Кесарем! Дела-а…
– Правда, корону ему ещё не привезли, но патриарх грамоту отписал, всё честь по чести, – пояснил Карсидар. – Между прочим, патриарх скоро приедет в Киев и лично привезёт корону. Думаю, будет просить помощи против… латинских рыцарей, – он чуть не сказал: «хайлэй-абир». – Однако сперва нам нужно разобраться с татарами.
– Вот-вот! – подхватил Ипатий, заметно оживившись. – Я и хотел узнать, не возьмёшь ли ты с собой и меня. А, Давид?
– О чём разговор! – воскликнул Карсидар. – Если ты только не устал за время путешествия по западным землям…
– Я?! Устал?! – Ипатий выглядел возмущённым. – Да за кого ты меня принимаешь! После того, как друг твой Андрей меня выходил, я наоборот чувствую себя гораздо лучше, чем…
– Да куда тебя несёт-то! Ну, куда?.. – появившаяся на пороге комнаты с кувшином мёда Звенислава едва не плакала. – Ты на себя-то посмотри, на кого стал похож! Калека ведь совсем! Как тебя татары в последний раз отделали…
– А я сказал: поеду!!! – Ипатий изо всех сил хватил кулаком по столу. – А раз сказал, так тому и быть! Хромота не мешает мне скакать на лошади, а ордынцы ещё не пробовали, как я дерусь левой рукой. И коли Давид не возражает…
– Ах, Давид не возражает! – Звенислава подбежала к ним, с громким стуком поставила кувшин, метнулась назад к двери и уже с порога крикнула: – Ну и тащись к татарам в логово, старый хрыч! Лекарь Андрей уехал, кто ж тебя, дурака, в другой раз выхаживать станет?! И ты, Давид, тоже хорош: на нём же живого места не осталось! Он же весь изрубленный, изломанный, а ты его!..
Не договорив, Звенислава повернулась и, всхлипывая, бросилась вон. Уже издалека донеслись неразборчивые причитания: «Все вы, вояки, одним миром мазаны…»
– Баба, она баба и есть, – проворчал Ипатий, наполняя мёдом отделанный серебром рог и передавая его Карсидару. – Вроде бы обо всём договорились. Вроде бы согласилась не протестовать, а отпустить тихо-мирно. Выходит, рассчитывала, что ты откажешься брать меня в поход. И понимает ведь, что я всё равно поеду, что не усижу в Киеве, – а непременно должна сварку учинить! Но – горяча, горяча…
Ипатий улыбнулся, наполнил мёдом второй рог, заговорщически подмигнул Карсидару и спросил, хитро прищурившись:
– Милка твоя тоже так беснуется?
Карсидар отвёл глаза и смущённо кашлянул в кулак.
– Нет. Больше плачет.
Ипатий зычно хохотнул, хлопнул его по плечу и сказал:
– Так выпьем же за то, чтобы поскорее расправиться со всеми нашими вороженьками и вернуться с победой домой целыми и невредимыми!
Они осушили рога, вновь наполнили и выпили за благую весть, которую архангел Гавриил принёс в этот день Приснодеве Марии и принялись закусывать, чем Бог послал (так выразился Ипатий, хотя блюда появились на столе явно не по велению Иисуса Христа, а стараниями Звениславы). И только тогда Карсидар перешёл к главному.
– Кстати, Андрей мне привета не передавал? – спросил он как бы между делом, невзначай, и тут же настроился на мысли Ипатия, чтобы не пропустить ровным счётом ничего.
– Андрей? – сотник рассеянно пожал плечами. – Да вроде нет. Я бы запомнил, ежели бы что важное… А ты чего-то ждал?
Недоумение Ипатия было вполне искренним, к тому же, судя по его мыслям, он явно не собирался ничего утаивать. Карсидар с трудом подавил горький вздох. Значит, вот так и ушёл Читрадрива из его жизни – тихо, незаметно… и навсегда. В лучшем же случае – на многие-многие годы…
– Да ладно, всё в порядке, – с деланной небрежностью произнёс Карсидар. – Ничего важного я не ждал. Просто к слову пришлось.
И, чтобы переменить тему разговора, попросил Ипатия ещё раз рассказать о путешествии к последнему западному морю.
Сотник охотно повторил то, что поведал в королевском дворце. Тут и Звенислава тихонечко вошла в комнату, подсела к столу и, подперев рукой левую щеку, с грустью уставилась на мужа. Ипатий же явно увлёкся, начал даже жестикулировать, упоминал такие подробности, о которых умолчал прежде.
И среди прочего, чему он не придал особого значения, была такая фраза:
– И вот тогда Андрей говорит: мол, одни с родной землёй в сердце рождаются, другие её для себя завоёвывают и срастаются с ней, а третьи мирно выбирают. Представляешь? Хитро сказано, между прочим!
Хмельной мёд ударил сотнику в голову, он принялся живописать какой-то смешной случай, приключившийся на обратном пути. Звенислава по-прежнему грустно смотрела на развеселившегося мужа. А Карсидар вдруг засуетился, вскочил и, повторяя:
– Что-то засиделся я у тебя, Ипатий, а мне надо поторапливаться, – попробовал выйти из-за стола. Только почему-то зацепился полой кафтана за край скамьи и всё никак не мог отцепить…
– Но меня-то ты в поход берёшь? – с надеждой спросил сотник. – Твёрдо решил? Смотри, не передумай.
Справившись наконец с кафтаном, Карсидар заверил, что не передумает, и покинул дом Ипатия, провожаемый восторженными напутствиями хозяина и красноречивым укоризненным взглядом хозяйки.
Однако с сотникова подворья ушёл не сразу. Он сломал свесившуюся с покатой крыши сарая сосульку, приложил её к разгорячённому лбу и подождал, пока она полностью не растает. И только тогда вывел Ристо из конюшни и покинул двор Ипатия.
Без сомнения, слова Читрадривы о родине относились непосредственно к нему. «Выбирают родную землю…» Определённо, это о Карсидаре. Он выбрал своей родиной Русь, обосновался здесь, приобрёл положение, семьёй обзавёлся… А Читрадрива звал его с собой! Напоминал про вход в пещеру. Но Карсидар не пошёл, предпочёл остаться в Киеве. На новой родине, третьей по счёту. Да-да, Земля Обета, Орфетан, теперь вот – Русь.
Неужели Читрадрива действительно считает, что Карсидар смалодушничал? Презирает его за это и даже не счёл нужным передать что-нибудь на прощание. Но нет! Разве ему непонятно, что бродяга-мастер попросту устал? Пора же, в самом деле, осесть.
Но самое странное, что шепетек несколько раз говорил почти о том же…
При воспоминании об этом человеке Карсидара передёрнуло. Он вдруг сообразил, что находится в Копыревом конце. Как раз здесь живут иудеяне. А если он своими мыслями привлекает людей?.. Чёрт, только этого не хватало!
Едва Карсидар ускорил аллюр коня, как сзади его окликнули:
– Давид!
Имя было произнесено явно не русичем. Первый гласный звук звавший произнёс очень нечётко, почти проглотил его, зато второй наоборот растянул. Получилось что-то вроде «Д'виид». Карсидар остановился, медленно оглянулся и, покорившись неизбежному, спешился.
Зерахия шёл к нему, расставив руки в стороны, точно хотел поймать и заключить в объятия. Как всегда, он смотрел прямо в глаза Карсидару и, как всегда, улыбался доброй, открытой улыбкой.
Вот уж воистину загадочная личность! С одной стороны, типичный иудеянин, как и все остальные. Но с другой стороны, ведёт себя совсем не так, как прочие его сородичи.
Проявлялось это прежде всего в том, что Зерахия нисколечко не боялся «колдуна». Собственно, их знакомство началось именно с этого. Карсидар уже не мог толком припомнить, что ему понадобилось в Копыревом конце в тот знойный летний день, только иудеянин совершенно неожиданно вынырнул из проулочка и сразу же спросил на языке русичей, стараясь произносить непривычные слова как можно чётче:
– Послушай, не ты ли воевода Давид?
Обманувшись полной доброжелательностью помыслов встреченного, Карсидар в первый миг не уловил подозрительной странности ситуации и подтвердил: да, это действительно он. И лишь затем, внимательно прислушавшись к мыслям незнакомца, пробормотал:
– Послушай… Как ты осмеливаешься приближаться к проклятому колдуну? Или ты не знаешь, кто я на самом деле?
– Нет, отчего же, знаю, – скаля крупные жёлтоватые, напоминающие лошадиные, зубы, ответил странный иудеянин. – Ты ещё больший колдун, чем твой друг Андрей, приходивший однажды к нашему учителю Нахуму. При своём чудесном появлении в здешних краях ты сжёг живьём пять сотен татар…
– И ты не боишься, что я убью тебя на месте? Сожгу огнём, как тех нечестивых псов, – перебил его Карсидар, скрестив руки на груди и грозно насупившись, словно действительно намеревался испепелить взглядом странного иудеянина.
Однако тот ни капельки не испугался и ответил просто:
– Не боюсь.
– А вдруг?..
– Нет, – по-прежнему спокойно сказал иудеянин.
Поскольку Карсидар хотел лишь напугать его, то теперь оказался в довольно глупом положении. Он отнюдь не собирался для подтверждения своей правоты прибегать к столь нелюбимому здесь колдовству, так что не оставалось ничего иного, кроме как признать правоту нежданного собеседника.
– Ну, допустим… ты прав, – сказал наконец Карсидар, расслабляясь.
– Вот видишь, – иудеянин вновь широко осклабился. – Я так и знал.
– Ты тоже читаешь мысли? – мгновенно насторожился Карсидар.
– О нет, нет, ни в коем случае! – иудеянин замахал руками, как машет подрезанными крыльями курица, тщетно пытаясь взлететь. – Просто я знал, что ты меня не убьёшь и что тебя нечего опасаться.
– Храбрый ты, однако, – Карсидар вновь осторожно прощупал помыслы этого странного человека и, вновь не обнаружив ничего подозрительного, изумился пуще прежнего. – Как тебя зовут?
Вот так они познакомились. Выяснилось, что странного иудеянина звали Зерахией и что соплеменники считали его немножечко «мишигине» (то есть, грубо говоря, «с приветом»), поэтому жил он как бы отдельно от местной иудеянской общины и пользовался невероятной свободой совершать любые поступки, идущие вразрез со здравым смыслом и общепринятой моралью. Например, за общение с «проклятым колдуном» всякому иудеянину грозила жестокая расправа, заранее одобренная учителем Нахумом – но только не Зерахии.
Или вот ещё пример. Этот престранный субъект зарабатывал на жизнь весьма оригинальным способом: являясь на громадное Подольское торжище в базарный день, скупал по дешёвке то ли продукты, то ли ремесленные изделия, в зависимости от спроса, на который у него было особое чутьё, а затем высматривал покупателя побогаче и продавал ему разом весь товар, несколько увеличивая цену. Называл он это странное занятие смешным словом «шепетек».
Карсидар поначалу не поверил, что таким способом можно заработать на жизнь, но, скаля в улыбке лошадиные жёлтые зубы, Зерахия сказал лишь:
– Да много ли мне, одинокому, надо! Хватит и нескольких резанов, лишь бы до следующего базарного дня протянуть. А они каждую неделю бывают. Не пропаду.
Насколько понял Карсидар, Зерахия был совершенно чужд накопительству. У него за душой не было ничего, кроме крошечного глинобитного домишки да пары кун серебра, которые он с благословения своего Адоная еженедельно пускал в оборот с единственной целью: заработать ровно столько, чтобы хватило на пропитание и уплату налогов.
Узнав это, Карсидар понял, что действительно имеет дело с сумасшедшим. В самом деле: у человека нет семьи, почёта и положения, нет богатства… Правда, деньги есть, однако он не стремится увеличить их количество. Не говоря уже о семье, почёте и положении. Но почему?
– Когда Адонай того захочет, Он сделает бедного Зерахию тем, кем Сам захочет.
Таков был невразумительный ответ полоумного иудеянина. Услышав это впервые, Карсидар только рукой махнул и ушёл прочь, вежливо посмеиваясь в бороду. Однако проклятый шепетек периодически подстерегал его в самых неожиданных местах, по большей части в Копыревом конце, но иногда на Подоле, а пару раз даже в Берестовом, и не переставал огорошивать самыми идиотскими вопросами.
Как и уехавший Читрадрива, Зерахия больше всего интересовался, помнит ли Карсидар о том, что по рождению принадлежит к племени иудеян и понимает ли, что явился на свет не просто так, а с определённой целью. Когда же Карсидар возражал, что приняв крещение, отрёкся от народа, к которому принадлежал когда-то, шепетек до неприличия громко хохотал и отвечал обыкновенно, что Иисус Христос, между прочим, тоже был окрестившимся иудеянином и что после этого Он, наоборот, возвысился над прочими людьми. Также Зерахия любил помучить Карсидара вопросами о колдовстве, о его семье и, особенно, о сыне. Карсидар всякий раз выходил из себя и грозился немедленно парализовать наглеца, а то и вовсе убить. Но шепетек неизменно скалил жёлтые зубы, поправлял свою нелепую шапку и приглашал:
– Давай, я жду.
Карсидар внутренне закипал от бессильной злобы, так как чувствовал, что не в состоянии ничего поделать, ругался сквозь зубы и лишь ускорял шаг, не рискуя мгновенно исчезать с многолюдных киевских улиц. А вслед ему неслись заумные речи шепетека, в которых простому воину разобраться крайне затруднительно…
Интересно, что он задумал теперь? Карсидар попробовал сосредоточиться на мыслях Зерахии, однако чувство неопределённости, которое неизменно охватывало его при общении с сумасшедшим иудеянином, как всегда помешало проникнуть слишком глубоко. А поверхностные помыслы шепетека были кристально чисты и доброжелательны. Дабы замять возникшую неловкость, Карсидар спросил:
– Ну, и чем ты теперь занимаешься?
– Как это чем! – всплеснул руками иудеянин. – Тем же, чем и остальные: снаряжением войска, которое вскоре отправится на восток под твоим предводительством.
– Так ты что, поедешь с обозом?! – воскликнул Карсидар, представив, как ненавистный упрямец будет периодически возникать рядом с ним в самые неподходящие моменты.
– Зачем? – Зерахия сделал неопределённое движение. – Я, конечно же, остаюсь тут. Пусть другие едут, если кому охота.
У Карсидара отлегло от сердца.
– Ладно, – сказал он, вздохнув с явным облегчением. – А что же ты делаешь здесь?
– Во-первых, я живу в слободке неподалёку, почему бы мне не сходить в город и не прогуляться по улицам, – с плохо скрываемой насмешкой ответил шепетек. – Во-вторых, я как раз направлялся к Ипатию…
– А у Ипатия ты что позабыл? – Карсидар пристально посмотрел прямо в глаза собеседнику и одновременно предпринял новую попытку окунуться в глубину его мыслей.
– Да всё то же, – ни капли не теряясь, отвечал Зерахия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53