Доставка супер магазин Wodolei
— перекличка с заголовком «Слова», идущим, как считают многие ученые, от протографа….
У меня, между прочим, давно вызывает недоумение полное заглавие памятника — «Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святославова, внука Олегова». Зачем в нем быть этому многослойному, частично тавтологическому уточнению имени князя, свершившего поход? Не обозначил ли здесь первый великий русский писатель свое имя, отчество и фамилию, если прочесть заголовок так, как я, рассчитывая на современное читательское восприятие, напечатал его во второй книге «Памяти»: «Слово о полку Игореве» Игоря сына Святославля внука Ольгова? И, конечно, без традиционных, ничем не оправданных запятых, идущих от первого издания, но отброшенных еще А.; С. Пушкиным. Оставляя во всех без исключения изданиях эти запятые, не уподобляемся ли мы тому издателю, который бы напечатал, например, такой заголовок к пушкинским кавказским очеркам: «Путешествие в Арзрум, Александра, Сергеевича, Пушкина»?..
Интересно, что первые ценители «Слова» (Херасков-, Мусин-Пушкин, Калайдович, позже Е. Барсов и другие), упрощая полное название памятника, волей-неволей наталкивали читателя на смутную догадку об авторстве Игоря — они называли .поэму «Игоревой песнью» или «Игоревым Словом». К. Маркс в письме Ф. Энгельсу от 29 февраля 1856 года писал: «Я заказал „Слово о полку Игореве“… Однако в подлиннике поэма названа по-другому — „Siegeslied Igors“, то есть „Победная песнь Игоря“…
И воистину это великое чудо словесного искусства, описывающее поражение Игоревых полков, воспринимается как победный гимн — оно полно энергии, духовной мощи, жизнеутверждения. Француз А. Мазон, отрицавший подлинность позмы, озаглавил, однако, свою книгу, вышедшую в 1940 году в Париже, во время фашистской оккупации, «Le Slovo d'Igor», то есть «Игорево Слово». Американский исследователь Р. Якобсон, не оставивший камня на камне от умозрительных построений Мазона, назвал свой основательный научный труд «La Geste du prince Igor» — «Великое деяние (подвижение) князя Игоря». В 1977 г. у нас вышла научно-популярная книга Евгения Осетрова «Мир Игоревой песни».
Остановимся на чрезвычайно важном. Если наука признает, что полный заголовок «Слова» идет от протографа, изначального авторского текста, то поэма, вышедшая из-под пера Игоря сына Святославля внука Ольгова, не была анонимной и уже в заголовке раскрывала имя автора. В качестве одного из доказательств этой истины, к которой, к сожалению, не подступал никто из исследователей, приведу несколько подобий из литературы средневековой Руси, свидетельствующих, что автор «Слова» следовал сложившейся в XII веке письменной традиции.
Никто не сомневается, что автором «Повести временных лет» был Нестор, и вот полное и точное название его великого труда по Хлебниковскому списку Ипатьевской летописи: «Повести временных лет Нестера черноризца Феодосьева монастыря Печеръскаго». Другие подлинные, в том же ключе, заголовки: «Житье и хожденье.Даниила Русьскыя земли игумена», «Слово Данила Заточеника еже написа своему князю Ярославу Володимеровичю». «Слово о плъку Игореве Игоря сына Святославля внука Ольгова», написанное в конце XII — начале XIII века, точно следовало этому литературному канону, сохранившему свою силу и для авторов более поздних времен — вспомним «Хождение за три моря Афанасья Микитина».
В нескольких работах последних лет, посвященных «Слову», «снесеся хула на хвалу» — князь Игорь как историческая личность всячески осуждается. После Л. Н. Гумилева, считающего главными чертами Игоря «легкомыслие» и «незначительность», в ход пошли уже почти ругательные слова «вероломный» и «корыстолюбивый» неудачник, «хищник», даже «человек с дьявольскими чертами» и «не сокол, а презренная птица, питающаяся падалью» (О. О. Сулейменов).
И, наверно, это хорошо, что не найдено захоронение Игоря — с его черепом сделали б, наверное, то же самое, что с черепом его брата Всеволода Святославича.. Во многих книгах по истории для детей и. взрослых анфас и в профиль изображен якобы Всеволод — крючковатый хищный нос, голый череп, жестокое отталкивающее лицо злодея, на котором отразились всяческие пороки. Таким можно представить себе, например, тирана, развратника и матереубийцу Нерона, но не «Яр-тура» Всеволода, чей светлый образ запечатлен в «Слове» и летописном некрологе 1196 года: «То ж лето преставися во Ольговичех Всеволод Святославич, брат Игорев, маия месяца. И спряташа его в Чернигове во церкви святой Богородицы. Сей князь во всех Ольговичех бе удалее, рожаем и возрастом, и всею добродетелию, и доблестию мужественною, любовию, милостию и щедротами сияя. Сего деля плакашася по нем братия вси и людие». А в книге Б. В. Ляпунова «Из глубины веков» (М., 1953, стр. 72) помещен снимок с другой реконструкции М. М. Герасимова лика Всеволода по тому же, естественно, черепу. Изображен он внешне совсем другим человеком, усатым и бородатым, с копной волос на голове и явными монголоидными чертами лица. Эти портреты крайне сомнительны .еще и потому, что объективная наука не подтверждает подлинности черепа Всеволода Святославича.
М. М. Герасимов превратил Ярослава Мудрого в купчика-пройдоху, но особенно досталось от разрекламированного когда-то скульптора-антрополога Андрею Боголюбскому. Этот .владимиро-суздальский князь был личностью, бесспорно, исключительной. Он обладал, видимо, тонким художественным вкусом, стал заказчиком и приемщиком выдающихся архитектурных сооружений — величественного Успенского собора и Золотых ворот во Владимире, бесподобного храма Покрова на Нерли и роскошного белокаменного дворца в Боголюбове, был талантливым полководцем и писателем. По словам В. Н. Татищева, основывавшегося на летописях, этот князь «град же Владимир расшири и умножи всяких в нем жителей, яко купцов, хитрых рукодельников и ремесленников разных населил. В воинстве был храбр и мало кто из князей подобный ему находился, но мир паче, нежели войну, и правду паче всякого приобретения любил. Ростом был невелик, но широк и силен вельми, власы чёрные, кудрявые, лоб высокий, очи велики и светлы». Скульптор же вылепил что-то совершенно противоположное — волосы лежат плотно вокруг низкого лба, глаза сужены, ноздри выворочены, лицо тупое, хищное и жестокое, отталкивающе неприятно. По сравнению с этим омерзительным выродком многочисленные герасимовские неандертальцы и кроманьонцы — венец создания. И какое, правда что, счастье — не были обнаружены останки Игоря!..
«Яр-тур» Всеволод обращается в «Слове» к старшему брату: «Один брат, один свет светлый, Игорь!» И ни «Слово», ни исторические свидетельства жизни Игоря не дают никаких оснований для кощунственного осуждения этого человека. И. П. Еремин: «Игорь, Всеволод, все „Ольгово хороброе гнездо“, в целом пользуются у автора „Слова“ неизменной симпатией; все они показаны у него как лучшие представители современного ему поколения князей, как доблестные воины, посвятившие себя неустанной борьбе с „погаными“ в защиту родины… Игорь в изображении автора „Слова“ наделен всеми возможными качествами доблестного воина, готового на любые жертвы для блага земли русской; перед выступлением в поход он воодушевляет дружину словами, полными мужества и беззаветной храбрости; смерть он предпочитает плену и к тому же призывает дружину; вопреки действительному ходу событий автор „Слова“ даже заставляет Игоря выступить в поход в момент солнечного затмения…»
И действительно, Игорь, согласно летописям, ходил на половцев чаще любого другого князя Руси конца XII в. — в 1171, 1174, 1183, 1185, дважды в 1191, вероятно, вместе с братом Олегом в 1168 и, возможно, со Святославом и Рюриком в 1193 году; когда удачно, когда и неудачно, что было обычным для тех времен. Вероятно, он был больше поэт, чем полководец, хотя и полководческого его таланта история не отрицает. В 1191 году ему удалось организовать поход «со б р а т и е ю», объединив под своим стягом полки «Яр-тура» Всеволода, сыновей Святослава киевского Всеволода, Владимира и Мстислава, а также его внука Давыда. Ольговичи, правда, встретив превосходящие половецкие силы, благоразумно отступили, и летопись рассказывает о тонкой военной хитрости, примененной тогда Игорем. Построение же войск перед решающей битвой 1185 года, ход этого сражения, подробно разобранный специалистами, свидетельствуют о доблести и воинском умении князя (В. Г. Федоров. Кто был автором «Слова о полку Игореве» и где расположена река Каяла. М., 1956; М. Ф. Гетманец. Тайна реки Каялы. Харьков, 1982).
В «Истории российской» Татищева, с тщанием перелагающей известные и неизвестные летописные источники, зафиксировано множество подробностей о походе Игоря, признанных наукой достоверными. Прежде чем привести важные татнщевские слова, взятые им из неизвестного нам источника и прекрасно характеризующие Игоря, отметим некоторые эпизоды битвы. Когда Игорь увидел, что половцы «отъ всехъ странъ рускыя плъкы оступиша», то не растерялся, не ударился в панику, а занял круговую оборону — «преградиша чрълеными щиты» поля, что было единственно правильным в той ситуации. У щитов началась жестокая сеча. Лаврентьевская летопись повторяется: «изнемогли бо ся бяху безводьем, и кони и сами, в знои и тузе, и поступиша мало к воде, по 3 дни бо не пустили бяху их к воде». Никакого сомнения нет, что имеется в виду именно битва на Каяле!
Но что значит — «поступиша мало к воде»? Ипатьевская летопись уточняет: «хотяхуть бо бьющеся дойти рекы Донця», что тек в пяти-шести километрах от места .сражения Игоревых войск, и берег его покрывал лес, в котором можно было «заложиться». В. Н. Татищев: «поидоша .к Донцеви помалу все вкупе»… «В тех трудных условиях решение Игоря пробиваться в ближайший лес было единственно правильным, и оно характеризует его как опытного полководца. Однако половцы разгадали замысел русских и выставили на этом направлении мощный заслон» (Указ, работа М. Ф. Гетманца, стр. 94).
Кони, что в те времена составляли с воинами нераздельные боевые единицы, окончательно изнемогли, утомленные долгим маршем и безводьем, и Игорь принимает третье правильное решение — всем спешиться и все-таки пробиваться к Донцу, к спасительной воде… Представляю пеших князей и дружинников, что в тяжелых, горячих от ярого степного солнца доспехах, с воспаленными глазами, иссохшими губами, под стаями метких стрел, поддерживая истекающих кровью сотоварищей, наступают, размахивая мечами, на конную гущу половцев, преградивших путь к реке…
Но, наверное, были еще в войске какие-то относительно свежие запасные, поводные кони для князей и воевод. С этим обстоятельством связано одно удивительное место у Татищева, как нельзя лучше раскрывающее облик Игоря. «И рассудя, что на конех биться неможно, все спешась шли, надеясь к Донцу дойти, ибо князи хотя могли коньми уйти, но Игорь сказал: „Я не мосу разлучиться, или со всеми обсче добро или зло мне приключится, ибо если я уйду с воеводы, то простых воинов конечно предам в руки иноплеменником. Тогда какой ответ дам перед богом, но большую вовеки казнь, нежели смерть, прийму…“ Ответственность полководца, совесть воина, порядочность человека — вот что двигало Игорем в тот тяжкий час его жизни.
Мы не знаем, из какой погибшей в подмосковном Болдине летописи взял эти слова Татищев — Раскольничьей, Троицкой или совершенно неизвестного нам средневекового русского манускрипта, — только наука давно установила, что перелагатель Истории Российской никогда и ничего не прибавлял от себя…
А владимирский монах и его цензор Всеволод Большое Гнездо, мстивший автору «Слова» летописными строками, порочащими Игоря и искажающими историческую правду, даже не заметили, что подчеркивают храбрость и воинскую стойкость младших Ольговичей и их воинов! В самом деле, сражения со степняками даже объединенных русских сил всегда были скоротечными, быстрыми, решались, как правило, одной яростной сшибкой и длились не долее нескольких часов. А тут — беспрерывная трехсуточная битва?! И даже если она, как это твердо установлено, продолжалась 30 часов, то и это время надо признать исключительным, уникальным во всей многовековой истории почти непрерывных сражений русских со степняками — ведь даже вошедшая в летописи мировой истории грандиозная битва на поле Куликовом 8 сентября 1380 г. длилась около 9 часов…
В некоторых работах последнего времени старательно подбираются упреки, адресованные Игорю не только как бездарному полководцу, но и как зачинщику междоусобиц, его личность подается в качестве типичного удельного князька-неудачника, забияки, мелкого политиканишки, призывавшего на Русь половцев. Это искаженное представление!
Да, действительно, за Игорем числится участие в двух междоусобных военных эпизодах 1180 года, и верно, что вместе с ним сражалось половецкое войско. Но подробно эти эпизоды никто не разбирал, исследователи забывают даже уточнить, что Игорь в том году играл в Ольговичах третьестепенную политическую роль и находился в двойной вассальной зависимости от своих сюзеренов. Утверждение, например, Л. Н. Гумилева, что «в 1180 г. Игорь находился в тесном союзе с половцами», основано на упростительном подходе к сложной политической ситуации того временн.
В поход на полоцкий Друцк, скажем, пошли во главе всех Ольговичей стоявшие над Игорем Святослав Всеволодович, лишившийся великого киевского стола, и его брат Ярослав Всеволодович черниговский. Поход этот вообще нельзя рассматривать как нападение Ольговичей на полоцкие владения, потому что под одним стягом с ними выступили тамошние князья — Всеслав Василькович полоцкий, Брячислав Василькович витебский, Всеслав Микулич логожский, Василько Брячиславич изяславский, Андрей Володшич со своим племянником Изяславом, «литва» и «либь». Целью демарша вовсе не был захват городов или земель соседнего княжества — это была помощь соседям, защита от притязаний мономаховича Давыда Ростиславича смоленского на полоцкие города и земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
У меня, между прочим, давно вызывает недоумение полное заглавие памятника — «Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святославова, внука Олегова». Зачем в нем быть этому многослойному, частично тавтологическому уточнению имени князя, свершившего поход? Не обозначил ли здесь первый великий русский писатель свое имя, отчество и фамилию, если прочесть заголовок так, как я, рассчитывая на современное читательское восприятие, напечатал его во второй книге «Памяти»: «Слово о полку Игореве» Игоря сына Святославля внука Ольгова? И, конечно, без традиционных, ничем не оправданных запятых, идущих от первого издания, но отброшенных еще А.; С. Пушкиным. Оставляя во всех без исключения изданиях эти запятые, не уподобляемся ли мы тому издателю, который бы напечатал, например, такой заголовок к пушкинским кавказским очеркам: «Путешествие в Арзрум, Александра, Сергеевича, Пушкина»?..
Интересно, что первые ценители «Слова» (Херасков-, Мусин-Пушкин, Калайдович, позже Е. Барсов и другие), упрощая полное название памятника, волей-неволей наталкивали читателя на смутную догадку об авторстве Игоря — они называли .поэму «Игоревой песнью» или «Игоревым Словом». К. Маркс в письме Ф. Энгельсу от 29 февраля 1856 года писал: «Я заказал „Слово о полку Игореве“… Однако в подлиннике поэма названа по-другому — „Siegeslied Igors“, то есть „Победная песнь Игоря“…
И воистину это великое чудо словесного искусства, описывающее поражение Игоревых полков, воспринимается как победный гимн — оно полно энергии, духовной мощи, жизнеутверждения. Француз А. Мазон, отрицавший подлинность позмы, озаглавил, однако, свою книгу, вышедшую в 1940 году в Париже, во время фашистской оккупации, «Le Slovo d'Igor», то есть «Игорево Слово». Американский исследователь Р. Якобсон, не оставивший камня на камне от умозрительных построений Мазона, назвал свой основательный научный труд «La Geste du prince Igor» — «Великое деяние (подвижение) князя Игоря». В 1977 г. у нас вышла научно-популярная книга Евгения Осетрова «Мир Игоревой песни».
Остановимся на чрезвычайно важном. Если наука признает, что полный заголовок «Слова» идет от протографа, изначального авторского текста, то поэма, вышедшая из-под пера Игоря сына Святославля внука Ольгова, не была анонимной и уже в заголовке раскрывала имя автора. В качестве одного из доказательств этой истины, к которой, к сожалению, не подступал никто из исследователей, приведу несколько подобий из литературы средневековой Руси, свидетельствующих, что автор «Слова» следовал сложившейся в XII веке письменной традиции.
Никто не сомневается, что автором «Повести временных лет» был Нестор, и вот полное и точное название его великого труда по Хлебниковскому списку Ипатьевской летописи: «Повести временных лет Нестера черноризца Феодосьева монастыря Печеръскаго». Другие подлинные, в том же ключе, заголовки: «Житье и хожденье.Даниила Русьскыя земли игумена», «Слово Данила Заточеника еже написа своему князю Ярославу Володимеровичю». «Слово о плъку Игореве Игоря сына Святославля внука Ольгова», написанное в конце XII — начале XIII века, точно следовало этому литературному канону, сохранившему свою силу и для авторов более поздних времен — вспомним «Хождение за три моря Афанасья Микитина».
В нескольких работах последних лет, посвященных «Слову», «снесеся хула на хвалу» — князь Игорь как историческая личность всячески осуждается. После Л. Н. Гумилева, считающего главными чертами Игоря «легкомыслие» и «незначительность», в ход пошли уже почти ругательные слова «вероломный» и «корыстолюбивый» неудачник, «хищник», даже «человек с дьявольскими чертами» и «не сокол, а презренная птица, питающаяся падалью» (О. О. Сулейменов).
И, наверно, это хорошо, что не найдено захоронение Игоря — с его черепом сделали б, наверное, то же самое, что с черепом его брата Всеволода Святославича.. Во многих книгах по истории для детей и. взрослых анфас и в профиль изображен якобы Всеволод — крючковатый хищный нос, голый череп, жестокое отталкивающее лицо злодея, на котором отразились всяческие пороки. Таким можно представить себе, например, тирана, развратника и матереубийцу Нерона, но не «Яр-тура» Всеволода, чей светлый образ запечатлен в «Слове» и летописном некрологе 1196 года: «То ж лето преставися во Ольговичех Всеволод Святославич, брат Игорев, маия месяца. И спряташа его в Чернигове во церкви святой Богородицы. Сей князь во всех Ольговичех бе удалее, рожаем и возрастом, и всею добродетелию, и доблестию мужественною, любовию, милостию и щедротами сияя. Сего деля плакашася по нем братия вси и людие». А в книге Б. В. Ляпунова «Из глубины веков» (М., 1953, стр. 72) помещен снимок с другой реконструкции М. М. Герасимова лика Всеволода по тому же, естественно, черепу. Изображен он внешне совсем другим человеком, усатым и бородатым, с копной волос на голове и явными монголоидными чертами лица. Эти портреты крайне сомнительны .еще и потому, что объективная наука не подтверждает подлинности черепа Всеволода Святославича.
М. М. Герасимов превратил Ярослава Мудрого в купчика-пройдоху, но особенно досталось от разрекламированного когда-то скульптора-антрополога Андрею Боголюбскому. Этот .владимиро-суздальский князь был личностью, бесспорно, исключительной. Он обладал, видимо, тонким художественным вкусом, стал заказчиком и приемщиком выдающихся архитектурных сооружений — величественного Успенского собора и Золотых ворот во Владимире, бесподобного храма Покрова на Нерли и роскошного белокаменного дворца в Боголюбове, был талантливым полководцем и писателем. По словам В. Н. Татищева, основывавшегося на летописях, этот князь «град же Владимир расшири и умножи всяких в нем жителей, яко купцов, хитрых рукодельников и ремесленников разных населил. В воинстве был храбр и мало кто из князей подобный ему находился, но мир паче, нежели войну, и правду паче всякого приобретения любил. Ростом был невелик, но широк и силен вельми, власы чёрные, кудрявые, лоб высокий, очи велики и светлы». Скульптор же вылепил что-то совершенно противоположное — волосы лежат плотно вокруг низкого лба, глаза сужены, ноздри выворочены, лицо тупое, хищное и жестокое, отталкивающе неприятно. По сравнению с этим омерзительным выродком многочисленные герасимовские неандертальцы и кроманьонцы — венец создания. И какое, правда что, счастье — не были обнаружены останки Игоря!..
«Яр-тур» Всеволод обращается в «Слове» к старшему брату: «Один брат, один свет светлый, Игорь!» И ни «Слово», ни исторические свидетельства жизни Игоря не дают никаких оснований для кощунственного осуждения этого человека. И. П. Еремин: «Игорь, Всеволод, все „Ольгово хороброе гнездо“, в целом пользуются у автора „Слова“ неизменной симпатией; все они показаны у него как лучшие представители современного ему поколения князей, как доблестные воины, посвятившие себя неустанной борьбе с „погаными“ в защиту родины… Игорь в изображении автора „Слова“ наделен всеми возможными качествами доблестного воина, готового на любые жертвы для блага земли русской; перед выступлением в поход он воодушевляет дружину словами, полными мужества и беззаветной храбрости; смерть он предпочитает плену и к тому же призывает дружину; вопреки действительному ходу событий автор „Слова“ даже заставляет Игоря выступить в поход в момент солнечного затмения…»
И действительно, Игорь, согласно летописям, ходил на половцев чаще любого другого князя Руси конца XII в. — в 1171, 1174, 1183, 1185, дважды в 1191, вероятно, вместе с братом Олегом в 1168 и, возможно, со Святославом и Рюриком в 1193 году; когда удачно, когда и неудачно, что было обычным для тех времен. Вероятно, он был больше поэт, чем полководец, хотя и полководческого его таланта история не отрицает. В 1191 году ему удалось организовать поход «со б р а т и е ю», объединив под своим стягом полки «Яр-тура» Всеволода, сыновей Святослава киевского Всеволода, Владимира и Мстислава, а также его внука Давыда. Ольговичи, правда, встретив превосходящие половецкие силы, благоразумно отступили, и летопись рассказывает о тонкой военной хитрости, примененной тогда Игорем. Построение же войск перед решающей битвой 1185 года, ход этого сражения, подробно разобранный специалистами, свидетельствуют о доблести и воинском умении князя (В. Г. Федоров. Кто был автором «Слова о полку Игореве» и где расположена река Каяла. М., 1956; М. Ф. Гетманец. Тайна реки Каялы. Харьков, 1982).
В «Истории российской» Татищева, с тщанием перелагающей известные и неизвестные летописные источники, зафиксировано множество подробностей о походе Игоря, признанных наукой достоверными. Прежде чем привести важные татнщевские слова, взятые им из неизвестного нам источника и прекрасно характеризующие Игоря, отметим некоторые эпизоды битвы. Когда Игорь увидел, что половцы «отъ всехъ странъ рускыя плъкы оступиша», то не растерялся, не ударился в панику, а занял круговую оборону — «преградиша чрълеными щиты» поля, что было единственно правильным в той ситуации. У щитов началась жестокая сеча. Лаврентьевская летопись повторяется: «изнемогли бо ся бяху безводьем, и кони и сами, в знои и тузе, и поступиша мало к воде, по 3 дни бо не пустили бяху их к воде». Никакого сомнения нет, что имеется в виду именно битва на Каяле!
Но что значит — «поступиша мало к воде»? Ипатьевская летопись уточняет: «хотяхуть бо бьющеся дойти рекы Донця», что тек в пяти-шести километрах от места .сражения Игоревых войск, и берег его покрывал лес, в котором можно было «заложиться». В. Н. Татищев: «поидоша .к Донцеви помалу все вкупе»… «В тех трудных условиях решение Игоря пробиваться в ближайший лес было единственно правильным, и оно характеризует его как опытного полководца. Однако половцы разгадали замысел русских и выставили на этом направлении мощный заслон» (Указ, работа М. Ф. Гетманца, стр. 94).
Кони, что в те времена составляли с воинами нераздельные боевые единицы, окончательно изнемогли, утомленные долгим маршем и безводьем, и Игорь принимает третье правильное решение — всем спешиться и все-таки пробиваться к Донцу, к спасительной воде… Представляю пеших князей и дружинников, что в тяжелых, горячих от ярого степного солнца доспехах, с воспаленными глазами, иссохшими губами, под стаями метких стрел, поддерживая истекающих кровью сотоварищей, наступают, размахивая мечами, на конную гущу половцев, преградивших путь к реке…
Но, наверное, были еще в войске какие-то относительно свежие запасные, поводные кони для князей и воевод. С этим обстоятельством связано одно удивительное место у Татищева, как нельзя лучше раскрывающее облик Игоря. «И рассудя, что на конех биться неможно, все спешась шли, надеясь к Донцу дойти, ибо князи хотя могли коньми уйти, но Игорь сказал: „Я не мосу разлучиться, или со всеми обсче добро или зло мне приключится, ибо если я уйду с воеводы, то простых воинов конечно предам в руки иноплеменником. Тогда какой ответ дам перед богом, но большую вовеки казнь, нежели смерть, прийму…“ Ответственность полководца, совесть воина, порядочность человека — вот что двигало Игорем в тот тяжкий час его жизни.
Мы не знаем, из какой погибшей в подмосковном Болдине летописи взял эти слова Татищев — Раскольничьей, Троицкой или совершенно неизвестного нам средневекового русского манускрипта, — только наука давно установила, что перелагатель Истории Российской никогда и ничего не прибавлял от себя…
А владимирский монах и его цензор Всеволод Большое Гнездо, мстивший автору «Слова» летописными строками, порочащими Игоря и искажающими историческую правду, даже не заметили, что подчеркивают храбрость и воинскую стойкость младших Ольговичей и их воинов! В самом деле, сражения со степняками даже объединенных русских сил всегда были скоротечными, быстрыми, решались, как правило, одной яростной сшибкой и длились не долее нескольких часов. А тут — беспрерывная трехсуточная битва?! И даже если она, как это твердо установлено, продолжалась 30 часов, то и это время надо признать исключительным, уникальным во всей многовековой истории почти непрерывных сражений русских со степняками — ведь даже вошедшая в летописи мировой истории грандиозная битва на поле Куликовом 8 сентября 1380 г. длилась около 9 часов…
В некоторых работах последнего времени старательно подбираются упреки, адресованные Игорю не только как бездарному полководцу, но и как зачинщику междоусобиц, его личность подается в качестве типичного удельного князька-неудачника, забияки, мелкого политиканишки, призывавшего на Русь половцев. Это искаженное представление!
Да, действительно, за Игорем числится участие в двух междоусобных военных эпизодах 1180 года, и верно, что вместе с ним сражалось половецкое войско. Но подробно эти эпизоды никто не разбирал, исследователи забывают даже уточнить, что Игорь в том году играл в Ольговичах третьестепенную политическую роль и находился в двойной вассальной зависимости от своих сюзеренов. Утверждение, например, Л. Н. Гумилева, что «в 1180 г. Игорь находился в тесном союзе с половцами», основано на упростительном подходе к сложной политической ситуации того временн.
В поход на полоцкий Друцк, скажем, пошли во главе всех Ольговичей стоявшие над Игорем Святослав Всеволодович, лишившийся великого киевского стола, и его брат Ярослав Всеволодович черниговский. Поход этот вообще нельзя рассматривать как нападение Ольговичей на полоцкие владения, потому что под одним стягом с ними выступили тамошние князья — Всеслав Василькович полоцкий, Брячислав Василькович витебский, Всеслав Микулич логожский, Василько Брячиславич изяславский, Андрей Володшич со своим племянником Изяславом, «литва» и «либь». Целью демарша вовсе не был захват городов или земель соседнего княжества — это была помощь соседям, защита от притязаний мономаховича Давыда Ростиславича смоленского на полоцкие города и земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81