдения за коридором гостиницы и не обеспечили почетным гостьям должный покой. – Наши тут ни при чем…
– А мне без разницы, – отрезала Инга. – Я им в паспорта заглядывать не собираюсь.
Арслан опустил голову и промолчал.

***

– Разрешите, товарищ генерал-майор? – Полковник Кречетов остановился на пороге кабинета Щербакова.
– Входите, входите.
Начальник СЭБ захлопнул папку с бумагами, сунул ее в верхний ящик стола и вышел навстречу начальнику ССБ и капитану третьего ранга Петренко.
– Чай, кофе? – спросил хозяин кабинета, делая приглашающий жест рукой в сторону журнального столика, окруженного с трех сторон мягкими креслами.
– Пожалуй, чай, – сказал Кречетов.
– Мне тоже, – кивнул Петренко, пряча за спину забинтованную руку.
Генерал-майор уместился в кресле, извлек с полочки чашки, сахарницу, блюдечко с нарезанным лимоном и вазочку с печеньем и нажал кнопку на двухлитровом чайнике «Philips».
– Что у вас с пальцем, Сергей Сергеевич? – вежливо спросил Щербаков, когда вызванные им сотрудники расположились поудобнее.
Петренко пошел красными пятнами.
– Бандитская пуля, – невесело пошутил Кречетов, раз в квартал подписывающий парочку больничных для своего невезучего подчиненного.
– Штабель с досками развалился, – вздохнул начальник третьего отдела ССБ. – Сам виноват. Неудачно скрепил и… Сами видите.
– Вы б поаккуратнее со стройматериалами. – Щербаков склонил голову. – Так и покалечиться недолго. – Серьезно относящийся к разного рода приметам заместитель начальника УФСБ постучал костяшками пальцев по столешнице, дабы предположение не переросло в реальность.
– Я стараюсь, – потупился Петренко. Генерал-майор выключил мгновенно вскипевший чайник и разлил кипяток по чашкам с пакетиками «Эрл Грея».
Формальности были соблюдены, и Щербаков перешел к предмету разговора.
– Как продвигается ситуация с расследованием гибели Гордеенко?
– Мы еще раз проверили все возможные варианты утечки информации, – доложил кап-три, отделу которого было поручено взяться за это дело. – Пока новостей нет. Формальный запрос на «капитана Покрышева» приходил, но не более того.
– Кстати, а с чем был связан этот запрос? – Генерал-майор подцепил ложечкой дольку лимона и опустил ее в чай.
– С допуском к оперативным документам местного ОРБ. – Петренко взял печенье. – Полномочия были подтверждены, больше запросов не поступало.
– Мы проверили схему прохождения запроса, – добавил Кречетов. – С приходом нового министра в МВД усилен внутренний контроль и такие перепроверки – рядовое явление.
– Что ж, это разумно. – Щербаков выставил на столик пепельницу. – По крайней мере, сократится число случаев использования «потерянных» удостоверений.
– Вряд ли, – начальник ССБ отхлебнул чаю, – пока эта система действует только в отношении командированных из других регионов. Внутри областных или городских управлений никто ничего не проверяет. Как были разброд и шатание, так и остаются…
– Недочеты у всех имеются. – Генерал-майор закурил. – И это надо признавать, иначе ситуацию не исправишь. Наши коллеги тоже не ангелы. Возьмите хотя бы дело Никитченко…
Капитан второго ранга в отставке и по совместительству «эколог» Никитченко целых четыре года проходил по «утраченному» удостоверению в различные закрытые ведомства, и никому в голову не пришло поинтересоваться, состоит такой человек на действительной службе в ВМФ или нет. «Экологу» предоставляли кипы совсекретных документов, многие из которых он фотографировал встроенным в зажигалку «Миноксом»[116] или копировал прямо на ксероксах архивов, ничуть не таясь занятых своими делами сотрудников.
Когда Никитченко всё же арестовали, разразился громкий скандал.
Правозащитники, кто по глупости, кто по причинам, находящимся в компетенции врачей-психиатров, а кто – и за немалые суммы в валюте, бросились отстаивать права «эколога», взятого контрразведчиками с поличным при попытке выноса из здания Военно-морской академии двух секретных карт, на которых были обозначены маршруты прохода многоцелевых подводных лодок российского флота через Гибралтарский пролив в Средиземное море и отмечены координаты нескольких до сей поры неизвестных командованию США и НАТО подземных баз, куда субмарины предполагалось заводить для мелкого ремонта и пополнения запасов топлива, продовольствия и пресной воды. На сторону Никитченко встали почти все СМИ и псевдодемократические объединения, обвинившие спецслужбы в попытке задушить свободу слова, хотя о ней речи вообще не шло. «Эколог» не был журналистом, а все добытые материалы за немалые деньги продавал улыбчивым кадровым офицерам норвежской и британской разведок, действовавших под крышей организации «Норге-Беллуниум», созданной именно для таких целей.
На суд было оказано беспрецедентное давление, и вместо нормального приговора преступнику, имевшему мотив, умысел и возможности для совершения деяния и уличенному в государственной измене в форме шпионажа всем необходимым набором доказательств, Никитченко получил нечто вроде «общественного порицания».
– Давно пора изменить систему допусков на режимные объекты, – с досадой заявил Кречетов. – Я об этом пять лет талдычу. По крайней мере, касательно наших сотрудников. Должна быть схема быстрой проверки подлинности удостоверений. А то с начала года у нас уже два сигнала о появлении в районных отделах милиции лиц, не имеющих к Управлению никакого отношения, но пользующихся нашими удостоверениями. И из-за отсутствия оперативной схемы до сих пор ни один не взят. Хотя на первых порах было бы достаточно трех смен из двух сотрудников в каждой и пары компьютеров, где бы мы ежедневно обновляли базу данных. Ну, и две-три выделенные телефонные линии, разумеется, на один номер. Чтобы можно было в течение десяти минут перепроверить человека, предъявляющего корочки… Но мне и этого не дают. Нет ни денег, ни штатных единиц.
– Я наслышан о ваших предложениях, – проворчал Щербаков, – и полностью вас поддерживаю. Однако я тоже не в состоянии повлиять на финансирование. Как и начальник Управления. Эти вопросы, увы, решаются только в Москве… Но давайте вернемся к делу Гордеенко.
– Неформальных проверок не отмечено. На телефоне «Покрышева», который давался в справочной службе, сидел наш человек. – Петренко неумело помешал сахар зажатой в левой руке ложечкой. – Туда никто не звонил, «Покрышевым» не интересовался. Равно как никто не пытался войти и в личный контакт с сотрудником. Что, в общем-то, понятно… Документы прикрытия Гордеенко введены в базу МВД несколько лет назад, фотография соответствует, личное дело успело обрасти массой сопутствующих бумажек. Мы даже пару раз ему выговоры вписывали, дабы он не слишком выделялся из основной массы.
Генерал-майор стряхнул пепел с сигареты.
– За что выговоры?
– За появление на работе в нетрезвом состоянии и за нарушения в сроках подачи годового отчета. Естественно, были и благодарности.
– То есть с этой стороны Гордеенко расшифровать не могли? – Щербаков сделал глубокую затяжку и потушил окурок.
– Вероятность близка к нулю, – осторожно подтвердил Петренко.
– Но вот в том, что его смерть была случайной, я начинаю сомневаться всё больше и больше, – высказался Кречетов.
– Основания?
– Наши эксперты провели еще одну независимую проверку всех материалов дознания и тел погибших. И возникла одна деталь, которая не укладывается в картину трагического происшествия.
Начальник СЭБ сдвинул брови к переносице:
– Какая именно деталь?
– След прокола шеи водителя маршрутного такси металлическим предметом диаметром ноль целых четыре десятых миллиметра. – Кречетов закашлялся. – Извините… Прокол имеет глубину более десяти сантиметров. В кабине микроавтобуса не найдено ничего, что могло бы вызвать подобное повреждение. Тем более – прокол расположен сзади, под основанием черепа.
– Почему это не обнаружили черноморские эксперты?
– Тело сильно обгорело, и даже наши специалисты с большим трудом установили наличие данного повреждения. Обратили внимание на косвенные признаки, – начальник ССБ сам едва не запутался в отчете патологоанатомов, где чуть ли не в каждой фразе встречались латинские термины и ссылки на неизвестные полковнику методики анализа, – а затем составили общую картину. Орудие, которым нанесено повреждение, напоминает заточенную проволоку из высоколегированной стали.
– Так. – Щербаков сжал зубы. – Заключение экспертов у вас с собой?
– Конечно.
Петренко подал генерал-майору непрозрачную пластиковую папку с тремя листами машинописного текста внутри.

***

Мальков закончил набирать на компьютере текст справки для Рыжикова, выделил курсивом пункт насчет Пидмаева и буддистского храма, дал принтеру команду печатать документ и хихикнул себе под нос.
– Ты чего? – Заславский отвлекся от статьи в журнале «Лица».
– Вспомнил последнюю шутку насчет высшей степени опьянения сотрудника нашей службы…
– Какую именно?
– Не попасть курсором мыши по рабочему полю дисплея.
Старший референт хрюкнул и вернулся к работе.

Глава 13
Ему, невинному тогда еще,
попались гнусные товарищи…

В столовой Егор взял столичный салат, солянку и стакан апельсинового сока, заплатил за всё это изобилие тридцать семь рублей сорок копеек и подсел к Малахову, расположившемуся за столиком возле окна напротив сосредоточенно жующего капитана Смирнова из Службы собственной безопасности.
– А что, Касьян, – майор сдвинул поднос, освобождая место Малькову, – невесты в академии[117] есть?
– Кому и кобыла – невеста, – тут же отреагировал Смирнов, процитировав дворника из «Двенадцати стульев». – Кстати, а зачем тебе это? Хотя да, ты ж развелся недавно…
– Мне как раз незачем, а вот моему подопечному… – Малахов кивнул на Малькова. – До сих пор не окольцован.
– Непорядок, – сохраняя серьезное выражение лица, заявил капитан ССБ. – С таким отношением к браку и семье мы его на работу за границей не утвердим.
– И это правильно! – На стул рядом со Смирновым опустился майор Кривин, заместитель начальника третьего отдела ССБ, который возглавлял Сергей Сергеевич Петренко. – Нет «заложника» – сиди дома.
Егор проглотил салат и молча принялся за солянку.
Шуточки насчет «заложников» в виде членов семей, без которых в КГБ-ФСБ якобы не отпускали сотрудников работать за рубежом, были стандартны. Основой для них послужили многочисленные истеричные статьи и «показания очевидцев», выплеснувшиеся на страницы газет в первый год перестройки. Тогда большой популярностью пользовались субъекты с замутненными галоперидолом и аминазином глазами, вещавшие о своей «работе на КГБ» и о тех «преследованиях», коим они подверглись после того, как решили «порвать с бериевскими последышами».
По причине полного идиотизма публикаций их даже не попытались опровергнуть, и тупой стереотип утвердился в сознании псевдодемократической общественности на многие годы.
– А ведь действительно, – капитан облизал вилку, – почему наш юный друг не женится?
– Ist das Verhor[118]? – Мальков на секунду отвлекся от солянки. – Тогда я буду отвечать только в Присутствии своего адвоката. И что это за намеки на работу за границей? У нас что, теперь есть иностранное представительство ИАСа?
– Нет, серьезно. – Кривин приступил к винегрету. – Тебе уже двадцать пять, пора бы…
– А его девушки боятся, – засмеялся Малахов. – Как представят себе, что им до конца дней своих придется именоваться «мадам Малькова», так и отваливают.
– Хамское замечание, – хмыкнул Егор, чья фамилия во все времена была предметом для шуток. – Я внесу тебя в список своих личных врагов…
Над столом у Малькова действительно висел исполненный разноцветной тушью маленький плакатик с заголовком «Враги ст. лейт. Е. В. Малькова», в котором значились директора ЦРУ, АНБ, ФРС, Ми-5[119] и DGSE[120], несколько видных российских демократов во главе с правозащитником по кличке «Очкарик», он же – «Адамыч», и парочка смывшихся от греха подальше из России владельцев медиа-холдингов – Индюшанский и Березинский.
Референт был далеко не единственным сотрудником Управления, кто художественно оформлял свое рабочее место.
У заместителя начальника Службы контрразведки, к примеру, слева от его рабочего стола висел разделенный пополам вертикальной чертой лист ватмана размером два на полтора метра, в левой части которого был нарисован человек в белой тоге, с лирой за пазухой и с нимбом над головой, а в правой – небритый субъект в черном плаще, из-под которого выглядывали оканчивающиеся копытами ноги, с рогами и окровавленным ножом в руке.
Над «святошей» значилось «Наш агент», над его противоположностью, соответственно, – «Их агент».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26