В каталоге сайт https://Wodolei.ru
Чиновник послушно лег.
— Он придет с минуты на минуту. Теперь уже поздно отказываться. Лежите спокойно,
— А я вот возьму и не стану ему платить, — жалко пригрозил чиновник.
К его слабости и раздражению примешивалось непонятное чувство вины — словно за какой-то нехороший поступок. Оштукатуренный потолок стал жидким и поплыл, трещины и потеки колыхались, словно водоросли. Чиновник торопливо зажмурился, но тошнота все равно не прошла. Она накатывалась тяжелыми, омерзительными волнами,
— Вам и не придется, — улыбнулась матушка Ле Мари. Вот так, наверное, улыбалась бы черепаха. — Доктора Орфелина вызвала я, а с меня он денег не берет.
В коридоре негромко жужжал коронер, формой и размерами больше смахивавший на гроб. Солнечный луч, чудом сумевший просочиться между штор, зажег верхний угол робота ослепительно-белым огнем. Туда чиновник старался не смотреть. В соседней комнате изнывали два офицера национальной полиции. Почему-то очень похожие друг на друга, они стояли, одинаково прислонившись к стене, одинаково сложив руки на груди, и с одинаковой тоской смотрели телевизор.
— А кто отец? — взревел старый Ахав. — Я хочу это знать, я имею право/
— Не настолько я выжил из ума, чтобы обращаться к врачу, — гордо вскинул голову чиновник. — Если мне потребуется медицинская помощь, я воспользуюсь услугами соответствующей аппаратуры или — in extremis — человека с современной биомедицинской подготовкой. И уж во всяком случае я не стану заглатывать перебродившую болотную жижу, прописанную каким-нибудь малограмотным, необразованным шарлатаном.
— Подумайте здраво. Ближайший диагност находится в Грин-Холле, а что касается доктора Орфелина…
— Я уже здесь.
На пороге врач немного помедлил, словно позируя для голографического снимка: худощавый мужчина, на синей, военного покроя куртке — два ряда золотых пуговиц. Он пересек просторы ковра, аккуратно ступая по белесой, почти вчистую лишившейся ворса тропинке, осторожно обогнул прогнивший космический скафандр, притащенный сюда, по-видимому, для красоты, и поставил свой черный саквояж у изголовья дивана. Руки его были густо покрыты татуировками.
— Вы находились под воздействием наркотика, — сразу, безо всяких предисловий начал врач. — Диагност тут не поможет. Фармакологические свойства местных растений не попали в базу данных. Да и чего бы ради? Современная синтетика способна заменить любой натуральный препарат, а изготовить ее можно где угодно. Но если вы хотите понять, что с вами случилось, придется задать этот вопрос не машине, а мне или кому-нибудь вроде меня — человеку, досконально изучившему растительный мир Миранды.
Лицо у врача было худое, аскетичное, с высокими, резко очерченными скулами, в светло-голубых глазах застыло арктическое спокойствие.
— Можете не верить ни единому моему слову, и все же я хотел бы приступить к осмотру — с вашего, конечно же, разрешения.
— Да, доктор, конечно, — смущенно промямлил чиновник. Он чувствовал себя совершенно по-дурацки.
— Благодарю вас. — Орфелин на секунду задумался, а затем повернулся к матушке Ле Мари: — Вы можете пока отдохнуть.
На лице старухи появилось удивление, тут же сменившееся обидой. Она гордо вскинула подбородок и вышла из гостиной.
— Почему ты не скажешь своему дяде, кто отец?— вразумляюще спросил чей-то голос.
— А потому, — истерически завизжала молодая женщина, — что никакого отца нет! Нет его, нет, понимаете?
Последние слова девицы звучали неразборчиво — дверь в коридор плотно закрылась.
Орфелин вывернул чиновнику веки, маленьким фонариком посветил ему в уши, взял соскоб с нёба.
— Вам не мешало бы похудеть, — заметил он, перенося сероватую, неприятную слизь в приемник своей диагностической трости. — Если хотите, я научу вас, как поддерживать правильный баланс настоящей пищи и воображаемой.
Чиновник стоически молчал, разглядывая букет искусственных роз. Края матерчатых лепестков завернулись, побурели, кое-где даже выкрошились.
Пытка продолжалась минут пятнадцать.
— Понятно. — Орфелин задумчиво пожевал губами. — Вряд ли я скажу что-нибудь неожиданное. Скорее всего, вы и сами догадывались, что получили дозу какого-то нейротоксина. Какого именно — здесь возможны самые различные варианты. Что у вас было — галлюцинации или иллюзии?
— А что, есть какая-нибудь разница?
— Иллюзия — это не более чем неверная интерпретация чувственного опыта, в то время как при галлюцинации человек видит объекты, не существующие вовсе. Расскажите мне, что вы видели прошлой ночью. И ради Бога, — он предостерегающе поднял руку, — не все подряд. Только ключевые моменты, этого будет вполне достаточно. На подробный рассказ у меня не хватит ни времени, ни терпения.
Чиновник рассказал про гигантских женщин, бродивших среди кораблей.
— Галлюцинация. Вы верили в их реальность? Чиновник задумался, вспоминая.
— Нет, пожалуй. Но все равно испугался.
— Ну, — усмехнулся Орфелин, — вы далеко не первый мужчина, испугавшийся женщин. Успокойтесь, успокойтесь, это же просто шутка. Хорошо, значит, женщины. А что еще вы видели?
— У меня была продолжительная беседа с лисомордым оборотнем. Но это не галлюцинация, это было на самом деле.
— Вы так думаете?
На сухом лице появилось какое-то странное, непонятное чиновнику выражение.
— Да, конечно. Я абсолютно в этом уверен. Это же он принес меня сюда, в гостиницу.
К горлу подкатил комок; все предметы в номере приобрели сюрреальную ясность и отчетливость. Чиновник различал каждую ворсинку ковра, каждую потертую нитку диванной обивки. В голове раскатывались мощные, как кувалдой, удары, татуировка, сделанная Ундиной (как же давно это было), ярко вспыхнула.
В дверь постучали.
— Да? — сказал чиновник.
В щель просунулась голова Чу.
— Извините за беспокойство, но аутопсия закончена. Мы хотим ознакомить вас с результатами.
— Заходите, пожалуйста, — пригласил Орфелин. — Вы и кто-нибудь еще.
Чу взглянула на чиновника, тот безразлично пожал плечами. Удовлетворенная этим немым диалогом, сотрудница внутренней безопасности выскочила в коридор и что-то сказала охранникам. Один из охранников — старший, наверное — помотал головой.
— Секундочку, — крикнула Чу и исчезла. Через минуту она вернулась, волоча за собой Минтучяна. Выглядел кукольник не лучшим образом — лицо его опухло, приобрело нездоровый румянец, грустные армянские глаза налились кровью, как от недельного недосыпа.
— Все гораздо сложнее, чем я думал, — сказал врач, широко раскинув руки. — Возьмите меня за запястья и держите сколько будет сил.
Чу взяла его за руку, Минтучян за другую.
— Тяните! Да сильнее, сильнее, мы тут не в игрушки играем!
Орфелин уронил голову на грудь и начал заваливаться вперед; Чу и Минтучяну стоило большого труда удержать его в мало-мальски вертикальном положении.
—Через несколько бесконечно долгих секунд бессильно свешенная голова взметнулась, как подкинутая; чиновник увидел новое, разительно изменившееся лицо. Белые, без каких-либо признаков радужки и зрачка, глаза спазматически подергивались. Затем губы врача раздвинулись, между них появился третий глаз.
— Кришна! — испуганно выдохнул Минтучян; все три глаза повернулись в его сторону — и тут же снова уставились на чиновника.
Чиновник ошеломленно молчал. Жуткий взгляд трех немигающих глаз — двух белых и яростно-синего — пронизывал его насквозь, проникая в самые отдаленные уголки мозга. Несколько мгновений никто не дышал.
Затем голова врача снова упала на грудь.
— Все в порядке, — спокойно сказал Орфелин. — Можете отдохнуть.
— А вы никогда не думали о духовном самосовершенствовании? — обратился он к чиновнику, растирая запястья, все еще хранившие красные оттиски пальцев Чу и Минтучяна.
Чиновник словно вышел из глубин странного, дикого сна. Того, что он только что видел, просто не могло быть.
— Извините?
— Вам очень хочется верить, что сущность, беседовавшая с вами прошлой ночью, — оборотень. Увы, но это не так. Последний оборотень умер в заключении на сто сорок третий малый тод первого Великого года после прибытия сюда людей. Вам встретился аватар одного из их духов. Мы называем его «Лис». Дух доброжелательный, обладающий довольно серьезными возможностями, но, к сожалению, не всегда надежный. Встреча с ним — доброе предзнаменование, во всяком случае, так считается.
— Я говорил с самым настоящим живым существом, а не с каким-то там духом или галлюцинацией.
Теперь комната ожила. Ворсинки ковра плавно колыхались, увлекаемые невидимыми течениями, на потолке плясали разноцветные пятна.
— А что, если это был человек в маске? — несмело предположил Минтучян.
Тошнота делала чиновника раздражительным.
— Ерунда. Ну чего, спрашивается, ради человек напялит на себя лисью маску? Да еще в лесу, в полночь.
— А может, вас-то он и ждал. — Чу нежно погладила свои усики. — Пожалуй, стоит серьезно задуматься о возможности, что все это — часть сложной игры Грегорьяна. Игры, направленной против нас.
— Грегорьяна?! — поразился врач.
— У меня ведь тоже внепланетное образование, — сказал Орфелин. — Хорошо учился в школе, заработал право на стипендию. Господи, да как же давно это было.
Он стоял спиной к чиновнику и начал говорить только тогда, когда дверь за ушедшими Чу и Минтучяном плотно закрылась.
— Модуль Лапута. Я провел там шесть лет. Шесть самых несчастных лет моей жизни. Люди, распределяющие гранты, даже и не задумываются, как себя чувствует мальчишка с отсталой планеты, оказавшийся в одном из летающих миров. И ведь мы — не какие-нибудь там глупые дикари, нашу технику сдерживают искусственно.
— А как все это относится к Грегорьяну? Орфелин поискал глазами табуретку, устало сел.
— Именно там я его и встретил.
— Так вы что, дружили с ним?
Чиновник старался не смотреть на лицо врача подолгу, иначе плоть растворялась, слой за слоем, обнажая жуткий оскал черепа.
— Да нет, что вы. — Невидящие глаза Орфелина были устремлены на пыльное распятие, окруженное россыпью пожелтевших фотоснимков. — Я возненавидел его с первого взгляда.
Мы встретились с ним во Дворце Загадок, в зале для поединков. Самоубийство, конечно же, считалось незаконным, но начальство смотрело на наши забавы сквозь пальцы — полезная тренировка для будущих лидеров и все такое прочее. Грегорьяна всегда окружали восторженные поклонники, слушавшие разинув рот его разговорчики о теории господства и о возможных биологических эффектах хаотического оружия. Яркий был юноша, харизматичный и предельно самоуверенный. Но слухи о нем ходили нехорошие. Я вот вам сейчас рассказываю и буквально вижу тогдашнего Грегорьяна. Не очень высокий, бледная кожа, уйма самых модных по тому времени драгоценностей — ярко-красные гелиотропы, вставленные прямо в пальцы, на запястьях — серебряные браслеты с венами, пропущенными по хрустальным каналам.
— Да, — кивнул чиновник, — знакомый стиль. Дорогое было, помнится, удовольствие,
— Возможно, — равнодушно пожал плечами Орфелин. — Побрякушками этими я не интересовался, меня просто раздражала его популярность. Вы знаете, на чем я специализировался? На материальной феноменологии. Грегорьян мог трепаться о своем обучении с каждым встречным-поперечным, а я не имел на это права — секретные дисциплины запрещалось обсуждать где бы то ни было и с кем бы то ни было. Весь мой статус базировался на том, что дома, до приезда на Лапуту, я успел попрактиковаться у ведьмы. У знахарки. Ребята держали меня за дрессированную мартышку, да я им и сам подыгрывал. При каждом удобном и неудобном случае напяливал на себя черный балахон, увешанный амулетами, мышиными черепами и пучками перьев. Я играл в самоубийство. И не для того, чтобы хвастаться потом выигрышами, — просто хотелось ощутить холодное дуновение смерти. Ведь проигравший испытывает страшное потрясение, хотя почти никто в этом не признается, предпочитают хорохориться. Я многозначительно намекал, что выигрываю благодаря неким своим магическим силам, ребята слушали развесив уши и верили. А Грегорьян… Увидев мой балахон, он покатился со смеху. Вы играли в самоубийство?
Чиновник замялся.
— Н-ну… один раз. Молодой был.
— Тогда мне не нужно вам объяснять, что эта игра — чистое жульничество. Дурак, решивший строго придерживаться правил, обязательно проиграет. Я хорошо освоил весь джентльменский набор шулерских трюков — выход на дополнительные базы данных, переадресование сигнала противника через миллисекундную линию задержки, да мало ли что можно сделать — и заработал репутацию великого героя интеллектуальных битв. Купался в лучах славы. А Грегорьян сделал меня три раза подряд как маленького. У меня была любовница, такая себе стервочка из Внутреннего круга с аристократической, как на картинке, физиономией. Триумф наисовременнейшей технологии, генетическая коррекция в трех, а то и четырех поколениях. Мало того, что Грегорьян размазал меня по стенке, — он размазал меня по стенке при ней, при своем папаше и при всех моих — очень немногочисленных — друзьях.
— Вы видели его отца? Как он выглядит?
— Не знаю. Это стерли из моей памяти тогда же, прямо на выходе из зала. Большой, вероятно, начальник, иначе чего бы ему так стесняться своего знакомства с игроками. Он там был — вот и все, что я помню.
Через год я вернулся в Приливные Земли на каникулы и привез с собой Грегорьяна. Мы поселились в гостинице моих родителей, вместе, в одной комнате, словно лучшие друзья. К тому времени наша взаимная антипатия переросла в ненависть. Мы договорились о поединке магов — по три вопроса друг другу, победитель получает все.
В назначенную ночь мы отправились на поиски корня мандрагоры. Погода была — хуже некуда. Холод, сырость, на небе — ни звездочки. Мы копались около кладбища для нищих — туда почти никто не ходит, а уж ночью и тем более. Вскоре Грегорьян выпрямился, руки его были в грязи. «Нашел», — сказал он. Он разломил корень пополам и дал мне понюхать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Он придет с минуты на минуту. Теперь уже поздно отказываться. Лежите спокойно,
— А я вот возьму и не стану ему платить, — жалко пригрозил чиновник.
К его слабости и раздражению примешивалось непонятное чувство вины — словно за какой-то нехороший поступок. Оштукатуренный потолок стал жидким и поплыл, трещины и потеки колыхались, словно водоросли. Чиновник торопливо зажмурился, но тошнота все равно не прошла. Она накатывалась тяжелыми, омерзительными волнами,
— Вам и не придется, — улыбнулась матушка Ле Мари. Вот так, наверное, улыбалась бы черепаха. — Доктора Орфелина вызвала я, а с меня он денег не берет.
В коридоре негромко жужжал коронер, формой и размерами больше смахивавший на гроб. Солнечный луч, чудом сумевший просочиться между штор, зажег верхний угол робота ослепительно-белым огнем. Туда чиновник старался не смотреть. В соседней комнате изнывали два офицера национальной полиции. Почему-то очень похожие друг на друга, они стояли, одинаково прислонившись к стене, одинаково сложив руки на груди, и с одинаковой тоской смотрели телевизор.
— А кто отец? — взревел старый Ахав. — Я хочу это знать, я имею право/
— Не настолько я выжил из ума, чтобы обращаться к врачу, — гордо вскинул голову чиновник. — Если мне потребуется медицинская помощь, я воспользуюсь услугами соответствующей аппаратуры или — in extremis — человека с современной биомедицинской подготовкой. И уж во всяком случае я не стану заглатывать перебродившую болотную жижу, прописанную каким-нибудь малограмотным, необразованным шарлатаном.
— Подумайте здраво. Ближайший диагност находится в Грин-Холле, а что касается доктора Орфелина…
— Я уже здесь.
На пороге врач немного помедлил, словно позируя для голографического снимка: худощавый мужчина, на синей, военного покроя куртке — два ряда золотых пуговиц. Он пересек просторы ковра, аккуратно ступая по белесой, почти вчистую лишившейся ворса тропинке, осторожно обогнул прогнивший космический скафандр, притащенный сюда, по-видимому, для красоты, и поставил свой черный саквояж у изголовья дивана. Руки его были густо покрыты татуировками.
— Вы находились под воздействием наркотика, — сразу, безо всяких предисловий начал врач. — Диагност тут не поможет. Фармакологические свойства местных растений не попали в базу данных. Да и чего бы ради? Современная синтетика способна заменить любой натуральный препарат, а изготовить ее можно где угодно. Но если вы хотите понять, что с вами случилось, придется задать этот вопрос не машине, а мне или кому-нибудь вроде меня — человеку, досконально изучившему растительный мир Миранды.
Лицо у врача было худое, аскетичное, с высокими, резко очерченными скулами, в светло-голубых глазах застыло арктическое спокойствие.
— Можете не верить ни единому моему слову, и все же я хотел бы приступить к осмотру — с вашего, конечно же, разрешения.
— Да, доктор, конечно, — смущенно промямлил чиновник. Он чувствовал себя совершенно по-дурацки.
— Благодарю вас. — Орфелин на секунду задумался, а затем повернулся к матушке Ле Мари: — Вы можете пока отдохнуть.
На лице старухи появилось удивление, тут же сменившееся обидой. Она гордо вскинула подбородок и вышла из гостиной.
— Почему ты не скажешь своему дяде, кто отец?— вразумляюще спросил чей-то голос.
— А потому, — истерически завизжала молодая женщина, — что никакого отца нет! Нет его, нет, понимаете?
Последние слова девицы звучали неразборчиво — дверь в коридор плотно закрылась.
Орфелин вывернул чиновнику веки, маленьким фонариком посветил ему в уши, взял соскоб с нёба.
— Вам не мешало бы похудеть, — заметил он, перенося сероватую, неприятную слизь в приемник своей диагностической трости. — Если хотите, я научу вас, как поддерживать правильный баланс настоящей пищи и воображаемой.
Чиновник стоически молчал, разглядывая букет искусственных роз. Края матерчатых лепестков завернулись, побурели, кое-где даже выкрошились.
Пытка продолжалась минут пятнадцать.
— Понятно. — Орфелин задумчиво пожевал губами. — Вряд ли я скажу что-нибудь неожиданное. Скорее всего, вы и сами догадывались, что получили дозу какого-то нейротоксина. Какого именно — здесь возможны самые различные варианты. Что у вас было — галлюцинации или иллюзии?
— А что, есть какая-нибудь разница?
— Иллюзия — это не более чем неверная интерпретация чувственного опыта, в то время как при галлюцинации человек видит объекты, не существующие вовсе. Расскажите мне, что вы видели прошлой ночью. И ради Бога, — он предостерегающе поднял руку, — не все подряд. Только ключевые моменты, этого будет вполне достаточно. На подробный рассказ у меня не хватит ни времени, ни терпения.
Чиновник рассказал про гигантских женщин, бродивших среди кораблей.
— Галлюцинация. Вы верили в их реальность? Чиновник задумался, вспоминая.
— Нет, пожалуй. Но все равно испугался.
— Ну, — усмехнулся Орфелин, — вы далеко не первый мужчина, испугавшийся женщин. Успокойтесь, успокойтесь, это же просто шутка. Хорошо, значит, женщины. А что еще вы видели?
— У меня была продолжительная беседа с лисомордым оборотнем. Но это не галлюцинация, это было на самом деле.
— Вы так думаете?
На сухом лице появилось какое-то странное, непонятное чиновнику выражение.
— Да, конечно. Я абсолютно в этом уверен. Это же он принес меня сюда, в гостиницу.
К горлу подкатил комок; все предметы в номере приобрели сюрреальную ясность и отчетливость. Чиновник различал каждую ворсинку ковра, каждую потертую нитку диванной обивки. В голове раскатывались мощные, как кувалдой, удары, татуировка, сделанная Ундиной (как же давно это было), ярко вспыхнула.
В дверь постучали.
— Да? — сказал чиновник.
В щель просунулась голова Чу.
— Извините за беспокойство, но аутопсия закончена. Мы хотим ознакомить вас с результатами.
— Заходите, пожалуйста, — пригласил Орфелин. — Вы и кто-нибудь еще.
Чу взглянула на чиновника, тот безразлично пожал плечами. Удовлетворенная этим немым диалогом, сотрудница внутренней безопасности выскочила в коридор и что-то сказала охранникам. Один из охранников — старший, наверное — помотал головой.
— Секундочку, — крикнула Чу и исчезла. Через минуту она вернулась, волоча за собой Минтучяна. Выглядел кукольник не лучшим образом — лицо его опухло, приобрело нездоровый румянец, грустные армянские глаза налились кровью, как от недельного недосыпа.
— Все гораздо сложнее, чем я думал, — сказал врач, широко раскинув руки. — Возьмите меня за запястья и держите сколько будет сил.
Чу взяла его за руку, Минтучян за другую.
— Тяните! Да сильнее, сильнее, мы тут не в игрушки играем!
Орфелин уронил голову на грудь и начал заваливаться вперед; Чу и Минтучяну стоило большого труда удержать его в мало-мальски вертикальном положении.
—Через несколько бесконечно долгих секунд бессильно свешенная голова взметнулась, как подкинутая; чиновник увидел новое, разительно изменившееся лицо. Белые, без каких-либо признаков радужки и зрачка, глаза спазматически подергивались. Затем губы врача раздвинулись, между них появился третий глаз.
— Кришна! — испуганно выдохнул Минтучян; все три глаза повернулись в его сторону — и тут же снова уставились на чиновника.
Чиновник ошеломленно молчал. Жуткий взгляд трех немигающих глаз — двух белых и яростно-синего — пронизывал его насквозь, проникая в самые отдаленные уголки мозга. Несколько мгновений никто не дышал.
Затем голова врача снова упала на грудь.
— Все в порядке, — спокойно сказал Орфелин. — Можете отдохнуть.
— А вы никогда не думали о духовном самосовершенствовании? — обратился он к чиновнику, растирая запястья, все еще хранившие красные оттиски пальцев Чу и Минтучяна.
Чиновник словно вышел из глубин странного, дикого сна. Того, что он только что видел, просто не могло быть.
— Извините?
— Вам очень хочется верить, что сущность, беседовавшая с вами прошлой ночью, — оборотень. Увы, но это не так. Последний оборотень умер в заключении на сто сорок третий малый тод первого Великого года после прибытия сюда людей. Вам встретился аватар одного из их духов. Мы называем его «Лис». Дух доброжелательный, обладающий довольно серьезными возможностями, но, к сожалению, не всегда надежный. Встреча с ним — доброе предзнаменование, во всяком случае, так считается.
— Я говорил с самым настоящим живым существом, а не с каким-то там духом или галлюцинацией.
Теперь комната ожила. Ворсинки ковра плавно колыхались, увлекаемые невидимыми течениями, на потолке плясали разноцветные пятна.
— А что, если это был человек в маске? — несмело предположил Минтучян.
Тошнота делала чиновника раздражительным.
— Ерунда. Ну чего, спрашивается, ради человек напялит на себя лисью маску? Да еще в лесу, в полночь.
— А может, вас-то он и ждал. — Чу нежно погладила свои усики. — Пожалуй, стоит серьезно задуматься о возможности, что все это — часть сложной игры Грегорьяна. Игры, направленной против нас.
— Грегорьяна?! — поразился врач.
— У меня ведь тоже внепланетное образование, — сказал Орфелин. — Хорошо учился в школе, заработал право на стипендию. Господи, да как же давно это было.
Он стоял спиной к чиновнику и начал говорить только тогда, когда дверь за ушедшими Чу и Минтучяном плотно закрылась.
— Модуль Лапута. Я провел там шесть лет. Шесть самых несчастных лет моей жизни. Люди, распределяющие гранты, даже и не задумываются, как себя чувствует мальчишка с отсталой планеты, оказавшийся в одном из летающих миров. И ведь мы — не какие-нибудь там глупые дикари, нашу технику сдерживают искусственно.
— А как все это относится к Грегорьяну? Орфелин поискал глазами табуретку, устало сел.
— Именно там я его и встретил.
— Так вы что, дружили с ним?
Чиновник старался не смотреть на лицо врача подолгу, иначе плоть растворялась, слой за слоем, обнажая жуткий оскал черепа.
— Да нет, что вы. — Невидящие глаза Орфелина были устремлены на пыльное распятие, окруженное россыпью пожелтевших фотоснимков. — Я возненавидел его с первого взгляда.
Мы встретились с ним во Дворце Загадок, в зале для поединков. Самоубийство, конечно же, считалось незаконным, но начальство смотрело на наши забавы сквозь пальцы — полезная тренировка для будущих лидеров и все такое прочее. Грегорьяна всегда окружали восторженные поклонники, слушавшие разинув рот его разговорчики о теории господства и о возможных биологических эффектах хаотического оружия. Яркий был юноша, харизматичный и предельно самоуверенный. Но слухи о нем ходили нехорошие. Я вот вам сейчас рассказываю и буквально вижу тогдашнего Грегорьяна. Не очень высокий, бледная кожа, уйма самых модных по тому времени драгоценностей — ярко-красные гелиотропы, вставленные прямо в пальцы, на запястьях — серебряные браслеты с венами, пропущенными по хрустальным каналам.
— Да, — кивнул чиновник, — знакомый стиль. Дорогое было, помнится, удовольствие,
— Возможно, — равнодушно пожал плечами Орфелин. — Побрякушками этими я не интересовался, меня просто раздражала его популярность. Вы знаете, на чем я специализировался? На материальной феноменологии. Грегорьян мог трепаться о своем обучении с каждым встречным-поперечным, а я не имел на это права — секретные дисциплины запрещалось обсуждать где бы то ни было и с кем бы то ни было. Весь мой статус базировался на том, что дома, до приезда на Лапуту, я успел попрактиковаться у ведьмы. У знахарки. Ребята держали меня за дрессированную мартышку, да я им и сам подыгрывал. При каждом удобном и неудобном случае напяливал на себя черный балахон, увешанный амулетами, мышиными черепами и пучками перьев. Я играл в самоубийство. И не для того, чтобы хвастаться потом выигрышами, — просто хотелось ощутить холодное дуновение смерти. Ведь проигравший испытывает страшное потрясение, хотя почти никто в этом не признается, предпочитают хорохориться. Я многозначительно намекал, что выигрываю благодаря неким своим магическим силам, ребята слушали развесив уши и верили. А Грегорьян… Увидев мой балахон, он покатился со смеху. Вы играли в самоубийство?
Чиновник замялся.
— Н-ну… один раз. Молодой был.
— Тогда мне не нужно вам объяснять, что эта игра — чистое жульничество. Дурак, решивший строго придерживаться правил, обязательно проиграет. Я хорошо освоил весь джентльменский набор шулерских трюков — выход на дополнительные базы данных, переадресование сигнала противника через миллисекундную линию задержки, да мало ли что можно сделать — и заработал репутацию великого героя интеллектуальных битв. Купался в лучах славы. А Грегорьян сделал меня три раза подряд как маленького. У меня была любовница, такая себе стервочка из Внутреннего круга с аристократической, как на картинке, физиономией. Триумф наисовременнейшей технологии, генетическая коррекция в трех, а то и четырех поколениях. Мало того, что Грегорьян размазал меня по стенке, — он размазал меня по стенке при ней, при своем папаше и при всех моих — очень немногочисленных — друзьях.
— Вы видели его отца? Как он выглядит?
— Не знаю. Это стерли из моей памяти тогда же, прямо на выходе из зала. Большой, вероятно, начальник, иначе чего бы ему так стесняться своего знакомства с игроками. Он там был — вот и все, что я помню.
Через год я вернулся в Приливные Земли на каникулы и привез с собой Грегорьяна. Мы поселились в гостинице моих родителей, вместе, в одной комнате, словно лучшие друзья. К тому времени наша взаимная антипатия переросла в ненависть. Мы договорились о поединке магов — по три вопроса друг другу, победитель получает все.
В назначенную ночь мы отправились на поиски корня мандрагоры. Погода была — хуже некуда. Холод, сырость, на небе — ни звездочки. Мы копались около кладбища для нищих — туда почти никто не ходит, а уж ночью и тем более. Вскоре Грегорьян выпрямился, руки его были в грязи. «Нашел», — сказал он. Он разломил корень пополам и дал мне понюхать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35