- Еще бы! Я с самого начала опасался, что многие, в том числе и
король дон Фернандо, чья щепетильность в этих вопросах общеизвестна,
превратно истолкуют поведение дона Фелипе. Вижу, мои опасения были не
напрасны.
Горечь, прозвучавшая в голосе падре, тронула дона Альфонсо. Он вовсе
не был толстокожим и черствым человеком; к тому же он ни в коей мере не
разделял ханжеских воззрений своего отца, короля Фернандо IV.
- Боюсь, вы преувеличиваете, дон Антонио, - с удвоенной осторожностью
заметил он. - При дворе о доне Фелипе ходят самые разноречивые слухи,
которые мало кто воспринимает всерьез. А что до его величества, то он
склонен считать, что господин граф еще слишком молод, а потому
легкомыслен.
Падре угрюмо покачал головой.
- Увы, не от легкомыслия это, милостивый мой государь, но скорее от
отчаяния. Когда умерла донья Луиза, дону Фелипе еще не исполнилось
пятнадцати лет, он был сущим ребенком... да и сейчас он еще мальчишка - и
на него свалилось такое горе, которое способно сломить и взрослого
человека... Гм. По сути дела, так ведь и случилось с его отцом. И вот
ирония судьбы: мать дона Фелипе умерла при его родах, а его жена - при
родах его ребенка; в этом я усматриваю нечто большее, чем простое
совпадение. И дон Фелипе так считает, он убежден, что на него и его бедную
жену с их не родившимся ребенком обрушилась кара Божья за грехи отца. Это
постоянно гнетет его, не дает ему покоя. А тут еще родители доньи Луизы...
Я, конечно, понимаю их горе - они потеряли дочь; но даже в горе не следует
забывать о сострадании и чисто человеческом участии. Аморально причинять
боль другим только потому, что самому больно. Господин герцог всю жизнь
смотрел на дона Фелипе как на убийцу своей жены, а отец доньи Луизы
напрямую обвинил его в смерти дочери. К счастью, у дона Фелипе хватило
мужества не возненавидеть в ответ весь мир... - Падре печально взглянул на
гостя. - Знаете, дон Альфонсо, я отнюдь не считаю, что дон Фелипе избрал
не лучший для себя способ забыться, заглушить свою боль. Да простит меня
Бог, но я предпочитаю, чтобы он и дальше предавался греху распутства, чем,
упаси Господи, пошел по стопам своего отца.
Дон Альфонсо понимающе кивнул.
- Да, я слышал эту историю.
- То-то и оно. Господин герцог отравил жизнь не только себе, но и
окружающим. Дон Фелипе пострадал больше всех остальных, однако и другим
приходилось несладко. Я не отрицаю, что среди владык земных мало найдется
таких мудрых, справедливых и рассудительных мужей, как нынешний герцог
Аквитанский, и тем не менее в частной жизни, не в упрек ему будет сказано,
он человек тяжелый, порой невыносимый... Я, дон Альфонсо, лишь рядовой
священнослужитель; возможно, это дерзость с моей стороны - по-своему
толковать Священное Писание, и все же я склонен ставить заповедь Господню:
"Возлюби ближнего своего" гораздо выше чем: "Не возжелай жены ближнего
своего". Вы можете не согласиться со мной, но я искренне убежден, что дон
Фелипе, в отличие от своего отца, сделал правильный выбор - уж коль скоро
перед ним возникла такая прискорбная необходимость выбирать между
нарушением одной из этих двух заповедей.
- Я всецело разделяю ваше мнение, дон Антонио, - сказал дон Альфонсо,
и не только из одной лишь вежливости; рассуждения преподобного отца явно
пришлись ему по душе. - Среди прочих грехов грех сладострастия самый
простительный, ибо это наиболее распространенный человеческий порок, и мы
должны относиться к нему со снисхождением и христианской терпимостью,
которой учил нас Господь наш Иисус.
Еле заметная улыбка тронула губы падре Антонио.
"Да уж, - подумал он, - Слыхал я, что и вы, монсеньор, далеко не
святой в этих делах".
- Да, кстати, - вновь отозвался дон Альфонсо. - Если не секрет, где
сейчас господин граф?
Падре грустно усмехнулся.
- Какой уж там секрет! Ясно где... Где же ему еще быть.
Гость непринужденно рассмеялся. Глядя на его веселое лицо, слушая его
жизнерадостный смех, падре улыбнулся по-настоящему, даже морщины на его
лбу чуть разгладились. Во всяком случае, подумал он, в славившемся на всю
Европу своим твердолобым ханжеством королевском доме Кастилии и Леона у
Филиппа нашелся один доброжелатель, если не союзник. И не кто-нибудь, а
сам наследник престола.
А в это же время к замку приближалась довольно странная процессия.
Впереди бешеным галопом неслась лошадь с всадником, на котором из одежды
были только штаны, сапожки и небрежно натянутая, причем наизнанку,
рубашка. Шагах в ста - ста пятидесяти позади его преследовала группа из
девяти человек разного возраста в полном боевом снаряжении, качество
которого, впрочем, оставляло желать лучшего. Немилосердно подгоняя
лошадей, они грозно размахивали мечами и бросали вдогонку беглецу угрозы и
проклятия, а время от времени пускали стрелы, которые, к счастью, не
достигали своей цели.
Приближаясь к мосту, преследуемый громко крикнул:
- Педро, это я!
Когда подковы застучали по дубовым доскам подъемного моста, ворота с
тугим скрипом начали отворяться. В образовавшуюся щель влетела покрытая
пеной лошадь, чуть было не сбив с ног старого привратника.
- Опускай решетку! - велел молодой всадник лет шестнадцати,
останавливаясь. - Ну! Скорей!
Но было уже поздно. Погоня ворвалась во двор, и старый Педро снова
едва успел отскочить в сторону, чтобы не попасть под копыта лошадей.
Тогда Филипп (а юношей в рубашке наизнанку был именно он) опрометью
спешился и выхватил из ножен ближайшего к нему стражника меч. Стражник
никак не отреагировал на действия своего господина и только тупо таращился
на людей, бесцеремонно вторгнувшихся в замок, который он охранял.
- Ну! - обратился Филипп к своим преследователям. - Кто первый? И
решайте живее, не то мои люди соберутся.
Предупреждение было не лишним: как только часовой на башне (малый
более расторопный, чем тот стражник, у которого Филипп позаимствовал меч)
дал сигнал тревоги, весь замок наполнился шумом, топотом ног, бряцанием
стали о сталь - воины гарнизона и слуги спешно вооружались.
- Негодяй! - гневно выкрикнул старший из непрошеных гостей. -
Развратник! Ты ответишь за все, паршивый ублюдок!
- Мы ждем, - спокойно произнес Филипп, с глубоким презрением глядя на
предводителя.
- Сейчас, сейчас, мерзопакостная скотина, - рычал тот. - Час расплаты
настал, грязное, похотливое животное. Ты еще горько пожалеешь о том дне,
когда впервые увидел Терезу. Сопливый засранец! Сукин ты сын! Да я тебя...
Я размажу тебя по этой стене, говнюка такого!
- Сомневаюсь, - невозмутимо ответствовал Филипп. - Боюсь, это вам
придется горько пожалеть о той минуте, когда в ваши глупые головы пришла
идиотская мысль выслеживать меня. А с вами, Диего де Сан-Хуан, - обратился
он непосредственно к старшему, - у меня особые счеты. Если вы полагаете,
что я оставлю безнаказанными ваши гнусные оскорбления, то глубоко
заблуждаетесь. Мы с вами еще поговорим об этом - но в другое время и в
другом месте. А теперь убирайтесь вон, или я прикажу страже разоружить вас
и выпороть плетьми.
- Мы еще посмотрим, кто кого выпорет, - огрызнулся Диего де Сан-Хуан.
Ослепленный яростью, он совсем не учел того обстоятельства, что во дворе
уже собралось около полусотни вооруженных людей Филиппа, и готов был
вместе со своими спутниками ввязаться в неравный бой.
Но тут, в самый критический момент внезапно прозвучал властный голос:
- Минуточку, господа! Поумерьте свой пыл. Что здесь происходит?
В свете факелов между противниками появился молодой человек лет
двадцати пяти, одетый в дорожный костюм, без шляпы и почти безоружный - на
его поясе висел лишь короткий кинжал. Подбоченясь и гордо вскинув голову,
он устремил на вторгшихся пронзительный взгляд своих карих глаз.
- Черт тебя подери! - еще пуще разозлился Диего де Сан-Хуан.- А ты
кто такой?
- Вы невежа, сударь. Я Альфонсо Астурийский. Советую принять это к
сведению.
И взглядом, и осанкой, и голосом он разительно отличался от того дона
Альфонсо, который несколько минут назад вел вежливую, неторопливую беседу
с преподобным Антонио.
Ответом на это ошеломляющее известие было девять почти одновременных
прыжков с лошадей. Все незваные гости разом обнажили головы.
- Ваше высочество, - растерянно пробормотал Диего де Сан-Хуан, наглая
самоуверенность которого мигом улетучилась в присутствии старшего сына
короля. - Ваше высочество, мы же не знали...
- Теперь знаете. Кто вы такие?
- Я Диего де Сан-Хуан, а это мои братья - Хуан Антонио де Сан-Хуан,
Энрике де...
- Хватит, достаточно. А теперь отвечайте: по какому такому праву вы
вторглись в чужой замок? Тем более, в замок вашего сеньора.
- Ваше высочество! Справедливости! - заорал один из младших де
Сан-Хуан. - Этот негодяй обесчестил наш дом, опозорил нашу семью.
- Опозорил, говорите? И как же? - с улыбкой спросил наследник
престола, догадываясь, впрочем, о подоплеке происходящего. - Расскажите
мне все по порядку, ведь королевская власть затем и существует, чтобы
справедливость торжествовала.
И Диего де Сан-Хуан начал:
- Мы застали этого развратника, этого негодяя...
- Постойте! - оборвал его обвинительную речь дон Альфонсо. - Прежде
всего, негодяев здесь нет - кроме вас, возможно, судя по вашему поведению.
Если вы имеет в виду своего сеньора, дона Фелипе, так прямо и скажите.
- Ваше высочество, - произнес пристыженный Диего. - Я уже давно
подозревал, что этот ... сеньор дон Фелипе соблазнил нашу сестру, а
сегодня мы выследили его. Он был... был... - старший брат запнулся.
- Где он был, по нему видно, - тон кастильского принца оставался
суровым, однако чувствовалось, что комизм ситуации начинает его забавлять.
- И что же вы требуете?
- Наказать бесчестного насильника, вот что! - вмешался
двенадцатилетний мальчишка, младший из братьев. - Дабы другим неповадно
было.
- Даже так? - Дон Альфонсо вопросительно поглядел на Филиппа.
"Ай, какой красавец! - подумал он. - Неудивительно, что женщины
наперебой вешаются ему на шею".
Филипп с вызовом смотрел на него - смущенный, но не растерянный.
"Если мне удастся заманить его в Толедо, многие наши дамы по гроб
жизни будут благодарны мне за эту услугу, - решил дон Альфонсо; очевидно,
он неплохо знал столичных дам. - Гм... Зато от их мужей я благодарности не
дождусь".
- Итак, вы утверждаете, - он опять повернулся к братьям, - что дон
Фелипе обесчестил вашу сестру.
- Да! - ответил ему хор в девять глоток.
- И наш дом, - добавил Диего.
- О доме пока речь не идет. Разберемся сначала с сестрой. Она
жаловалась вам на дона Фелипе?
Диего де Сан-Хуан изумленно вытаращил глаза.
- Что-что? - сиплым голосом переспросил он.
- Жаловалась ли она, повторяю, что дон Фелипе наглумился над ней?
Братья были ошарашены таким толкованием их обвинения.
- Нет, ваше высочество, не жаловалась, - первым опомнился Диего. -
Боюсь, вы превратно поняли нас. Он не глумился над ней... То есть, на
самом деле он наглумился, но он не...
- Так что же он сделал, в конце-то концов?
- Он... э-э... Сестра сама... э-э...
- Ну!
- Тереза... то бишь наша сестра... она добровольно... э-э...
- Полно вам мычать! - прикрикнул дон Альфонсо, еле сдерживаясь, чтобы
не расхохотаться. - Вы хотите сказать, что она по своей воле спала с ним?
- Ну...
- Да или нет?
- Да, ваше высочество. Но...
- Тогда я ничего не понимаю, господа. - Дон Альфонсо скривил забавную
гримасу, которая должна была означать безграничное удивление. - Какие у
вас могут быть претензии к дону Фелипе? Он вел себя как истинный
кабальеро, в чью обязанность вменяется всячески угождать даме, исполнять
любой ее каприз.
Диего громко застонал, сообразив наконец, что ни о каком правосудии
речи быть не может. Королевская Фемида повернулась к нему спиной, а его
семья, кроме всего прочего, стала объектом язвительных острот со стороны
первого принца Кастилии.
- Но ведь он соблазнил ее! - воскликнул младший де Сан-Хуан, еще не
понявший, что над ним смеются. - Он обесчестил нашу сестру, наивную,
неопытную, доверчивую...
- Ладно, - как от назойливой мухи отмахнулся от него дон Альфонсо. -
Я сам займусь этим соблазнителем, - он кивнул в сторону Филиппа. - А вы
ступайте разбирайтесь с сестрой. Боюсь, ее ожидают весьма неприятные
минуты.
- Но...
- Никаких "но"! Прошу освободить замок, господа. Я уже сказал вам,
что сам разберусь с доном Фелипе. Вы чем-то недовольны?
Разумеется, братья были недовольны, однако возражать сыну своего
короля они не осмеливались и лишь бросали на Филиппа злобные взгляды.
Когда они, наконец, убрались восвояси, и ворота замка за ними
захлопнулись, дон Альфонсо, весело посмеиваясь, подошел к Филиппу.
- Рад познакомиться с вами, граф, - сказал он.
Филипп сдержанно поклонился.
- Я весь к вашим услугам, монсеньор. Почту за большую честь, если вы
согласитесь воспользоваться моим скромным гостеприимством.
- Пожалуй, так я и сделаю, - с серьезной миной произнес кастильский
принц, но глаза его продолжали смеяться.
К ним приблизился падре, тяжело дышавший от волнения. Шел он
медленно, с некоторым трудом переставляя ноги и шаркая сильнее обычного, а
левую руку прижимал к груди, но лицо его выражало глубокое облегчение.
- Да благословит Бог ваше высочество, - сказал он. - Кабы не вы, эти
дикари затеяли бы бойню. Само Провидение привело вас в наш дом.
- Ну, если вы считаете моего отца Провидением, - улыбнулся дон
Альфонсо, - то так оно и есть... Да, кстати. Как раз перед тем, как
начался весь этот сыр-бор, нас пригласили к столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36