— Разве я не изложил ее вам, кабальеро? — произнес капитан с превосходно разыгранным удивлением.— Это единственное, что вы забыли сделать, сеньор.— Это странно, — отвечал капитан. — Я слишком увлекся некоторыми соображениями, которые…— Очень возможно, — перебил его дон Гутьерре, — но, простите, чем больше я на вас смотрю, сеньор, тем больше мне кажется, что я вас где-то встречал.— В этом нет ничего удивительного, кабальеро.— Вы сказали, вас зовут дон Ремиго Диас?— Совершенно точно.— Э! Теперь я вас вспомнил. Вы — сын дона Эстебана Диаса, портного, вы — то прелестное дитя, которое я так часто видел в его магазине и которого я при каждом посещении непременно одаривал песетами.— Это действительно я, кабальеро, -отвечал молодой человек, изящно кланяясь.— Я в восторге, что вижу вас, сеньор! Но позвольте мне, пожалуйста, задать вам один вопрос.— Задавайте, сеньор, и, если я только смогу, поверьте, я буду счастлив дать вам удовлетворительный ответ.— Ведь вы, если я не ошибаюсь, занимались торговлей вместе с вашим отцом, достойным доном Эстебаном? Кстати, он по-прежнему здоров?— Вполне, благодарю вас, кабальеро. Я действительно занимался торговлей вместе с отцом.— Тогда каким же образом вы очутились на военной службе и успели дослужиться до капитанского чина? Ведь это очень высокий чин.— Да, довольно высокий. Но я надеюсь на повышение.— Буду рад за вас.— Благодарю вас. Теперь позвольте мне, сеньор, рассказать вам, каким образом я оказался на военной службе. Это произошло очень просто, как вы сами сейчас сможете убедиться… Вы знаете, что наш дом работает главным образом на военных?— Да, я это помню.— Ну так вот, занимаясь постоянно пошивом мундиров, мне однажды пришло в голову примерить один из них… Я вспомнил, что генерал Комонфор, сделавшийся впоследствии президентом республики, тоже начинал с портняжничества, но только вместо того, чтобы надеть, как это сделал Комонфор, мундир полковника, я проявил скромность и примерил оказавшийся под рукой мундир капитана, который, на мой взгляд, был мне весьма к лицу… Тогда я отправился представиться полковнику Карваялю, который, между нами будь сказано, задолжал моему отцу довольно крупную сумму. Я попросил полковника присвоить мне чин капитана и зачислить меня в его отряд, погасив тем самым висевший на нем долг. Он с радостью согласился, а я таким образом очутился моей же собственной властью произведенным в капитаны.— Я искренне вас поздравляю, сеньор, с принятым вами решением. Теперь вы можете рассчитывать занять со временем и очень высокое положение.Капитан поклонился с сознанием собственного достоинства.— Ах! — воскликнул дон Гутьерре. — Ваш рассказ пробудил в моей памяти одно воспоминание.— Какое, сеньор?— Боже мой, а я ведь тоже ваш должник. Капитан оживился.— В самом деле, кабальеро?— Я в этом совершенно уверен, и в доказательство могу вам даже назвать сумму долга — сто унций.— Так много! — вскричал радостно капитан.— Бог мой, да!.. Вы, надеюсь, извините меня, что я до сих пор не уплатил по этому счету, кабальеро, но у меня в последнее время была такая масса дел, что я совсем забыл об этом.— О, сеньор дон Гутьерре, благодаря Богу, ваша репутация вне всяких подозрений… Я знаю, вы честный человек и за вами ничего не может пропасть.— Благодарю вас за добрые слова, сеньор, но раз. случай привел вас ко мне, я воспользуюсь им, чтобы уплатить долг.— Скажу вам по совести, кабальеро, — отвечал капитан с ничем не сравнимою наглостью, — ваше решение доставляет мне большую радость… В настоящую минуту я крайне нуждаюсь в деньгах, я собственно и приехал за этим, но я, право, не знал, как подступить к такой щекотливой теме.— Я достаточно хорошо знаю, насколько вы деликатны в денежных вопросах, и поэтому хотел избавить вас от объяснений, которые вам были бы неприятны. Потрудитесь подождать всего одну минуту.— Пожалуйста, сеньор, прошу вас. Дон Гутьерре вышел.Оставшись один, капитан встал, осмотрелся по сторонам и, уверенный, что за ним не следят, вытащил из кармана мундира кусок воска и снял отпечатки дверных замков с ловкостью и быстротою, свидетельствовавшими о большом навыке.— Вот и готово, — сказал он про себя, пряча воск и садясь на прежнее место, — теперь у меня есть слепки от всех замков в доме. Никогда не следует ничего упускать из виду — при случае и это может понадобиться… Очень приятно иметь дело с людьми, которые понимают тебя с полуслова… Дон Гутьерре премилый человек, а сто унций, которые он собирается мне дать, как нельзя кстати… Я совсем на мели… Как жаль, что человек этот — враг моей родины! — добавил он с иронической улыбкой.— Прошу вас, кабальеро, — сказал испанец, вернувшись в кабинет. — Вот задолженные мною сто унций… извините, пожалуйста, что я заставил вас так долго ждать.— О! Кабальеро! — отвечал капитан, дрожащими пальцами опуская в карман золотые монеты. — Вы шутите. Напротив, это я вам обязан.Капитан встал. Он достиг цели, которую преследовал, и больше ему уже нечего было здесь делать. Он вежливо простился и удалился.Дон Гутьерре пожелал проводить его до самой двери, возможно, затем, чтобы убедиться, что он действительно уезжает.— Где мой племянник? — спросил испанец у пеона. — По всей вероятности, в гостиной? Попросите его прийти ко мне в кабинет.— Дон Мигуэль ушел, ваша милость, — отвечал пеон.— Как ушел? В такой час?— Да, ваша милость… Взглянув случайно через забор, он заметил двух человек, которые, по-видимому, рассматривали наш дом, и пошел с ними поговорить. Затем, вместо того, чтобы вернуться, он крикнул мне, что скоро вернется, и ушел.— Очень странно, — прошептал дон Гутьерре, направляясь в кабинет.Пеон сказал правду. Дон Мигуэль действительно заметил двух человек, показавшихся ему подозрительными. Вглядевшись в них повнимательнее, он узнал своих новых знакомых Педросо и Карнеро. Тогда, не колеблясь долее, он вышел к ним и, потолковав с ними несколько минут, на прощание дал им денег, о чем пеон не мог сказать своему хозяину, потому что он этого не видел.Между тем дон Ремиго, веселый и счастливый, легкой походкой вышел из дому.— Ну вот, — пробормотал он, оглядываясь по сторонам, — ни моей лошади, ни солдат моих нет… Куда это они запропастились?Он сделал несколько шагов вперед, по всей вероятности, в надежде найти их. Но тут на голову ему внезапно набросили плащ и прежде, чем он успел опомниться и оказать хотя бы малейшее сопротивление, он оказался на земле, связанный по рукам и ногам, так что не мог даже пошевелиться.Впрочем, он и не пытался этого делать. Оказавшись в западне, он вел себя тихо и не произносил ни единого слова.Тот или те, которые так внезапно на него напали, вывернули и опустошили все его карманы, в том числе прихватили и только что полученные сто унций, а затем спокойно удалились, бросив его на произвол судьбы.Его обидчики ретировались так умело, что капитан, как ни прислушивался, не мог предположить даже, в каком направлении они могли исчезнуть.Прошло несколько минут, в продолжение которых капитан предавался грустным, безрадостным размышлениям, не переставая чутко прислушиваться к малейшему звуку. Но вокруг стояла мертвая тишина. Он тщетно пытался разорвать узы и сбросить с головы плащ, чтобы окончательно не задохнуться, но связали его, судя по всему, люди, хорошо знающие свое дело, и все усилия доблестного капитана остались втуне.Наконец послышался быстрый галоп нескольких лошадей, приближавшихся к тому месту, где он лежал. Лошади остановились, и хорошо знакомый капитану голос Педросо прозвучал почти у самого уха:— Карай! Да ведь это капитан!.. Его убили!— Э! Нет! Бездельник! — взревел дон Ремиго. — Я не умер, по крайней мере, я так не считаю, хотя весь разбит! Освободите же меня ради самого черта!Педросо и друг его Карнеро бросились освобождать своего капитана от связывавших его пут.Капитан глубоко вздохнул несколько раз с видимым удовольствием.— Вам надо бы явиться немного раньше, негодяи… Кстати, куда это вы запропастились? Я не мог вас найти, выйдя из дому.— Мы гонялись за лошадью, капитан, — нагло лгал Карнеро.— Что? Вы ловили мою лошадь?— Да. Едва вы вошли в дом, как из кустарников выскочил неизвестный человек, завладел лошадью, обрезал у нее повод и умчался на ней… Мы были недостаточно близко, чтобы остановить негодяя, поэтому мы пустились за ним вдогонку, но он, по-видимому, не имел намерения украсть лошадь, потому что после получасовой бешеной скачки, в продолжение которой мы так и не смогли его нагнать, он остановился и, бросив лошадь среди дороги, исчез в чаще, куда нам уже нельзя было за ним гнаться… Волей-неволей пришлось отказаться от поимки негодяя. Мы взяли лошадь и вернулись назад.— Что это за сказку рассказываете вы мне, негодяи? — вскричал капитан гневно.— Это не сказка, а вполне правдивая история, капитан, — невозмутимо отвечал Педросо. — Теперь мне ясно поведение этого человека, которое поначалу казалось очень странным.— Ну, говорите, что вам ясно?— Карай! Все очень просто. Этот человек хотел заставить нас удалиться затем, чтобы дать своим сообщникам, по всей вероятности, скрывшимся в этой чаще, возможность напасть на вас при выходе из дома, где вы были в гостях.Капитана, видимо, заставил призадуматься рассказ его сообщников, вовсе не такой уж неправдоподобный. В последние дни ему не раз и самому приходилось слышать о подобных случаях. В конце концов, он поверил рассказу Педросо, тем более, что его слова с готовностью подтвердил Карнеро, и подозрение, мелькнувшее было в голове капитана относительно дона Гутьерре, совершенно развеялось. Кроме того, он отлично понимал, что богатый гасиендер, не ожидавший его визита, не мог вдруг, экспромтом, подготовить ему ловушку.— А если вам доведется когда-нибудь встретить этого человека, узнаете вы его или нет? — спросил капитан у Педросо.— Вполне, капитан. Мы успели рассмотреть его как следует.— Тогда, значит, еще не все потеряно.— Только вот беда, мы не видели его лица, — добродушно заметил Карнеро.— Как это так, негодяй, не видели?— Капитан, это значит, что он все время показывал нам только спину.— Убирайтесь к черту! Вы оба болваны.Разбойники обменялись насмешливыми взглядами и стали усердно помогать капитану, основательно деморализованному в результате случившегося, сесть на лошадь.— Черт побери всю эту дурацкую историю! — пробормотал дон Ремиго. — Мне удалось так ловко заполучить сто унций… Будь прокляты эти мошенники, сумевшие отнять у меня золото!И, окинув долгим тоскливым взглядом дом дона Гутьерре, капитан с грустью повернул лошадь на дорогу.Не удивительно, что дон Ремиго был так грустен, у него были на то серьезные причины. Зато солдаты его, наоборот, были веселы, как никогда. Они так громко смеялись и разговаривали между собой, что незадачливый капитан буквально выходил из себя, однако не смел заставить их вести себя деликатнее.Наконец, когда трое всадников подъехали к деревне, дон Ремиго повернулся к Педросо.— Вы что-то слишком веселы сегодня.— А что! — нагло отвечал негодяй. — Нам пока, слава богу, не о чем грустить.— Конечно, — отвечал капитан, вздыхая. — У вас никто не украл сто унций.— Да неужели, капитан, у вас была при себе такая крупная сумма! Это очень неосторожно с вашей стороны.— Я только что получил ее, — грустно проговорил капитан.— Тогда другое дело, капитан… А я, например, никогда не ношу с собой больше четырех унций из опасения какого-нибудь несчастного случая.Дон Ремиго насторожился.— Четыре унции!.. Это очень недурно. А эти деньги в настоящую минуту при вас?— Конечно, капитан.— И вы, Карнеро, имеете при себе столько же?— О! Я еще богаче, капитан, у меня целых шесть унций.— Вот оно что, — опять со вздохом проговорил капитан. — Теперь я понимаю, почему вы так веселы. Послушайте, Карнеро и Педросо, -добавил он через минуту, — вы должны оказать мне услугу.— Э! — неопределенно воскликнул Карнеро.— Гм! — задумчиво хмыкнул Педросо.— Вы не желаете, друзья мои? — с упреком вопросил капитан.— О! Нет, — поспешно возразил Карнеро.— Мы отказываемся, — отрубил обычно более сговорчивый Педросо.— Что? Вы отказываетесь?— Да, капитан. Но, если вы не будете иметь ничего против, мы можем предложить вам маленькую сделку.— Согласен, это избавит меня от благодарности.— Благодарность — это теперь устаревшее дело, капитан, — сказал Педросо, презрительно сморщив губы.— Ну, и какую же вы мне предлагаете сделку?— Вы предоставите нам отпуск на месяц, чтобы мы могли повеселиться, где нам заблагорассудится.— Вы подрядились на какое-нибудь дело, негодяи!— Я не говорю «нет».— Ну и как, стоящее это дело?— Неплохое, капитан.— А мне разве нельзя будет поучаствовать в этом деле?— Нет, тут как раз в аккурат на двоих, третий съест всю пользу.— Тогда не будем больше об этом и говорить… Итак, значит, вы хотите получить отпуск на месяц?— Да, капитан.— А что вы мне за это дадите?— Сто пиастров, — торжественно объявил Педросо.— Этого слишком мало… вы хорошие солдаты, и я оцениваю ваши услуги по четыре пиастра в день.— О! Мы столько не стоим, капитан.— Вы слишком скромны… Сто двадцать пиастров, или вы не получите отпуска… Таким образом, всего-то придется по шестидесяти пиастров на каждого, можно сказать, даром… Кто знает, сколько вы получите за ваше «дело»! Ну, как? Согласны?— Идет, сто двадцать пиастров, капитан.— Гм! Мне следовало бы потребовать с вас больше! Ну, да ладно, я слишком добр. Давайте деньги!— Извините, капитан, а наш отпуск?— Я подпишу его в одну минуту.— Ну, знаете, капитан, мы вам даем деньги, а вы нам — товар. Так, по крайней мере, будет справедливо.Дон Ремиго понимающе улыбнулся и десять минут спустя уже подписывал отпуск и весело клал в карман полученные им от солдат семь унций…Вечером у дона Мигуэля и его дяди состоялся разговор, затянувшийся далеко за полночь.Когда все легли спать и в доме погасли огни, молодой человек в сопровождении дона Гутьерре направился к загону, оседлал свою лошадь и тихо выехал со двора, а дядя сам затворил за ним ворота.Затем дон Гутьерре закутался в плащ, поскольку ночь была довольна прохладная, лег на землю возле забора и стал терпеливо ждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26