https://wodolei.ru/catalog/mebel/shkaf/yglovoj-napolnyj/
Ну, гораздо больше, чем я. Ты встречал в своей жизни многих людей. Кто-то стал твоим другом, кто-то тебя обманул или предал. Скажи, что ты после всего этого вообще думаешь о людях? В целом?
– Хм. Кажется, я понял твой вопрос. Ты хочешь знать, отношусь ли я к филантропам или к мизантропам? Если честно, то я сам не знаю. Мне уже так давно не приходила в голову эта идея – размышлять о людях как о какой-то целостности. Когда я общаюсь с человеком, я вижу перед собой именно этого человека, а не людей в целом. Понимаешь? Все разные, каждый человек – это целый мир, который никогда нельзя узнать полностью. Говорить же о людях в целом – значит свести все эти непознанные, глубокие, яркие миры к блеклому набору каких-то отдельных характеристик, иногда даже совершенно не существенных.
Я задумался, подыскивая слова для того, чтобы 'пояснить свои мысли. Тут в голову пришло интересное сравнение:
– Ага, вот аналогия твоему вопросу. Что ты думаешь вообще о планетах в нашей Галактике?
– Они круглые. – не растерялась Наташа.
– Но все равно у каждой свой облик, правда? Как и у людей. Нет, на самом деле ты увильнула от моего вопроса, тогда как я честно попытался ответить на твой. Я ведь не стал говорить, что люди – это прямоходящие разумные приматы. Ты подразумевала мое отношение к людям. Поэтому я модифицирую свой вопрос: хотела бы ты жить на планетах нашей Галактики?
– Но они же разные. Большая их часть даже непригодна для жизни.
– Однако это не вызывает нашего негодования. Мы видим, что большинство планет в Галактике не удовлетворяет нашим запросам и что мы ничего с этим не можем поделать. С другой стороны, мы знаем, что существует очень много подходящих нам планет. Но ни тот, ни другой факт не формирует наше отношение к планетам в целом.
Наташа кивнула:
– Вижу, куда ты клонишь. Что верно для планет, верно и для людей, да?
Я поморщился и, не желая идти на поводу, возразил:
– Не совсем так. Ты снова передергиваешь. Я только привел аналогию, а ты полностью отождествила ее с предметом нашего разговора. У планет не бывает моральных норм и идеалов, степень совпадения которых с нашими вызывала бы у нас симпатию или антипатию к ним. Но моя аналогия продемонстрировала главное, и ты верно заметила, что они все разные. И планеты, и люди. Их практически невозможно свести к некоторому набору качеств, если, конечно, последний не будет бесконечно велик.
– А можно, я тоже уточню свой вопрос? – Наташа с явным нетерпением дослушала мои философские разглагольствования и, даже не дождавшись ответного кивка, продолжила: – Как ты относишься к человеку, которого видишь первый раз в жизни? Благожелательно или настороженно? Ты ждешь от него чего-то хорошего или плохого?
– Ты хочешь, чтобы я ответил искренне? – полюбопытствовал я.
– Ну да.
– Тогда – по-разному. Было бы здорово, конечно, сказать, что для меня все люди – братья, что при общении я каждому даю кредит доверия, и если незнакомец его не оправдывает, то он сам и виноват; моя же оценка всегда беспристрастна. К сожалению, это не так. Иногда я бываю чересчур придирчив и подозрителен, хотя человек ничего такого и не заслужил. И все из-за каких-то моих предубеждений. Например, ты ведь знаешь, что о характере человека часто судят по его внешности. Я здесь не исключение, хотя и отдаю себе отчет в том, что за отталкивающей наружностью может скрываться прекрасная душа. Но повтори я это себе даже тысячу раз, все равно от людей внешне непривлекательных я чаще ожидаю какого-нибудь подвоха, чем от симпатичных. Так получается… ну, бессознательно. Я говорю не слишком путано?
– Нет, хорошо. Знаешь, наверное, ты прав, – непонятно к чему сказала моя собеседница, задумчиво пережевывая бутерброд. И вдруг совершенно непоследовательно спросила: – Шен, а тебе нравятся розы?
Это был не самый странный переход в нашей беседе, которая продолжалась еще долго после того, как мы закончили есть. Моя хозяйка не только спрашивала, она и сама рассказывала, однако постепенно я убеждался, что у этого нашего разговора имеется своеобразное «второе дно». Но вот какое – я понять не мог.
Не то чтобы это меня сильно огорчало или раздражало. Мне просто нравилось болтать с Наташей. Правда, на Сайгусе она вела себя как-то… тоньше, что ли. Там наша беседа текла естественно, а здесь все это иногда походило на своеобразное интервью, где Наташа выступала в роли интервьюера. Или мне только казалось?
Тем временем каждое слово, да и каждая пауза, приближали нас к Горвальдио. Уже через несколько часов яхта должна была вынырнуть в обычном пространстве где-то поблизости от еще незнакомой – мне планетной системы. Тогда вынужденная передышка завершится, и, сдается мне, я снова окажусь в центре каких-нибудь событий.
Ну, как обычно.
Вот только чем дальше, тем больше я понимал, насколько меня увлекает наш с Наташей ни к чему не обязывающий треп. Она находила темы, на которые действительно можно было говорить часами, и мы так и делали. Мне уже не хотелось покидать уютное кресло в не менее уютной столовой и опять встревать в истории. Я даже забыл те вопросы, что так будоражили мое сознание накануне.
Но все-таки мне необходимо было вновь встретиться с Марго. Я и сам не до конца понимал свое стремление. Да, я чувствовал, что между покушением на меня и тем, что Марго улетела с Менигуэна, есть связь. Однако потому ли я принудил Наташу изменить курс? Действительно ли я так жаждал докопаться до истины?
Я отвечал себе «да», но какой-то внутренний голос в открытую насмехался надо мной. Он говорил: «Ты всего лишь желаешь убедиться, что Марго – та замечательная Марго – здесь ни при чем». И, возможно, он был прав. Мне хотелось верить, что в мире существуют идеалы.
Перед выходом из гиперпространства я на всякий случай решил вздремнуть. Мало ли, когда еще придется поспать, а это дело нужное. Проснулся я где-то за час до выхода. Блонди сразу же любезно сообщила мне, что ее хозяйка последовала моему примеру и сейчас все еще спит.
– Но я могу разбудить ее, – предложила яхта.
– Нет, не нужно.
Пусть нормально выспится.
Я заметил, что начал испытывать к Наташе какие-то отцовские чувства. Она в самом деле годилась мне в дочери, но едва ли это было причиной. Скорее, что-то такое особенное проскальзывало в ее поведении, что заставляло меня относиться к ней покровительственно – даже несмотря на все ее загадки. С загадками разберусь позднее. Почему-то я был твердо уверен, что это «позднее» наступит.
Самостоятельно я нашел спортзал, еще раз попутно убедившись в достоверности своих видений. Довольно просторное помещение с различными спортивными снарядами располагалось на самой нижней палубе, куда вела узенькая лестница. Я без рысканий направился прямо к нужной мне двери.
Если бы бортовые компьютеры были способны удивляться, то моя целеустремленность наверняка потрясла бы Блонди, у которой, конечно, везде были свои глаза и уши. Еще бы, я ведь не знакомился специально с устройством этой яхты, модель которой была далеко не серийной. Однако искусственный интеллект встроенных машин весьма избирателен, и если иногда они и ведут себя как разумные существа, то это вполне компенсируется их поразительной глупостью и невосприимчивостью в других случаях.
Я знал, что Блонди не удивится.
Спортзал был оборудован хорошо. Некоторые спортивные приспособления я вообще видел впервые. Впрочем, они меня и не привлекали.
Я предпочитал заниматься по старинке. Благо для этого было достаточно свободного места.
Когда прозвучал сигнал выхода, я уже успел основательно размяться и чувствовал себя великолепно. Вот что значит хорошо отдохнуть! Мое тело переполняла энергия, а двигался я с такой легкостью, словно для меня не существовало законов гравитации. Так и хотелось взмыть…
Я посмотрел вверх и решил, что едва ли стоит это делать. Потолок на вид казался весьма прочным.
Так что я просто принял душ и поднялся на основной уровень – обычным способом, по ступенькам. Период бездействия закончился. Мы почти у цели.
В коридоре я встретил Наташу. Она поприветствовала меня улыбкой:
– Ты хорошо отдохнул?
– Замечательно! – заверил я ее. – Послушай, ты не будешь возражать, если я воспользуюсь твоим сквилтуром?
– О, конечно нет, Шен! И пожалуйста, не спрашивай меня больше о таких пустяках. Чувствуй себя как дома.
Ее тон был настолько непосредственным и искренним, что мне оставалось лишь так же чистосердечно поблагодарить:
– Спасибо!
По дороге к себе я заглянул в одно из «окон». И даже немного сбавил шаг.
Величественная картина звездных скоплений, открывающаяся с борта космического корабля, – это нечто совсем другое, чем звездное небо, наблюдаемое жителями планет. В некотором смысле это несравнимые вещи. Теплые, мерцающие, часто переливающиеся всеми цветами звезды неба, кажется, имеют очень мало общего с теми холодными, немигающими пылинками, что мы видим, находясь в космосе. Но как все-таки завораживает эта отстраненная красота Галактики! Можно до рези в глазах вглядываться в пространство, отыскивая далекие и близкие туманности, замечая новые и новые звезды там, где, казалось бы, больше ничего нет; и где-то на грани ощутимого в это время будет трепетать восхитительное чувство бесконечности… и свободы.
Нехотя я отвернулся и пошел дальше. Есть вещи, к которым невозможно просто привыкнуть.
Вернувшись в комнату, я активизировал сквилтур. Меня интересовал Майк.
Ждать долго не пришлось. Первый же звонок оказался удачным. Передо мной вырисовалась давно знакомая фигура, за которой угадывался интерьер «Тумана».
– Здорово! – Майк заговорил первым, что вообще-то бывает нечасто. – Где это ты пропадал?
– Да так, убивал время, слоняясь туда-сюда по Галактике.
– Хорошее занятие. И где ты сейчас?
– Не поверишь. На яхте Наташи. Он слегка нахмурился:
– Той самой?
– Да, с которой мы встретились на Сайгусе.
– Должно быть, ты неплохо убиваешь время, – в его голосе мне почудилась ирония. Потом Майк снова стал серьезным: – Ты наконец выяснил, кто она такая?
Я отрицательно покачал головой:
– Не говорит.
– Что, вообще молчит?
– Нет, не молчит. Но она сказала, что пока не может раскрыть свои карты.
Майк всем своим видом изобразил небрежное презрение профессионала к жалким потугам новичка:
– Эх, меня там нет!
Надо отдать ему должное: он умудрялся разозлить даже меня. Я так и вспыхнул:
– Ты думаешь, у тебя получилось бы лучше?
Он посмотрел на меня, словно оценивая. И задумчиво, в своей неторопливой манере, произнес:
– Смотря что.
– Оставь свои гнусные намеки!
– Ну почему сразу гнусные? – обиделся Майк. Затем выражение обиды исчезло с его лица, и он спокойно переменил тему:
– Ты зачем звонил?
– Хотел узнать, как там у вас дела.
– Нормально. Все живы и здоровы. А у тебя?
– Да я тоже жив… хотя недавно был не совсем жив.
– Как это?
Я рассказал ему о происшествии на Менигуэне. Он слушал молча – как обычно. Когда же я закончил, он поинтересовался:
– А тебе не приходило в голову, что это напоминает простое похищение? Любопытное совпадение: ты очнулся на борту корабля, и тебя куда-то везли. Значит, кому-то это было нужно? Думай дальше.
– Если это было кому-то нужно, то этот кто-то мог сам же подстроить покушение? – закончил я мысль Майка. – А других источников информации у меня нет, и рассказ Наташи сравнить не с чем.
Он кивнул:
– Иногда ты поразительно догадлив. Определенно делаешь успехи. Когда-нибудь, лет эдак через триста, я, может быть, буду гордиться тобой.
– Если доживешь, – огрызнулся я. Майк пожал плечами:
– Медицина делает успехи.
– Но пока она их сделает, тебя кто-нибудь благополучно придушит.
– Это было бы печально. Я знаю, что такой большой утраты ты не перенесешь.
Если отвлечься от наших вечных словесных дуэлей, то Майк указал мне на интересный вариант интерпретации событий, ранее мною не учтенный. Правда, всего лишь вариант.
Как я уже отмечал раньше, Наташе я верил. Вот на этом совершенно нерациональном доверии и основывалось предпочтение, которое я отдавал тем или иным вариантам. Майк же предложил мне версию, полностью противоречащую этой базисной установке, и, наверное, потому я не мог с ним согласиться.
– Ты не прав.
– Вероятно, – легко согласился Майк, поняв, что фраза относится к его гипотезе, а не является продолжением нашей перепалки. – А почему ты так думаешь?
– Это сложнее объяснить.
– А ты попробуй.
– Не сейчас, – я сделал паузу, обдумывая, как бы оформить свою просьбу. – Послушай, Майк, у меня такое чувство, что мне может пригодиться твоя помощь.
– Понял! Одну минуту!
Он повернулся в сторону, что-то сказал, дождался ответа, снова что-то сказал, снова подождал, потом опять обратился ко мне:
– Значит, Горвальдио? Пятьдесят четыре часа погодишь?
– Ого! Далековато вы забрались!
– Ты тоже не мелочился, – невозмутимо парировал Майк. – Ладно, жди.
Он приготовился давать отбой. Я поспешно остановил его:
– Постой! Что тебе тогда, на Сайгусе, сказала Наташа? По впечатлениям Луи, на тебя это подействовало как тонизирующее.
Майк неохотно буркнул:
– Она воспользовалась специальным кодом. При встрече я объясню подробно, если захочешь. Не доверяю я этим штукам, – он кивнул на сквилтур. – И вообще, спроси у нее.
Связь прервалась.
Интересно, его кто-нибудь учил хорошим манерам?
Когда затухающее свечение сквилтура полностью сошло на нет, заговорила Блонди:
– Наташа просила передать, что она будет на смотровой палубе. На тот случай, если вы захотите присоединиться.
– Спасибо. Скажи ей, что я уже иду.
Почему бы не продолжить нашу болтовню ни о чем, если она развлекает?.. А может, и что-то полезное получится узнать.
Я поднялся на смотровую палубу, попутно заглядывая в «окна». Звезда Горвальдио за время моего разговора с Майком заметно увеличилась и теперь забивала своим светом значительный сектор прямо по ходу. Фильтры, гасящие яркость, похвастаться избирательностью не могли, поэтому далекие звезды постепенно исчезали из виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Хм. Кажется, я понял твой вопрос. Ты хочешь знать, отношусь ли я к филантропам или к мизантропам? Если честно, то я сам не знаю. Мне уже так давно не приходила в голову эта идея – размышлять о людях как о какой-то целостности. Когда я общаюсь с человеком, я вижу перед собой именно этого человека, а не людей в целом. Понимаешь? Все разные, каждый человек – это целый мир, который никогда нельзя узнать полностью. Говорить же о людях в целом – значит свести все эти непознанные, глубокие, яркие миры к блеклому набору каких-то отдельных характеристик, иногда даже совершенно не существенных.
Я задумался, подыскивая слова для того, чтобы 'пояснить свои мысли. Тут в голову пришло интересное сравнение:
– Ага, вот аналогия твоему вопросу. Что ты думаешь вообще о планетах в нашей Галактике?
– Они круглые. – не растерялась Наташа.
– Но все равно у каждой свой облик, правда? Как и у людей. Нет, на самом деле ты увильнула от моего вопроса, тогда как я честно попытался ответить на твой. Я ведь не стал говорить, что люди – это прямоходящие разумные приматы. Ты подразумевала мое отношение к людям. Поэтому я модифицирую свой вопрос: хотела бы ты жить на планетах нашей Галактики?
– Но они же разные. Большая их часть даже непригодна для жизни.
– Однако это не вызывает нашего негодования. Мы видим, что большинство планет в Галактике не удовлетворяет нашим запросам и что мы ничего с этим не можем поделать. С другой стороны, мы знаем, что существует очень много подходящих нам планет. Но ни тот, ни другой факт не формирует наше отношение к планетам в целом.
Наташа кивнула:
– Вижу, куда ты клонишь. Что верно для планет, верно и для людей, да?
Я поморщился и, не желая идти на поводу, возразил:
– Не совсем так. Ты снова передергиваешь. Я только привел аналогию, а ты полностью отождествила ее с предметом нашего разговора. У планет не бывает моральных норм и идеалов, степень совпадения которых с нашими вызывала бы у нас симпатию или антипатию к ним. Но моя аналогия продемонстрировала главное, и ты верно заметила, что они все разные. И планеты, и люди. Их практически невозможно свести к некоторому набору качеств, если, конечно, последний не будет бесконечно велик.
– А можно, я тоже уточню свой вопрос? – Наташа с явным нетерпением дослушала мои философские разглагольствования и, даже не дождавшись ответного кивка, продолжила: – Как ты относишься к человеку, которого видишь первый раз в жизни? Благожелательно или настороженно? Ты ждешь от него чего-то хорошего или плохого?
– Ты хочешь, чтобы я ответил искренне? – полюбопытствовал я.
– Ну да.
– Тогда – по-разному. Было бы здорово, конечно, сказать, что для меня все люди – братья, что при общении я каждому даю кредит доверия, и если незнакомец его не оправдывает, то он сам и виноват; моя же оценка всегда беспристрастна. К сожалению, это не так. Иногда я бываю чересчур придирчив и подозрителен, хотя человек ничего такого и не заслужил. И все из-за каких-то моих предубеждений. Например, ты ведь знаешь, что о характере человека часто судят по его внешности. Я здесь не исключение, хотя и отдаю себе отчет в том, что за отталкивающей наружностью может скрываться прекрасная душа. Но повтори я это себе даже тысячу раз, все равно от людей внешне непривлекательных я чаще ожидаю какого-нибудь подвоха, чем от симпатичных. Так получается… ну, бессознательно. Я говорю не слишком путано?
– Нет, хорошо. Знаешь, наверное, ты прав, – непонятно к чему сказала моя собеседница, задумчиво пережевывая бутерброд. И вдруг совершенно непоследовательно спросила: – Шен, а тебе нравятся розы?
Это был не самый странный переход в нашей беседе, которая продолжалась еще долго после того, как мы закончили есть. Моя хозяйка не только спрашивала, она и сама рассказывала, однако постепенно я убеждался, что у этого нашего разговора имеется своеобразное «второе дно». Но вот какое – я понять не мог.
Не то чтобы это меня сильно огорчало или раздражало. Мне просто нравилось болтать с Наташей. Правда, на Сайгусе она вела себя как-то… тоньше, что ли. Там наша беседа текла естественно, а здесь все это иногда походило на своеобразное интервью, где Наташа выступала в роли интервьюера. Или мне только казалось?
Тем временем каждое слово, да и каждая пауза, приближали нас к Горвальдио. Уже через несколько часов яхта должна была вынырнуть в обычном пространстве где-то поблизости от еще незнакомой – мне планетной системы. Тогда вынужденная передышка завершится, и, сдается мне, я снова окажусь в центре каких-нибудь событий.
Ну, как обычно.
Вот только чем дальше, тем больше я понимал, насколько меня увлекает наш с Наташей ни к чему не обязывающий треп. Она находила темы, на которые действительно можно было говорить часами, и мы так и делали. Мне уже не хотелось покидать уютное кресло в не менее уютной столовой и опять встревать в истории. Я даже забыл те вопросы, что так будоражили мое сознание накануне.
Но все-таки мне необходимо было вновь встретиться с Марго. Я и сам не до конца понимал свое стремление. Да, я чувствовал, что между покушением на меня и тем, что Марго улетела с Менигуэна, есть связь. Однако потому ли я принудил Наташу изменить курс? Действительно ли я так жаждал докопаться до истины?
Я отвечал себе «да», но какой-то внутренний голос в открытую насмехался надо мной. Он говорил: «Ты всего лишь желаешь убедиться, что Марго – та замечательная Марго – здесь ни при чем». И, возможно, он был прав. Мне хотелось верить, что в мире существуют идеалы.
Перед выходом из гиперпространства я на всякий случай решил вздремнуть. Мало ли, когда еще придется поспать, а это дело нужное. Проснулся я где-то за час до выхода. Блонди сразу же любезно сообщила мне, что ее хозяйка последовала моему примеру и сейчас все еще спит.
– Но я могу разбудить ее, – предложила яхта.
– Нет, не нужно.
Пусть нормально выспится.
Я заметил, что начал испытывать к Наташе какие-то отцовские чувства. Она в самом деле годилась мне в дочери, но едва ли это было причиной. Скорее, что-то такое особенное проскальзывало в ее поведении, что заставляло меня относиться к ней покровительственно – даже несмотря на все ее загадки. С загадками разберусь позднее. Почему-то я был твердо уверен, что это «позднее» наступит.
Самостоятельно я нашел спортзал, еще раз попутно убедившись в достоверности своих видений. Довольно просторное помещение с различными спортивными снарядами располагалось на самой нижней палубе, куда вела узенькая лестница. Я без рысканий направился прямо к нужной мне двери.
Если бы бортовые компьютеры были способны удивляться, то моя целеустремленность наверняка потрясла бы Блонди, у которой, конечно, везде были свои глаза и уши. Еще бы, я ведь не знакомился специально с устройством этой яхты, модель которой была далеко не серийной. Однако искусственный интеллект встроенных машин весьма избирателен, и если иногда они и ведут себя как разумные существа, то это вполне компенсируется их поразительной глупостью и невосприимчивостью в других случаях.
Я знал, что Блонди не удивится.
Спортзал был оборудован хорошо. Некоторые спортивные приспособления я вообще видел впервые. Впрочем, они меня и не привлекали.
Я предпочитал заниматься по старинке. Благо для этого было достаточно свободного места.
Когда прозвучал сигнал выхода, я уже успел основательно размяться и чувствовал себя великолепно. Вот что значит хорошо отдохнуть! Мое тело переполняла энергия, а двигался я с такой легкостью, словно для меня не существовало законов гравитации. Так и хотелось взмыть…
Я посмотрел вверх и решил, что едва ли стоит это делать. Потолок на вид казался весьма прочным.
Так что я просто принял душ и поднялся на основной уровень – обычным способом, по ступенькам. Период бездействия закончился. Мы почти у цели.
В коридоре я встретил Наташу. Она поприветствовала меня улыбкой:
– Ты хорошо отдохнул?
– Замечательно! – заверил я ее. – Послушай, ты не будешь возражать, если я воспользуюсь твоим сквилтуром?
– О, конечно нет, Шен! И пожалуйста, не спрашивай меня больше о таких пустяках. Чувствуй себя как дома.
Ее тон был настолько непосредственным и искренним, что мне оставалось лишь так же чистосердечно поблагодарить:
– Спасибо!
По дороге к себе я заглянул в одно из «окон». И даже немного сбавил шаг.
Величественная картина звездных скоплений, открывающаяся с борта космического корабля, – это нечто совсем другое, чем звездное небо, наблюдаемое жителями планет. В некотором смысле это несравнимые вещи. Теплые, мерцающие, часто переливающиеся всеми цветами звезды неба, кажется, имеют очень мало общего с теми холодными, немигающими пылинками, что мы видим, находясь в космосе. Но как все-таки завораживает эта отстраненная красота Галактики! Можно до рези в глазах вглядываться в пространство, отыскивая далекие и близкие туманности, замечая новые и новые звезды там, где, казалось бы, больше ничего нет; и где-то на грани ощутимого в это время будет трепетать восхитительное чувство бесконечности… и свободы.
Нехотя я отвернулся и пошел дальше. Есть вещи, к которым невозможно просто привыкнуть.
Вернувшись в комнату, я активизировал сквилтур. Меня интересовал Майк.
Ждать долго не пришлось. Первый же звонок оказался удачным. Передо мной вырисовалась давно знакомая фигура, за которой угадывался интерьер «Тумана».
– Здорово! – Майк заговорил первым, что вообще-то бывает нечасто. – Где это ты пропадал?
– Да так, убивал время, слоняясь туда-сюда по Галактике.
– Хорошее занятие. И где ты сейчас?
– Не поверишь. На яхте Наташи. Он слегка нахмурился:
– Той самой?
– Да, с которой мы встретились на Сайгусе.
– Должно быть, ты неплохо убиваешь время, – в его голосе мне почудилась ирония. Потом Майк снова стал серьезным: – Ты наконец выяснил, кто она такая?
Я отрицательно покачал головой:
– Не говорит.
– Что, вообще молчит?
– Нет, не молчит. Но она сказала, что пока не может раскрыть свои карты.
Майк всем своим видом изобразил небрежное презрение профессионала к жалким потугам новичка:
– Эх, меня там нет!
Надо отдать ему должное: он умудрялся разозлить даже меня. Я так и вспыхнул:
– Ты думаешь, у тебя получилось бы лучше?
Он посмотрел на меня, словно оценивая. И задумчиво, в своей неторопливой манере, произнес:
– Смотря что.
– Оставь свои гнусные намеки!
– Ну почему сразу гнусные? – обиделся Майк. Затем выражение обиды исчезло с его лица, и он спокойно переменил тему:
– Ты зачем звонил?
– Хотел узнать, как там у вас дела.
– Нормально. Все живы и здоровы. А у тебя?
– Да я тоже жив… хотя недавно был не совсем жив.
– Как это?
Я рассказал ему о происшествии на Менигуэне. Он слушал молча – как обычно. Когда же я закончил, он поинтересовался:
– А тебе не приходило в голову, что это напоминает простое похищение? Любопытное совпадение: ты очнулся на борту корабля, и тебя куда-то везли. Значит, кому-то это было нужно? Думай дальше.
– Если это было кому-то нужно, то этот кто-то мог сам же подстроить покушение? – закончил я мысль Майка. – А других источников информации у меня нет, и рассказ Наташи сравнить не с чем.
Он кивнул:
– Иногда ты поразительно догадлив. Определенно делаешь успехи. Когда-нибудь, лет эдак через триста, я, может быть, буду гордиться тобой.
– Если доживешь, – огрызнулся я. Майк пожал плечами:
– Медицина делает успехи.
– Но пока она их сделает, тебя кто-нибудь благополучно придушит.
– Это было бы печально. Я знаю, что такой большой утраты ты не перенесешь.
Если отвлечься от наших вечных словесных дуэлей, то Майк указал мне на интересный вариант интерпретации событий, ранее мною не учтенный. Правда, всего лишь вариант.
Как я уже отмечал раньше, Наташе я верил. Вот на этом совершенно нерациональном доверии и основывалось предпочтение, которое я отдавал тем или иным вариантам. Майк же предложил мне версию, полностью противоречащую этой базисной установке, и, наверное, потому я не мог с ним согласиться.
– Ты не прав.
– Вероятно, – легко согласился Майк, поняв, что фраза относится к его гипотезе, а не является продолжением нашей перепалки. – А почему ты так думаешь?
– Это сложнее объяснить.
– А ты попробуй.
– Не сейчас, – я сделал паузу, обдумывая, как бы оформить свою просьбу. – Послушай, Майк, у меня такое чувство, что мне может пригодиться твоя помощь.
– Понял! Одну минуту!
Он повернулся в сторону, что-то сказал, дождался ответа, снова что-то сказал, снова подождал, потом опять обратился ко мне:
– Значит, Горвальдио? Пятьдесят четыре часа погодишь?
– Ого! Далековато вы забрались!
– Ты тоже не мелочился, – невозмутимо парировал Майк. – Ладно, жди.
Он приготовился давать отбой. Я поспешно остановил его:
– Постой! Что тебе тогда, на Сайгусе, сказала Наташа? По впечатлениям Луи, на тебя это подействовало как тонизирующее.
Майк неохотно буркнул:
– Она воспользовалась специальным кодом. При встрече я объясню подробно, если захочешь. Не доверяю я этим штукам, – он кивнул на сквилтур. – И вообще, спроси у нее.
Связь прервалась.
Интересно, его кто-нибудь учил хорошим манерам?
Когда затухающее свечение сквилтура полностью сошло на нет, заговорила Блонди:
– Наташа просила передать, что она будет на смотровой палубе. На тот случай, если вы захотите присоединиться.
– Спасибо. Скажи ей, что я уже иду.
Почему бы не продолжить нашу болтовню ни о чем, если она развлекает?.. А может, и что-то полезное получится узнать.
Я поднялся на смотровую палубу, попутно заглядывая в «окна». Звезда Горвальдио за время моего разговора с Майком заметно увеличилась и теперь забивала своим светом значительный сектор прямо по ходу. Фильтры, гасящие яркость, похвастаться избирательностью не могли, поэтому далекие звезды постепенно исчезали из виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43