– Ты был занят, я предпочел подождать. Прошлой весной Высший велел мне поехать на Хед, чтобы выразить его печаль по случаю смерти Атола и Спринг. Но из-за суровой зимы невозможно было выехать из Исига, потом меня задержала в Имрисе осада Кэруэддина, а когда я уже собрался отплыть из Кэйтнарда, Мэтом из Ана попросил меня выполнить срочное поручение и отправиться в Ануйн. Извини, что я приехал так поздно.
– Помню твое имя, – медленно выговорил Моргон. – Отец часто рассказывал, как Дет играл на его свадьбе. – Он умолк, погрузившись в грустные воспоминания, но вскоре спохватился:
– Извини. Я хотел сказать, что ему нравилась твоя игра на арфе. Я бы тоже не отказался тебя послушать.
Арфист пристроился на пирсе и взял в руки арфу Юона.
– Что бы тебе хотелось услышать?
Моргон почувствовал, как его губы невольно искривились в улыбке:
– Сыграй… Дай подумать… Ты не сыграешь то, что я тут тщетно пытался изобразить?
– «Плач по Белу и Байло».
Дет мягко тронул струны и начал старинную балладу:

Светловолосая Белу родилась вместе
С темноголовым Байло, и смерть их связала.
Плачьте, плачьте о Белу, прекрасные дамы,
И о Байло горюйте тоже…

Его пальцы безошибочно извлекали мелодию из сверкающих, близко расположенных друг к другу струн. Моргон слушал, застыв неподвижно, глаза его остановились на отстраненном лице арфиста. Приятный голос, искусные пальцы, натренированные до совершенства, следовали за Байло, беспомощным в превратностях своей бурной судьбы. Смерть, которой он избежал, смерть, которая следовала за ним по пятам, которая скакала позади Белу, которая бежала рядом с его конем, точно охотничья собака, – все это не только слышал сейчас Моргон, но и видел воочию.

Светловолосая за черным
Следовала Байло, а смерть
Голосом Белу Байло звала,
А голосом Байло – Белу…

Долгий, печальный вздох прибоя поставил последний аккорд в истории их смертей. Моргон пошевелился. Он положил ладонь на темную резную поверхность арфы:
– Если бы я мог извлекать такие звуки из этой арфы, да я бы собственное имя продал и жил бы безымянным.
Дет улыбнулся:
– Слишком высокая цена даже за одну из Юоновых арф. А что торговцы за нее просят?
Моргон пожал плечами:
– Они возьмут то, что я предложу.
– Ты очень ее хочешь?
Моргон взглянул Дету в глаза:
– Я бы продал за нее мое имя, но не зерно, над которым гнули спины мои земледельцы во время жатвы, и не лошадей, которых они вырастили и объездили. То, что я хочу предложить, принадлежит мне одному.
– Тебе нет нужды оправдываться передо мной, – тихо сказал арфист.
Губы Моргона скривились, он рассеянно дотронулся до них.
– Извини. Половину сегодняшнего утра я провел оправдываясь.
– В чем?
Моргон посмотрел на грубые, подбитые железом доски пирса:
– Ты знаешь, кто мои родители?
– Да.
– Моя мать хотела увидеть Кэйтнард. Отец навестил меня два или три раза, когда я учился в училище, руководимом Мастерами Загадок в Кэйтнарде. Звучит-то это просто, но от него требовалось немалое мужество, чтобы это совершить: уехать с Хеда, отправиться в большой незнакомый город. Князья Хеда корнями вросли в родную землю. Когда я вернулся домой год тому назад, после того как три года провел в Кэйтнарде, мой отец с увлечением рассказывал о том, что он повидал – торговые корабли, людей из разных стран, – и, когда он рассказал о лавках, богатых материями, мехами и красками из пяти королевств, мать не могла побороть свое желание поехать туда. Она любила тонкие разноцветные ткани… И вот прошлой весной, после окончания весенней торговли, они отплыли вместе с купцами. И не вернулись. Корабль на обратном пути пропал. Они так и не вернулись, – повторил Моргон, дотрагиваясь до шляпки гвоздя и очерчивая вокруг нее круг. – Было кое-что, что я долгое время хотел сделать. Мой брат Элиард узнал об этом сегодня утром. Я ничего не говорил ему об этом раньше, потому что знал: он расстроится. Я сказал ему только, что отправляюсь в западный Хед на несколько дней, и скрыл, что еду за море, в Ан…
– В Ан? Зачем же ты… – Арфист не закончил фразу. – Моргон с Хеда, так это ты выиграл корону Певена? – наконец после короткой напряженной паузы звенящим голосом спросил Дет.
Моргон резко вскинул голову:
– Да. А что?.. Да.
– Ты не сказал королю Ана…
– Я никому не сказал. Чего зря болтать?
– Аубер из Аума, один из потомков Певена, отправился к нему в башню, чтобы попытаться отыграть аумскую корону у мертвого властителя, и обнаружил, что короны больше нет, а Певен умоляет, чтобы его освободили и позволили покинуть башню. Напрасно Аубер требовал назвать ему имя человека, который выиграл корону: Певен только твердил, что не станет больше отгадывать никаких загадок. Аубер все рассказал Мэтому – рассказал, что кто-то тайно проник в эту страну, победил в игре в загадки, из-за которой другие столетиями лишались своих жизней, и потихоньку скрылся. Он вызвал меня из Кэйтнарда и попросил найти корону. Хед – последнее место, где я рассчитывал ее обнаружить.
– Она все время лежала у меня под кроватью, – безучастно проговорил Моргон. – Это единственное укромное местечко в Акрене. Но я не понимаю… Неужели Мэтом хочет вернуть ее? Мне-то она не нужна. Я даже и не взглянул на нее ни разу с тех пор, как привез домой. Но я считал, что из всех людей именно Мэтом поймет…
– Корона твоя по праву. Мэтом последним будет спорить с этим. – Он сделал паузу, в глазах его появилось выражение, озадачившее Моргона. Арфист тихо добавил: – И если ты захочешь, твоей станет дочь Мэтома, Рэдерле.
Моргон сглотнул. Оказалось, что он уже стоит на ногах, глядя на арфиста сверху вниз. Моргон опустился на колени, внезапно видя вместо лица Дета бледное, с высокими скулами лицо, поражающее неожиданной выразительностью, обрамленное длинными густыми потоками прекрасных рыжих волос.
Он прошептал:
– Рэдерле… Я ее знаю. Сын Мэтома Руд учился вместе со мной, мы с ним были добрыми друзьями. Она часто навещала брата… Но я не понимаю…
– В день ее рождения король дал клятву отдать ее только за того, кто выиграет корону Аума у Певена.
– Он дал клятву… Что за дурацкий поступок – обещать Рэдерле любому, у кого достаточно мозгов, чтобы переиграть Певена. Ведь это мог быть любой… – Моргон умолк и густо покраснел. – Это был я.
– Да.
– Но я… Не может же она пойти за земледельца. Мэтом никогда не согласится.
– Мэтом поступит так, как сочтет нужным. Полагаю, ты сам у него спросишь.
Моргон уставился на Дета:
– Ты хочешь сказать – я должен поехать за море в Ануйн, к королевскому двору, войти в его тронный зал, будто к себе домой, и запросто спросить его об этом?
– Ты же вошел в башню Певена.
– Это другое дело. Тогда на меня не глазели владыки всех трех частей Ана.
– Моргон, Мэтом связал себя, дав клятву от своего собственного имени, а владыки Ана, которые потеряли предков, братьев и даже сыновей в той башне, только воздадут честь твоей храбрости и уму. Единственный вопрос, который ты должен обдумать в настоящий момент: хочешь ли ты жениться на Рэдерле?
Моргон, приходя в отчаяние от мучительной неуверенности, запустил пальцы в волосы, и ветер, поднявшийся с моря, разметал их по его лицу. «Рэдерле». Звездный узор, находящийся высоко на лбу, живо вспыхнул на его коже. Он снова увидел ее лицо: она, призрак, мечта, словно обернулась, чтобы посмотреть на него. «Рэдерле».
Он увидел, как лицо арфиста внезапно стало спокойным, как будто бы ветер, пролетая, унес его тревоги. Неуверенности Моргана наступил конец, как кончается последняя строка песни.

2

На следующее утро он сидел на бочонке пива на палубе торгового корабля, наблюдая, как волна за кормой разделяется на две и словно измеряет Хед ножками циркуля.
Рядом с ним лежал узел одежды, которую собрала для него Тристан. Провожая Моргона в дорогу, она непрерывно болтала, так что Моргон, хоть слушал ее вполуха, так и не смог проследить, что же Тристан сунула в узел кроме короны. В отличие от сестры, Элиард сказал на прощание очень мало. Пока Тристан щебетала и собирала вещи, Элиард вышел из дома – лишь через некоторое время Моргон, решив поискать брата, обнаружил его в кузнице, где тот ковал подкову.
– А я-то собирался обменять эту корону на гнедого анского жеребца, – сказал Моргон, присаживаясь рядом с братом.
Элиард продолжал работать: он опустил раскаленную подкову в воду, затем неожиданно отшвырнул клещи, схватил брата за плечи и прижал к стене.
– Не воображай, что сможешь купить меня лошадью!
Через мгновение он отпустил Моргона – последние слова неожиданно показались ему бессмысленными. Лицо Элиарда приобрело спокойное выражение.
– Извини, – тихо сказал он. – Просто я волнуюсь из-за того, что ты уезжаешь… А уверен ты, что ей здесь понравится?
– Я и сам бы хотел это знать.
Когда они вместе вернулись в комнату Моргона, Тристан, закончившая сборы, держала в руках плащ брата. Она оглядела помещение, переставила с места на место стул.
– Моргон, я надеюсь, она умеет смеяться, – шепнула она.
Корабль несся вперед с попутным ветром, Хед все уменьшался в размерах, пока не превратился в едва различимое пятнышко, а затем и вовсе исчез.
Арфист Высшего вышел на палубу и встал у поручней. Его серый плащ развевался за спиной, словно знамя. Моргон посмотрел на его лицо без единой морщинки, не тронутое загаром. Он ощущал какую-то странную несовместимость, загадку, таящуюся в этом человеке. Она была во всем: и в серебристо-белых волосах, и в удивительно тонком сложении, – весь облик арфиста был каким-то непривычным, как будто неземным.
Арфист повернул голову, их глаза встретились.
– Откуда ты? – спросил Моргон. – Из какой страны родом?
– Я не из страны. Я родился в Лунголде.
– В городе волшебников? А кто научил тебя так играть на арфе?
– Многие, – задумчиво ответил арфист. – Имя себе я взял в честь Тирунедета, арфиста Моргола Крона, это он обучил меня херунским песням. Я попросил его об этом, и вовремя – вскоре он умер.
– Крон? – переспросил Моргон. – Илкоркронлт?
– Да.
– Он правил Херуном шестьсот лет назад.
– Я родился, – спокойно сообщил арфист, – в скором времени после того, как построили Лунголд. Тысячу лет назад.
Моргон не шевелился, пораженный словами арфиста. На залитой солнцем поверхности моря вспыхивали и гасли тонкие лучики света. Наконец он прошептал:
– Неудивительно, что ты так играешь. У тебя была тысяча лет, чтобы выучить песни страны Высшего. Но на вид ты совсем не старый. Мой отец, когда я в последний раз видел его, выглядел старше. Ты сын чародея? О, прости. – Моргон, спохватившись, прервал свои расспросы. – Это вовсе меня не касается. Я только…
– Хотел полюбопытствовать? – Арфист улыбнулся. – Для князя Хеда у тебя необычное любопытство.
– Знаю. Вот почему мой отец, в конце концов, и послал меня в Кэйтнард – я все время задавал вопросы. Он не знал, как на них ответить. Но, будучи человеком мудрым и добрым, он меня отпустил учиться.
Моргон снова замолчал, губы его слегка дрогнули.
Устремив взгляд на приближающуюся землю, арфист сказал:
– Я никогда не знал своего отца. Я родился безымянным на окраинах Лунголда в то время, когда чародеи, короли и даже сам Высший проезжали через город. Так как у меня никогда не проявлялось ни тяги к земле, ни колдовского дара, я давным-давно оставил попытки догадаться, кто же был моим отцом.
Моргон задумчиво произнес:
– Данан Исигский даже тогда был уже весьма и весьма стар, и Хар из Остерланда тоже. Никто не знает, где рождались чародеи, но если ты даже сын волшебника, то после всех этих лет ты давно уже ничего никому не должен.
– Это не важно. Волшебников больше нет, и я действительно ничего не должен ни одному из живущих ныне правителей, кроме Высшего. У него на службе я и получил имя, место, свободу передвижения и суждений. Я ответствен только перед ним; он ценит меня за мою игру на арфе и за мое благоразумие – и то и другое с годами совершенствуется. – Он наклонился, чтобы поднять арфу, повесил ее на плечо. – Через несколько минут причаливаем.
Моргон встал рядом с арфистом. Торговый город Кэйтнард с его огромным портом, десятками гостиниц и лавочек протянулся в форме полумесяца между двумя странами. Корабли с раздувавшимися парусами цветов херунских торговцев – оранжевыми и золотыми – слетались сюда, точно птицы на насест. На выступе скалы, образующей один рог залива-полумесяца, темнело здание, каменные стены и покои которого были знакомы Моргону. Воспоминание о тонком насмешливом лице брата Рэдерле всплыло в его памяти, пальцы крепче вцепились в поручень.
– Руд. Мне придется сказать ему. Интересно, в училище ли он. Я с ним год не виделся.
– Я разговаривал с ним два дня назад, когда останавливался в училище перед тем, как поехать на Хед. Он как раз получил Золотое одеяние Младшего Мастера.
– Тогда он, возможно, ненадолго поехал домой.
Корабль в последний раз накренился от накатившей при входе в гавань волны и сбавил скорость. Матросы, громко перекрикиваясь, стали убирать паруса. Голос Моргона прозвучал совсем тихо:
– Интересно, что он скажет…
Морские птицы на спокойной воде покачивались, как челноки на ткацком станке. Корабль медленно скользил мимо доков, изобилующих товарами, которые выгружали и погружали: свертки тканей, сундуки, дерево, вино, меха, разнообразная живность – чего здесь только не было. Матросы приветствовали друзей на причале, купцы перекликались друг с другом – в порту царила обычная деловая, с оттенком непрекращающегося праздника жизни, суета.
– Корабль Лайла Орна пойдет в Ануйн сегодня с вечерним отливом, – сообщил Дету и Моргону один из торговцев, прежде чем они сошли на берег. – Вы его узнаете по красным и желтым парусам. Тебе нужна твоя лошадь, господин?
– Я пройдусь пешком, – ответил Дет. И, уже ступив на спущенный трап, посмотрев на Моргона, добавил: – В списках мастеров училища есть неразгаданная загадка: кто победил в игре с Певеном из Аума?
Моргон вскинул на плечо свой узел и кивнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31