дитя любви, закончившейся ненавистью, и рождена она в тяжких муках раскаяния…
Я тряхнул головой, прогоняя прочь воспоминания. Брендон, всё это время смотревший на меня, истолковал моё поведение по-своему.
– Я понимаю, Артур, тебе трудно в это поверить. Внутри каждого человека столько грязи, что лишь он сам может терпеть её, да и то не всегда. А для постороннего увидеть её, прикоснуться, попробовать – в лучшем случае противно. Всё это так; но ведь должны же быть исключения. Те самые исключения, которые подтверждают общее правило, исключения, без которых это самое правило становится бессмысленным. В случае с Даной как раз имело место такое исключение, и вместо всего наихудшего, что в ней есть, что есть в каждом человеке, я увидел самое прекрасное. Может быть, мне помог опыт общения с Брендой. Мы научились терпеть грязь друг друга, как свою собственную; в некотором смысле, она у нас общая. И отношения между нами сродни отношению других людей к самим себе: толика презрения, изрядная доля скепсиса и безграничная самовлюблённость.
– Похоже, вы не мыслите себя друг без друга, – сказал я.
– Ещё бы, – кивнул Брендон. Затем он подозрительно покосился на меня и добавил:
– Но если ты намекаешь…
– Ни на что я не намекаю, – поморщившись, произнёс я. – И знаешь, брат, мне кажется, что вы с Брендой отчасти сами виноваты в том, что вас подозревают в кровосмешении. Ваши настойчивые утверждения, что между вами ничего нет, не было и быть не может, производят обратный эффект. Я-то, положим, верю вам, потому что хочу верить, однако вынужден признать, что ваш излишний пыл настораживает. Будь я объективен по отношению к вам, я бы, пожалуй, припомнил пословицу, которая гласит, что дыма без огня не бывает. Или другую, ещё более меткую – на воре шапка горит.
Брендон был явно обескуражен моим ответом. Несколько секунд он в недоумении смотрел на меня, потом смущённо отвёл взгляд, достал из кармана сигарету и закурил. Сделав глубокую затяжку и выдохнув дым, он сказал:
– Хорошо, Артур, мы с Брендой учтём твоё замечание. И кстати, о горящих шапках. Всякий раз, когда речь заходит о Дане, у тебя слегка дрожит голос, а порой краснеют щёки. С чего бы это?
Сначала я почувствовал лёгкое раздражение и хотел было посоветовать Брендону не совать свой нос в чужие дела. Но потом я сообразил, что он вовсе не поддевает меня, и его вопрос продиктован не праздным любопытством. Моё раздражение мигом улетучилось.
– Да никак ты ревнуешь, братец! – сказал я.
– Ревную, – честно признался Брендон. – Я же говорил, что у меня серьёзные намерения. Поэтому мне небезразлично всё, что между вами происходит. А между вами что-то нечисто – это и ослу понятно. Вы любовники?
Я вздохнул, забрал у Брендона сигарету, в три затяжки докурил её и выбросил окурок за борт.
– Нет, – ответил я. – Мы не любовники и никогда не станем любовниками. – Боясь, что мои слова прозвучали не слишком убедительно, я поспешил добавить:
– Ты ошибаешься, считая меня своим соперником, Брендон. Не я твой соперник.
– А кто же?
– Морган Фергюсон. Относительно Даны у него тоже серьёзные намерения. Он собирается развестись с женой, чтобы жениться на ней.
– Ага, – сказал Брендон, нахмурившись.
– Вот то-то же. И я считаю своим долгом предупредить вас обоих – во избежание возможных недоразумений.
Пока мой брат переваривал полученную информацию, я сунул руку за отворот камзола и извлёк оттуда небольшое круглое зеркальце. Брендон собирался встать и отойти в сторону, но я жестом велел ему оставаться на месте.
Рябь… Туман… Контакт.
Я увидел лицо Даны в обрамлении золотисто-рыжих волос, которые беспорядочно разметались по подушке. Она смотрела на меня, сонно улыбаясь, и часто моргала своими большими зелёными глазами. Лично для меня нет зрелища прекраснее, чем вид нежащейся в постели девушки, и мне стоило больших усилий не залюбоваться ею в присутствии Брендона.
– Доброе утро, Дана, – сказал я. – Извини, если разбудил тебя.
– Привет, Артур, – ответила она. – Не беспокойся, я уже давно проснулась. Вот только никак не могу заставить себя встать.
– Почему? Ты заболела?
– Слава богу, нет. Просто мне скучно. После твоего возвращения мы с Дейрдрой ни разу не ссорились по-настоящему.
– Так это же великолепно!
Дана вздохнула.
– Может быть. Но, признаться, я так привыкла к нашим утренним ссорам, что теперь скучаю без них.
(Каково, а?! Нет, женщины – это что-то с чем-то!)
– Между прочим, – сказал я. – Ты помнишь моего брата Брендона?
– Такой невысокий, очень симпатичный, с голубыми глазами и светлыми волосами?
– Он самый.
– Дейрдра сказала, что он прибыл вместе с тобой.
– Да. И сейчас он тоже скучает. Ты не хочешь поскучать вместе с ним?
Дана удивлённо подняла брови.
– Как это?
– Очень просто, – ответил я и сунул в руки растерянному Брендону зеркальце. – Думаю, нет нужды представлять вас друг другу?
Не давая им времени опомниться, я встал со скамьи и быстрым шагом направился к кормовой части корабля, где находились наши каюты. На полпути до меня донёсся сбивчивый голос Брендона:
– Здравствуйте, Дана… Вы не против, если я буду называть вас просто по имени?
Что ответила Дана, я уже не расслышал; но вряд ли она стала возражать.
В просторной каюте, которую занимали наши девочки, я застал только Бренду. Одетая в розовую пижаму, сестра сидела на широкой койке, поджав под себя ноги, и возилась со своим портативным компьютером.
– Привет, Артур, – сказала она, не переставая нажимать на клавиши. – Как спалось?
– Спасибо, хорошо, – ответил я. – Только немного озяб ночью… – Тут я растерянно умолк, обнаружив, что в каюте жарко, как в печке. Источником тепла был невесть откуда взявшийся электрический камин, подключенный к небольшому генератору, который черпал энергию из Формирующих. – Чёрт побери! Как это мы с Брендоном не додумались?..
Бренда отложила в сторону компьютер, вытянула ноги и рассмеялась.
– Мужчины! При всей вашей изобретательности, вы ужасно непрактичный народ. И ленивый к тому же. Чего вам стоило раздобыть нагреватель и детали для генератора? Мы с Пенни провернули это за полчаса; а вы из-за своей лени мёрзли всю ночь. Поделом вам.
Почувствовав, что начинаю потеть под ворохом тёплой одежды, я снял с себя плащ, камзол, берет с балабоном и расстегнул две верхние пуговицы рубашки.
– Это моя вина. Брендон слишком поглощён мыслями о Дане, чтобы обращать внимание на такие пустяки, как холод.
– Вот как, – сказала Бренда. – Ты уже раскусил его?
– Давно.
– И небось, находишь это забавным?
– Вовсе нет. Дана замечательная девушка и достойна любви Брендона. – Я подошёл к рабочему столу Пенелопы и просмотрел сделанные ею эскизы герба нашего будущего Дома. В основном это были дракончики в разнообразных позах, но среди них я узрел кое-что новенькое. – Ага! Неплохая задумка. Красный дракон с белым единорогом; по-моему, то, что нам нужно.
– Это моя идея, – сообщила Бренда. – Мне пришло в голову, что раз ты женишься на Дейрдре, то было бы логично объединить ваши фамильные гербы в один. Таким образом, и драконы будут сыты, и единороги целы.
– Не думаю, что твоя идея понравилась Пенни, – заметил я.
Бренда утвердительно кивнула.
– Сначала она была возмущена, но затем всё-таки признала разумность моих доводов. Хотя энтузиазмом не воспылала. Бедняжка никак не может смириться с тем, что у тебя будет жена.
Я вздохнул, сел на мягкий стул и принялся рассматривать эскиз. Поле герба было разделено надвое двойной косой чертой; в левой верхней части был изображён вставший на дыбы дракон, а в правой нижней – изящный, с длинной гривой единорог, гордо вскинувший голову и бьющий копытом о землю. Оба мифологических животных выглядели как живые; дракон излучал силу и мужественность, единорог был само воплощение грации и женственности. То, что Бренда воспринимала как механическое совмещение двух картинок, для Пенелопы было наполнено сексуальной символикой. Неудивительно, что идея Бренды вызвала у неё протест – ведь она сразу увидела в образе дракона и единорога меня и Дейрдру…
– Да, кстати, – сказал я. – Где Пенни?
– На камбузе, – ответила сестра. – За завтраком она заявила, что корабельный кок скверно готовит, и решила сегодня побаловать нас роскошным обедом.
Я усмехнулся.
– То-то я и гляжу, что на палубе непривычно пусто. Наверное, весь экипаж сейчас наблюдает за тем, как принцесса из рода Пендрагонов занимается стряпнёй.
– Да уж, точно, – согласилась Бренда. – Для них это будет незабываемое зрелище. – Она встала с койки, вступила босыми ногами в тапочки, накинула поверх пижамы кружевной халат и подошла ко мне. – Артур, ты не подумай, что я навязываюсь, но мне хотелось бы знать, когда ты собираешься представить нас Источнику.
– В любое удобное для вас время, – ответил я. – Теперь слово за вами, и я жду, когда вы сами проявите инициативу. Но похоже, что не все из вас готовы к этому.
– Твоя правда, – кивнула сестра. – Брендон сейчас явно не в форме. Он как раз переживает ту стадию влюблённости, когда человеку безразлично всё на свете, кроме объекта его нежной страсти.
– А Пенелопа?
Бренда немного помедлила с ответом.
– Надеюсь, ты меня правильно поймёшь, Артур. Твоя дочь хорошая девочка, умная, проницательная, отзывчивая и так далее, но она ещё молоденькая, почти что ребёнок. Пенни привыкла к спокойной, размеренной жизни, она создала свой уютный мирок, где нет места проблемам вселенского масштаба и глобальным потрясениям. Ей чужды властные амбиции, её честолюбие вполне довольствуется рамками изобразительного искусства, и она не уверена, нужно ли ей вообще такое огромное могущество. Её пугает перспектива взвалить на себя ответственность за судьбы мира.
– Пенни мне ничего не говорила о своих сомнениях, – заметил я.
– И не скажет. Ты её отец, она любит тебя и из любви к тебе готова разделить с тобой это тяжкое бремя. Но я очень боюсь, что такая ноша окажется ей не по плечу.
– Так что же ты предлагаешь?
– Дай ей время, пусть подрастёт немного. По части раннего взросления Пенни не пошла в тебя или Диану; тут она больше похожа на свою бабушку-тётю. – Бренда улыбнулась. – Говорят, наша мама до двадцати четырёх лет ни днём, ни ночью не расставалась со своей любимой куклой.
Я тоже улыбнулся. Эта история была мне хорошо известна. Знаменитая кукла покинула мамину постель только после того, как родилась моя старшая сестра Эрика. С тех пор эта кукла стала вроде нашего семейного талисмана, и сейчас с ней играет самая младшая из моих племянниц, пятилетняя малышка Юнона-Анжела.
– Ну а ты, сестричка? – спросил я. – Чувствуешь ли ты себя достаточно взрослой?
– Со мной нет проблем. Я готова взять на себя часть твоих забот.
– Когда?
– Когда угодно. Хоть сейчас.
– Значит, после обеда?
Бренда мотнула головой.
– Лучше прямо сейчас. Когда я поем, меня клонит ко сну, а сейчас я свежая и бодрая. Это самый подходящий момент.
– Что ж, воля твоя, – сказал я, поднимаясь со стула. – Сейчас так сейчас.
– Что мне делать? – спросила сестра.
– Ничего особенного, – ответил я, подступил к ней вплотную, обнял её за плечи и призвал Образ Источника. – Просто расслабься и постарайся выбросить все мысли из головы.
Бренда крепко прижалась ко мне и прошептала:
– Не могу…
– Что ты не можешь?
– Выбросить из головы. Одна мысль не даёт мне покоя.
– Какая же?
– Мне очень жаль, что ты мой родной брат.
«Этого ещё не хватало!» – удручённо подумал я и дал Образу команду перенести нас в Безвременье.

Taken: , 1 ГЛАВА 6

В отличие от перемещений в пространстве и между мирами, путешествие в Безвременье не сопровождается потерей тяжести и фиолетовой мглой, окутывающей при входе в Тоннель; это явление иного порядка. Мы ощутили мимолётное головокружение и тотчас очутились в другом месте, у подножия знакомого мне холма, покрытого буйной растительностью.
Бренда отстранилась от меня и с интересом огляделась вокруг.
– Так это и есть центр вселенной? – спросила она.
– В некотором роде, – ответил я. – А что ты видишь?
– Лиловую траву, зелёное небо, холм, цветы… Но почему ты спрашиваешь?
– Мне кажется, что всё это иллюзия.
Бренда хмыкнула, наклонилась к земле, потрогала траву, ткнула пальцем в мягкую почву, затем сорвала ближайший серебристый цветок и понюхала его.
– Если это иллюзия, то очень правдоподобная, – заметила она. – Ой!.. Смотри!
Цветок растаял в её руках и в тот же момент появился там, где только что был сорван.
– Это я и имел в виду, – сказал я. – И трава, и цветы здесь ненастоящие, потому что они не растут. Здесь всё неизменно, ибо здесь нет времени. Каждое мгновение здесь длится вечность.
– А наши тела? – спросила Бренда, поднимаясь с корточек. – Они тоже иллюзия?
– Сложный вопрос. Сейчас мы одновременно находимся в двух разных местах – на корабле, плывущем по реке Боанн, и здесь, в Безвременье. Впрочем, для материального мира наша раздвоенность будет длиться бесконечно малый промежуток времени, однако здесь это могут быть дни, годы, столетия.
– И всё же моя одежда вполне реальна. – Бренда распахнула халат, ничуть не стесняясь меня, расстегнула пуговицы своей пижамы и погладила свои небольшие упругие груди. – Нет, моё тело не иллюзия. Это несомненно.
Я в замешательстве опустил глаза.
– Сестричка, ты кое-что сказала мне… И это меня тревожит.
– Да? – Бренда спохватилась и торопливо запахнула полы халата. – Что именно?
–
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44