Эн был просто в ярости.
– Илон?
– Ты должна знать эту повесть.
Свинарка покачала головой:
– Имя мне знакомо, но никто и никогда не рассказывал мне эту повесть.
– Ладно. – Рэдерле села спиной к стволу, и солнце замерцало у нее в глазах. Башмаки ее были сброшены, волосы распущены, маленький паучок в удивлении стал взбираться по одной из прядей. Она смахнула его, не заметив. – Это первая загадка, которую я выучила. Наследник земель Эна не был его родным сыном, а был сыном некоего неведомого морского владыки, который лег в постель Эна под видом самого короля. Девять месяцев спустя жена Эна родила Илона, кожа которого была как морская пена, а глаза зелены, точно водоросли. Тогда Эн в гневе выстроил башню у моря для этого морского дитяти и приказал, чтобы того никогда из башни не выпускали. Однажды ночью через пятнадцать лет Илон услыхал доносящуюся из моря необычную музыку арфы, и столь велика была его любовь к ней и желание найти ее источник, что он руками сломал оконную решетку, прыгнул в море и пропал. Десять лет спустя Эн умер, и, к изумлению прочих его сыновей, землеправление перешло к Илону. Он правил достаточно долго лишь для того, чтобы жениться и породить сына, который оказался столь же смугл и практичен, сколь Эн, а затем Илон сам удалился в башню, которую выстроил для него Эн, и прыгнул навстречу смерти из окна на скалы. – Она коснулась крохотной сети и поправила угол. – Это печальная повесть. – Тень заблудилась в ее глазах, рассеянных и смущенных, как если бы она стала что-то припоминать, но не могла вспомнить как следует. – Так или иначе, но лик Илона является раз или два в столетие, а порой – и его неистовство, но никогда – его ужасная мука, ибо никто, соприродный ему, с тех пор не наследовал землеправление. И это – к счастью.
– Что правда, то правда. – Свинарка взглянула на трубку у себя в руке; та перестала дымиться, пока ее хозяйка слушала. Свинарка рассеянно постучала трубкой о древесный корень. Рэдерле между тем наблюдала, как огромная черная свинья топает через полянку впереди, чтобы, тяжко дыша, развалиться в тени.
– Срок у Дие уже почти подошел.
Свинарка кивнула.
– Малыши все будут черненькие, как горшочки, ведь их отец – Темный Полдень.
Рэдерле отыскала взглядом роющегося в прошлогодней листве борова-отца, здоровенного потомка Полуденного Хегдиса. – Может, она и говорящего принесет.
– Может. Я все еще надеюсь. Но, наверное, волшебство ушло из их крови, и они теперь рождаются молчаливыми.
– Неплохо было бы, если бы некоторые анские владетели родились молчаливыми.
Брови свинарки шевельнулись, выражая внезапное понимание.
– А, началось!
– Что?
Свинарка оробела и отстранилась:
– Весенний совет. Не мое это дело, но не думаю, что ты ехала сюда верхом три дня лишь затем, чтобы установить, двоюродные мы с тобой или четвероюродные.
Рэдерле улыбнулась:
– Нет. Я сбежала из дому.
– Ты… Отец знает, где ты?
– Я предполагаю, что он знает все обо всем. – Она потянулась за новым стебельком. Странная осторожная тень вновь появилась у нее на лице; неожиданно она подняла глаза и встретилась с глазами свинарки. С мгновение серый взгляд в упор казался взглядом кого-то чужого – любопытствующим, оценивающим, таящим тот же вопрос, который она едва ли облекла в слова. Затем голова свинарки склонилась, она потянулась, чтобы подобрать желудь из развилки двух корней, и метнула его черной свинье.
Рэдерле негромко сказала:
– Илон…
– В нем причина того, что у тебя так хорошо выходят все пустячки, которым я тебя учу. В нем и в Мадир. И в твоем отце с его башкой.
– Может быть. Но… – Она отбросила от себя эту мысль и опять откинулась назад, вдыхая мирный воздух. – Мой отец способен увидеть тень в кургане, но мне не нравится, что у него рот, точно у моллюска. Лучше держаться подальше от этого дома. Зимой в нем было так тихо, что представлялось, как любые слова, которые мы произносим, тут же замерзают в воздухе. Казалось, зима никогда не кончится…
– Скверная была зима. Владетелю пришлось посылать за припасами в Аум, да еще и платить вдвойне, так как в Ауме тоже не шибко уродился хлеб. И стадо наше поубавилось; один из самых здоровенных боровов, Алойл…
– Алойл?
Свинарка вдруг слегка забеспокоилась.
– Ну да, Руд как-то упомянул о нем, и я подумала… Мне понравилось это имя.
– Ты назвала борова в честь волшебника?
– Он был волшебником? Я не… Руд не говорил. В любом случае он умер, как я о нем ни заботилась, а ведь сам владетель приходил и собственными руками помогал.
Лицо Рэдерле немного смягчилось.
– Да. Это то, чем Райт хорош.
– Это у него в крови. Он был очень огорчен из-за… из-за Алойла. – Она бросила взгляд на рукоделье собеседницы. – Может быть, тебе захочется сделать это чуть пошире, но понадобится оставить краешек, чтобы держать, когда будешь бросать.
Рэдерле уставилась на свою сеточку, мысленно представила, как та растет, а затем вновь уменьшается. Она снова потянулась за травой, и рука, едва коснувшись земли, ощутила ровный топот коней. Девушка вздрогнула и бросила взгляд в сторону деревьев.
– Кто это? Райт еще не уехал в Ануйн?
– Нет, он еще здесь. А ты не?.. – Она умолкла, видя, что Рэдерле поднимается, коротко выругавшись, – и тут владетель Хела и вся его свита выехали на поляну, распугав свиней.
Райт остановил своего скакуна перед носом у Рэдерле; вскоре подтянулись и его люди в бледно-зеленом с черным, удивленные неожиданной остановкой. Владетель воззрился на Рэдерле, его золотые брови тут же сложились в знак неодобрения, рот приоткрылся; Рэдерле заметила:
– Ты можешь опоздать на совет.
– Мне надо было подождать Элийу. Почему, во имя Хела, ты бегаешь в одних чулках среди моих свиней? Где твоя свита? Где…
– Элийу! – крикнула Рэдерле русобородому незнакомцу, который уже спешивался; счастливая улыбка, чуть только девушка побежала, чтобы его обнять, сделала его лицо опять знакомым.
– Ты получила флейту, которую я тебе послал? – спросил он, как только она повисла у него на плечах; смеясь, она кивнула.
– Так это ты ее послал? Ты сам ее смастерил? Она такая красивая, что я даже испугалась.
– Я хотел порадовать тебя и увидеть, но не…
– Я и не узнала тебя с этой бородой. Ты три года пропадал в Исиге. Тебе уже вот-вот пора… – Внезапно она остановилась, ее объятия стали крепче. – Элийу, ты принес какие-нибудь вести о князе Хедском?
– Прости, – ласково отвечал он. – Но его никто не видел. Я плыл от Краала вниз по реке на торговом судне; по пути оно раз пять останавливалось, и я потерял счет, сколько раз меня об этом спрашивали. Впрочем, есть кое-что, о чем я должен сообщить твоему отцу. – Он улыбнулся, прикоснувшись к ее лицу. – Ты всегда такая красивая. Как сам Ан. Но что ты делаешь одна среди свиней Райта?
– Я пришла побеседовать с его свинаркой. Она весьма мудрая и примечательная женщина.
– Она? – Элийу покосился на свинарку, которая глядела себе под ноги.
Райт мрачно заметил:
– Я думал, ты уже выросла и образумилась. Что за безрассудство – ехать сюда одной из Ануйна. Поразительно, как только твой отец… А он-то хоть знает, где ты?
– Вероятно, он об этом догадывается.
– Ты хочешь сказать…
– О Райт, если я веду себя как дурочка, это мое дело.
– Да ты взгляни на себя! У тебя такие волосы, что в них могли бы гнездиться птицы!
Ее рука невольно приподнялась, чтобы поправить волосы, затем упала.
– Это, – ледяным тоном сказала она, – тоже мое дело.
– Ты роняешь свое достоинство, приятельствуя с моей свинаркой, точно… точно…
– Ну, Райт, мы же с ней родственницы. Насколько мне известно, у нее столько же прав при ануйнском дворе, сколько и у меня.
– Я не знал, что вы в родстве, – с любопытством сказал Элийу. – А как это?
– Через Мадир. Она была бойкой женщиной.
Райт протяжно вобрал носом воздух.
– Тебе, – нудно произнес он, – пора замуж. – Он резко дернул поводья, поворачивая своего скакуна; вид его прямой грозной спины и суровая посадка вызвали у Рэдерле тревогу и стеснение. И тут же ей на плечо легла рука Элийу.
– Не огорчайся, – приветливо сказал он. – Хочешь поехать с нами? Я бы с удовольствием послушал, как ты играешь на той флейте.
– Отлично. – Ее плечи поникли. – Отлично. Если ты готов слушать. Но сперва скажи мне, что за вести ты привез от самого Исига, чтобы сообщить моему отцу?
– О! – В его голосе она внезапно расслышала благоговение. – Они касаются князя… Звездоносца.
Рэдерле проглотила комок. Можно было подумать, что даже свиньи расслышали это имя, их мощное фырканье сменилось затишьем. Свинарка подняла глаза.
– Ну так что?
– Мне кое-что рассказал Бере, внук Данана. Ты наверняка слышала повесть о Моргоне – о ночи, когда он достал меч из исигского тайника, о ночи, когда убил этим мечом трех Меняющих Обличья и спас себя и Бере. Мы с Бере одно время вместе работали, и он спросил у меня, кто такие были Властелины Земли. Я рассказал ему все, что знаю, и спросил, почему это его занимает. И тогда он объяснил мне, что слышал, как Моргон рассказывает Данану и Дету, что в Пещере Потерянных, куда кроме Ирта никто и никогда не входил, Моргон отыскал меч со звездами и меч этот вручили ему мертвые дети Властелинов Земли.
Свинарка выронила трубку. Неясным и скорым движением она поднялась, ошеломив Рэдерле. Отрешенность соскользнула с ее лица, словно маска, обнаружив силу и скорбь – свидетелей знания, не предполагаемого обычно в свинопасах. Она испустила вздох и крикнула: «Что?!»
Ее крик был подобен трескучей вспышке молнии в ясном небе. Рэдерле, тщетно зажимая уши руками, слышала, как этот крик пропал в пронзительном ржании перепуганных лошадей, вставших на дыбы, и возгласах сбившихся с дыхания мужчин, пытающихся совладать со скакунами. Затем раздался звук, не менее неожиданный и жуткий, чем крик свинарки: отчаянный и яростный протестующий вопль всего хелского свиного поголовья.
Рэдерле открыла глаза. Свинарка исчезла, как если бы ее сдуло с земли собственным криком. Громадное неповоротливое свиное стадо, визжа от боли и удивления, вставало на ноги, вслепую куда-то поворачивало, вздымалось, точно мощный вал; паника, точно рябь по воде, распространилась до самого дальнего его края, отсюда едва заметного. Рэдерле видела, как, закрыв глаза, вертятся колесом могучие боровы, как лес ощетинившихся спин поглощает маленьких поросят; как свиноматки, которым вот-вот предстоит опороситься, качаются из стороны в сторону. Лошади, напуганные внезапным шумом и натиском свиней, перестали слушаться всадников. Одна из них наступила на маленькую свинку, и вопль ужаса, испущенный обоими животными, разнесся по поляне, точно зов боевой трубы. Били копыта, звенели и хрипели голоса; стадо, девять сотен лет бывшее гордостью Хела, хлынуло вперед, увлекая с собой беспомощных коней и всадников. Рэдерле, вовремя отыскавшая неподобающее ее сану укрытие высоко на старом дубе, видела, как Райт тщетно пытается развернуть своего скакуна и добраться до ее дерева. Но его унесло с остальными. Заходившийся от смеха Элийу мчался в хвосте. Стадо схлынуло с поляны и пропало за дальними деревьями. Хотя шум понемногу стихал, у Рэдерле разыгралась головная боль. Оседлав толстый сук, она думала о том, что свиньи, чего доброго, добегут с Владетелем Хела и до самого Ануйна и ввалятся в Зал Совета. И смеялась до слез.

2

Три дня спустя, прискакав в сумерках, усталая, на отцовский двор, она обнаружила, что кое-кто из свиней и впрямь здесь. Внутренняя сторона стен была украшена знаменами всех прибывших владетелей; под знаменем Хела, поникшим в вечернем воздухе, сидело в загончике семь измученных боровов. Ее опять разобрал смех, и пришлось остановиться, но веселья у нее поубавилось при мысли, что сейчас ей придется предстать перед Мэтомом. Когда конюх подбежал, чтобы принять ее лошадь, она поразилась, отчего в доме, где должно быть столько народу, такая тишина.
Она взошла по ступеням в открытые двери зала. Среди длинных верениц пустых столов и стульев обнаружилось только три человека: Элийу, Дуак и сам король. Они обернулись на ее шаги, и она не без колебаний спросила:
– А где все?
– Там, – сжато ответил король. – Ищут тебя.
– Весь твой совет?
– Весь мой совет. Они выехали пять дней назад. Вероятно, они рассеялись, как свиньи Райта, по всем Трем Уделам Ана. Самого Райта в последний раз видели, когда он пытался собрать своих свиней в Ауме. – Голос отца звучал брюзгливо, но гнева в его глазах не было, только скрытность, как если бы он думал о чем-то совершенно другом. – Тебе не приходило в голову, что о тебе будут беспокоиться?
– Если бы ты спросил меня, – пробубнил Дуак в свой кубок, – то мне это показалось скорее выездом на охоту, нежели на поиски; каждый жаждал обойти других и принести домой драгоценную добычу. – Что-то в его лице подсказало Рэдерле, что они с Мэтомом опять спорили. Дуак приподнял голову. – Ты выпустил их, словно открыл большую клетку с птицами. А ведь можешь куда крепче держать в руках своих приближенных. В жизни не видел, чтобы совет превращался в такой базар, а тебе это явно было нужно. Но зачем?
Рэдерле присела рядом с Элийу, который предложил ей кубок вина и одарил улыбкой. Мэтом стоял, в ответ на слова Дуака он не по-королевски нетерпеливо махнул рукой.
– А тебе не приходило в голову, что я могу беспокоиться?
– Тебя не удивило, когда ты услышал, что она удрала. Ты не велел мне ехать ее искать, верно? Нет. Для тебя куда важнее послать меня в Кэйтнард. Ну а ты бы сам тем временем что делал?
– Дуак! – огрызнулся Мэтом, выйдя из себя, и Дуак заерзал на стуле. Король перевел суровый взгляд на Рэдерле.
– А тебе я велел держаться подальше от Хела. Поистине поразительно, что ты сделала со свиньями Райта и моим советом.
– Прости, но я говорила тебе, что мне нужно куда-нибудь выбраться из этого дома.
– Настолько нужно, что ты могла сломя голову помчаться в Хел, а затем обратно, и без всякой свиты?
– Да.
Она услышала его вздох.
– Как я могу добиться покорности от подданных, если даже с домашними не справляюсь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26