Жизнь в лагере была увлекательная. Быстро пролетал короткий зимний день. Сытный ужин восстанавливал силы, и каждый занимался своим любимым делом: устраивали самодеятельность, выпускали стенную газету, пели и танцевали под гитару, играли в шахматы.
Незаметно пролетели два месяца. Лагерный сбор окончен. На выпускном вечере инструкторы Литвинов и Федоров поздравили нас с успешным завершением полетов и вручили удостоверения, в которых значилось, что мы являемся инструкторами-планеристами. Теперь нам было представлено право самим обучать таких же, как и мы, ребят и девчонок полету на планере. Шуточное ли дело! Но после торжественного вечера, возвратившись в Ленинград, мы услышали то же самое, что и два месяца назад:
– Идите и работайте на своих заводах. О планерном спорте пришлось на время забыть. Даже отец забеспокоился:
– Толя, ты и дальше собираешься заниматься авиацией или это было очередное увлечение?
Но вот пришла в Ленинград весна 1938 года. Голубым и глубоким стало небо. Ночью где-то, поближе к звездам, курлычат журавли. Почему-то тревожнее бьется сердце. Да ведь это небо зовет!
Прошел месяц, все чаще и чаще ребята ведут разговоры об аэроклубе. И вдруг почтальон приносит известие: «Вы зачислены курсантом 3-го объединенного аэроклуба Володарского района».
В назначенное время еду по указанному адресу. Аэроклуб расположен в арке при входе в Александро-Невскую лавру. Небольшое помещение приспособлено под классы аэродинамики, штурманской подготовки, материальной части самолета и мотора.
В одном из классов стоит ободранный самолет и мы принимаемся за изучение его конструкции. Узнаем, что самолет ободран умышленно: чтобы можно было видеть каждую его деталь. Затем, впервые в жизни по очереди усаживаемся в кабину и воображаем себя в полете.
Спешим узнать все. На занятия приезжаем сразу же после работы, иногда не успевая даже забежать домой и покушать. Учимся прилежно, конспектируем каждую лекцию. Незаметно пролетели три месяца, и мы сдаем зачеты.
– А что же будет дальше?
Дома меня об этом спрашивают родители.
Я отвечаю: «Буду летать!»
Но одно дело желание, другое состояние здоровья. Ясность вносит медицинская комиссия: признан годным.
Нас освобождают от работы на производстве, и мы выезжаем в лагерь аэроклуба, который расположен на живописном берегу реки Волхов, В сотне метров от берега белеют ряды брезентовых палаток, чуть в стороне – деревянное здание столовой. Аэродром совсем рядом – около километра. Там по шнурочку выстроились самолеты У-2. На одном из них и мне предстоит совершить свой первый полет.
Каждый, кто хотел в то время стать летчиком, свои первые шаги начинал с самолета У-2. Как летать на нем, мы теоретически, конечно, знали. Теперь предстояло овладеть искусством полетов на практике. Инструктором в нашей группе оказался замечательный педагог Федоров, умевший не только разжечь воображение, но и как-то просто объяснить самое непонятное.
– Ну, ребята, начнем нашу практику с воздушного крещения. Я покажу, как самолет пилотируют в зоне, а потом постепенно ознакомимся с вывозной программой. Мы сгорали от нетерпения.
Вот и я сажусь в самолет. Сердце колотится в груди, противно дрожат руки. Взлетели. Инструктор сидит в задней кабине. Я не вижу его, однако чувствую, что он здесь и помогает управлять самолетом.
– Спокойно, Толя, – слышу голос из переговорного шланга, – резко работаешь рулями.
Я успокаиваюсь и набираю высоту. Чувствую, что инструктор бросил управление и самолет я веду сам. Легкий наклон ручки вправо – и самолет выполняет мое желание. Даю ручку влево – самолет накренивается в левую сторону. Но вот машина зарывается в правый крен, начинает раскачиваться из стороны в сторону. Волнуюсь все больше, не знаю, что делать дальше. А инструктор молчит и ждет.
Небольшими перемещениями ручки парирую крены, и вдруг раскачка прекращается – я нашел то самое равновесие движений, которое точно балансирует самолет.
– Вот так и продолжай, – слышу ободряющий голос.
Самолет идет на посадку. Ощущаю, что движения становятся более слаженными. Даже не чувствую, что посадку делаю не я, а инструктор.
Ребята шумно поздравляют с первым облетом, инструктор понимающе улыбается, а я краснею от неловкости. Но уверенность в своих силах уже обретена.
Несколько полетов – и ты приобретаешь сноровку, допустишь ошибку и тут же сам ее исправишь. Самолет становится послушным твоей воле.
Бывали и неприятности. То на посадке подпрыгнешь, то направление не выдержишь при взлете. И это на виду у всех курсантов. Тогда держись – в стенгазете тебя так размалюют, что пот прошибает!
Бывало и так, что шумные дискуссии и дружеские «советы» приводили к плачевным результатам. Инструктора бы спросить. А мы стеснялись, боясь прослыть неучами. Отчасти это хорошо: ничто так прочно не фиксируется в человеческой памяти как то, что ты своим умом постигаешь. Пусть даже с шишкой на лбу.
– Почему это случилось? – недоумевает в таких случаях инструктор.
Выясняется, что виновник не дослушал его указаний, не все понял, а «проконсультировался» у автора того или иного «новшества».
Но вообще-то это так интересно! Особенно, когда мы; уже научились делать фигуры пилотажа: виражи, перевороты через крыло, петли Нестерова и даже штопор.
– А знаете, ребята, я бы каждый день летал и не надоело бы, – сказал я однажды товарищам.
– Это зов неба! – высокопарно произнес комсорг эскадрильи Виктор Седов.
– А что! – зашумели ребята, – выпустим стенгазету под девизом «Рождение мечты».
На том и порешили. Стенная газета вышла в тот же день, когда к нам пожаловали военные летчики во главе со старшим лейтенантом. Им предстояло проверить, кого же подготовил аэроклуб Осоавиахима для военной авиации?
На следующий день нас представили инспекторам. Хотя у меня налет часов, как и у всех, не превышал двенадцати, летал я неплохо и волноваться не было оснований. К тому же в шеренге, выстроенной на аэродроме перед военными летчиками, я был далеко от правофлангового.
Мы стояли и ждали. Старший лейтенант поздоровался, и мы дружно и громко ответили на приветствие. Потом он прошелся вдоль шеренги и неожиданно указал пальцем, в том числе и на меня.
– Вот этих, троих, давайте мне на проверку. Почему-то задрожали поджилки. Я сделал два шага вперед и отчеканил:
– Курсант Иванов, к полету готов!
Мы подошли к самолету. Я сел в кабину. Старший лейтенант улыбнулся и полез на место инструктора. Запущен мотор, опробовано управление, и я чувствую, как исчезает противное состояние неуверенности. Выруливаю на старт…
Наконец испытания закончены, и все мы получаем дипломы пилотов. Большим праздником был выпускной вечер: нас впервые назвали летчиками Осоавиахима.
Восемнадцатилетние юноши и девушки почувствовали, что у каждого действительно выросли крылья. Мы могли и имели право без инструктора сесть в крылатую машину и повести ее в безбрежное небо. Но, как и прежде, мы снова вернулись на заводы. Быстро вращается патрон токарного станка, а тебе кажется, что это винт самолета набирает бешеные обороты.
А мечта уводит дальше: стать настоящим летчиком. Не забыты летные дороги. Часто встречаемся в аэроклубе. Нам с уважением пожимают руки опытные летчики и с завистью поглядывают юноши и девушки, которые только что встали на путь, ведущий в большую авиацию.
Однажды всех нас пригласил к себе начальник аэроклуба и сказал:
– Через несколько дней, товарищи пилоты, вам необходимо выехать на Украину, в город Харьков. Там пройдете медицинскую и мандатную комиссии для поступления в военное училище. А пока возвращайтесь домой и хорошенько обдумайте предложение.
– Мы уже давно все обдумали! – вырвалось у Топи Макарова.
Ребята рассмеялись.
– Хотя дело почти решенное, – сказал комиссар клуба, однако, как говорят, семь раз отмерь, а один раз отрежь.
Отец долго молчал, услышав мое сообщение, несколько раз переглянулся с матерью. Притихли и младшие братья.
– Я так думаю, мать, – тихо, но твердо сказал отец, – быть нашему Анатолию военным летчиком.
– И я тоже летчиком буду! – воскликнул самый младший брат, Ленька.
– Сначала научись являться домой в целых штанах, – сказала мать. – Не успеваю дыры латать да штопать.
– А вот и беду! – упрямился Ленька, – Вот увидите! Правда, Толя, я тоже буду летчиком?
Я утвердительно кивнул головой. Мы тогда не могли знать, что отец и два средних брата – Герман и Юрий – не выживут в осажденном фашистами Ленинграде. И только Ленька с матерью вырвутся в глубокий тыл по льду Ладожского озера, и что Ленька, действительно, станет летчиком истребительной авиации.
– Ты только почаще письма пиши, да учись прилежнее, – сказала мама.
Отец, в раздумье, кивал утвердительно головой. И я понял это, как родительское одобрение и наказ на долгие годы.
Итак, мы в Харькове. Нас организованно и тепло встретили представители военного авиационного училища.
На медицинскую комиссию собрались ребята рослые, крепкие, у некоторых косая сажень в плечах. Среди этих здоровенных парней я выглядел, как заяц среди тигров.
Выслушал меня первый врач и даже по ребрам прошелся стетоскопом. Но оказалось, что все у меня в норме. К другому пошел – тоже все в порядке. Ушник написал: «годен». Покрутили на вращающемся стуле – нормально.
– Отправляйтесь домой и ждите вызова, – сказали в канцелярии училища.
И снова работа на заводе. С особым старанием тружусь, хочется хорошую память оставить «гражданке». И вот наконец приходит долгожданное извещение: «Вы зачислены курсантом военно-авиационного училища».

К защите Родины готовы:

Во дворе Чугуевского училища в темно-синих шинелях и островерхих, с красными звездами, шлемах-буденовках, один к одному проходят ладные парни. Они только что окончили курс обучения и уже лейтенанты Военно-Воздушных сил. Мы же, разношерстные юнцы, стоим во дворе в штатской одежде и с завистью смотрим на настоящих военных летчиков.
Сколько еще нужно будет учиться, чтобы стать вот такими бравыми командирами? Закрадывается мысль: хватит ли сил преодолеть все трудности?
Наконец-то закончился трехнедельный карантин, и вот раздается команда: «Выходи строиться!». Нас ведут в баню. В одну дверь входят ребята в разной одежде, с лихими прическами, а из другой пулей вылетают распаренные, наголо остриженные и уже в военном обмундировании курсанты.
Смотрим друг на друга и не узнаем – все стали такими одинаковыми.
– Становись! – раздается команда. – Р-равняйсь! Шагом марш! Строем идем в общежитие. Там каждому приготовлено место. Кровати стоят чистенькие, покрыты серыми одеялами, с белоснежными простынями и подушками. При каждой кровати тумбочка. Чистота – пылинки не найдешь. Нас распределили по группам, звеньям и эскадрильям. Я попал в эскадрилью, командовал которой капитан Ассовский. Это был опытный летчик, принципиальный и требовательный командир. Позже нам рассказывали, что в тридцатые годы его фамилия не раз упоминалась в приказах наркома обороны.
Командиром отряда был капитан Мягков, а командиром звена – старший лейтенант Худасов, Инструктором группы назначили старшего лейтенанта Николая Павлова.
Это был подвижный и веселый, небольшого роста блондин. Наша группа, за время инструкторской службы его в училище, была по счету четырнадцатой.
При первом же знакомстве Николай Сергеевич повел задушевный разговор и всем понравился своей простотой и сердечностью. Он расспрашивал обо всем: где родились, учились, работали, как проходило детство. Интересовался родителями, братьями, сестрами.
И мы наперебой рассказывали о себе, старались, как можно подробнее, посвятить своего учителя и наставника в детали небольшой личной жизни.
Павлов шутил и рассказывал нам интересные случаи из своей летной практики. Казалось, что мы давным-давно знакомы и хорошо знаем этого человека.
Мы понимали, что Николаю Сергеевичу необходимо детально изучить каждого из нас: склонности, характер, круг повседневных интересов. Ведь ему предстояло научить нас летать на самом совершенном в то время истребителе – И-16. Этот самолет, перед тем, как пойти в серийное производство, испытывал сам Валерий Павлович Чкалов.
В некоторых формулярах самолетов, облетанных на заводе, собственной рукой Валерия Павловича было записано, что в горизонтальном полете у земли достигнута поступательная скорость, равная 505 километров в час. По тем временам это была внушительная цифра.
И-16 был очень строг в технике пилотирования. Он не допускал ни малейших оплошностей. Некоторые курсанты, а также летчики строевых частей, пренебрегающие особенностями самолета, разбивали его на посадке, травмировались сами и выбывали надолго из строя.
Именно поэтому Николай Сергеевич Павлов обращал особое внимание на то, чтобы изучить каждого курсанта, узнать его характер, темперамент, смекалку, и, таким образом, найти наилучший метод обучения всех и каждого в отдельности.
Занятия начались с теории. Одновременно мы занимались физкультурой, изучали воинские уставы, стрелковое оружие, несли караульную службу, выполняли хозяйственные работы.
Опытные преподаватели вкладывали в наши головы глубокие знания по аэродинамике, материальной части самолета, мотора, аэронавигации.
Прошло три месяца. Наконец нас решили опробовать в воздухе, проверить, чему же мы научились в аэроклубе. С этой целью устроили первый, так называемый, контрольный летный день. Подготовили матчасть и объявили:
– Завтра будем летать на самолете У-2.
Выезжаем на аэродром. Рядами выстроены самолеты, возле каждого техники. Внимательно слушаем предполетные указания. Полеты начались. Дошла очередь и до меня. Вместе с инструктором усаживаемся в самолет. Взлетаем, набираем высоту. Под крылом во всей своей весенней красоте расстилается земля.
– Курсант Иванов, – слышится из резинового шланга голос инструктора, – показывайте, чему научились в аэроклубе.
Боязно: как-никак, а прошло уже порядочно времени после аэроклубовских полетов, да и навыки были не ахти какими и, наверняка, порядком поистерлись в памяти:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33