Павел был старше меня года на три. Опыта как в жизни, так и по службе имел больше, но несмотря на это он отличался исключительной скромностью, никогда и ни перед кем не заносился. Это был культурный, грамотный и высококвалифицированный летчик. В полку все очень его любили, а я души в нем не чаял.
Павлик был жизнерадостным, общительным и веселым. Но несмотря на мягкий характер с первых же дней воевал он умело и самоотверженно. На его счету уже было три сбитых вражеских самолета.
И вот здесь, во время штурмовки Мариупольского аэродрома, мы вдруг увидели, что истребитель Павла Ульянова объят пламенем. Тогда никто из нас еще не догадывался о том, какое героическое решение принял отважный летчик Ульянов сначала развернул пылающую машину вправо – должно быть, хотел спикировать на стоянку вражеских самолетов. Но цель, вероятно, показалась ему недостаточно солидной, и он повернул свой истребитель левее, а затем, спустя некоторое время, вошел в пикирование на большой склад с горючим. Сначала он открыл огонь по бензоцистернам. Еще секунда и самолет, лейтенанта Ульянова таранил самую большую цистерну, Чудовищной силы взрыв потряс воздух.
Это произошло на наших глазах, и трудно передать состояние каждого из нас. Героическая гибель любимого товарища вызвала прилив удесятеренной ненависти к проклятым врагам. С отчаянной яростью мы набросились на пылающий аэродром фашистов.
Во время штурмовки вражеского аэродрома были подбиты и другие самолеты. Младший лейтенант Панфилов не дотянул свой истребитель до аэродрома и сел на лед Азовского моря. Удивительно, как он не погиб при посадке на торосы. Только на вторые сутки, измученный и голодный, Панфилов добрался домой.
Был подбит и самолет Азарова. Однако Сергей дотянул до Ейска и произвел посадку на фюзеляж.
Этот вылет всем послужил уроком на будущее. Мы могли бы и не иметь таких потерь, если бы действовали более грамотно и умело.
Яростными были последующие штурмовые удары по вражеским тылам. Горели фашистские автомашины с боеприпасами горючим, военным снаряжением. В груду металла превращали летчики броне транспортеры и автофургоны с живой силой противника, которые направлялись из глубоких тылов к линии фронта. Наши рейды приносили и обильные данные для бомбардировочной авиации. Так мы мстили фашистам за смерть Павла Ульянова.
Воздушные бои шли непрерывно. Каждый день приходилось делать по несколько боевых вылетов, и нервное напряжение было на пределе. До зарезу нужна была какая-то разрядка. Помог нам в этом штатный фотограф полка Григорий Буторов. Он был родом из Ейска, боевой и расторопный парень.
Как-то после полетов летчики пришли в столовую голодные и уставшие. Смотрят – столы сдвинуты в сторону и на их месте веревкой отгорожено нечто, вроде ринга.
– Ну, вот, теперь и побоксировать в самый раз, – заметил сердито Панфилов, разглядывая веревочное сооружение.
– Что такое? Давайте скорее есть! – нетерпеливо зашумели летчики.
– Одну минутку, товарищи! – на «авансцену» вышел Гриша Буторов. – После трудов праведных и боевых полетов, конечно, надо подкрепить уставшее тело пищей. Вот мы и предложим вам для развития аппетита порцию пищи духовной. Согласны?
– Давай, покороче. Что еще за фокусы!
– Так это же замечательно! – не унимался Гриша, – давайте хорошенько поприветствуем наших дорогих гостей! – И он захлопал в ладоши.
Вскоре все прояснилось. Оказывается, неугомонный Гриша пригласил земляков-артистов из Ейского городского театра. Что тут было! Все забыли о еде и с огромным наслаждением слушали талантливых исполнителей. Они появились среди нас словно из чудесного мира довоенной жизни и вызвали одним только своим видом восторг и бурю оваций.
На отгороженной площадке два брата лихо отплясывают чечетку, звучит нежное женское сопрано, задушевно поет гармонь… А перед мысленным взором встает безграничная ширь лесов, полей и рек родной советской земли. Той самой, невыразимо родной и близкой, за которую мы каждый день вступаем в смертельный бой с врагами.
Около часа длился концерт, а показалось, что прошла всего минута. Спасибо Грише Буторову, славному парню из Ейска! Никто не поручал ему организовывать этот концерт, а он подготовил такой приятный сюрприз.
Летчики пригласили участников концерта на совместный ужин. Ободренные и радостные проводили мы своих друзей-артистов домой.
Гриша Буторов ходил именинником. А артисты из Ейска с того дня стали частыми гостями в нашей дружной семье авиаторов.
Боевая работа продолжалась. На разведку тылов противника вылетела восьмерка истребителей под командованием штурмана эскадрильи старшего лейтенанта Балашова. Разведчики обнаружили большую колонну автомашин противника, двигавшуюся к Таганрогу. С первого же захода Балашов поджег головную машину, кто-то другой из летчиков поджег машину, замыкавшую колонну. Среди фашистов смятение. Колонна остановилась. И тогда началась штурмовка или, как у нас говорили, «молотьба».
Восемь ястребков с бреющего полета били по немцам до тех пор, пока не кончились боеприпасы. На последнем заходе огнем зенитных пулеметов был сбит самолет Балашова. Но его героическая смерть дорого обошлась фашистским оккупантам.
В середине февраля немцы, как видно, решили нанести ответный удар по аэродрому Ейск. Воспользовавшись плохой погодой, со стороны моря на аэродром выскочили два «Мессершмитта-110» и зажгли один И-16, находившийся в капонире. В нескольких других самолетах оказались пулевые пробоины. Эти самолеты потом быстро отремонтировали техники. В личном составе потерь не было.
Наши истребители, стоявшие в боевой готовности, тут же были подняты в воздух: младшие лейтенанты Панфилов и Азаров бросились «мессершмиттам» наперехват. Но немцы уклонились от боя и скрылись в облаках.
Это нападение заставило призадуматься командование.
– Теперь ждите налета более крупных сил противника, – предупредил командир полка.
«Визит» фашистов был нанесен через три дня, в хорошую безоблачную погоду. Как всегда, утром мы начали боевую работу. Четверки истребителей то улетали, то садились на аэродром. Шел обычный фронтовой день.
После обеда, часам к четырем, как только ушла очередная четверка в сторону Азовского моря, неожиданно показалась большая группа самолетов противника. Посты наблюдения, расположенные на берегу, не заметили приближающиеся к аэродрому самолеты противника. Появление фашистов было внезапным.
При подходе вражеских бомбардировщиков их заметили наши летчики, находившиеся возле самолетов, и восьмерка И-16 успела подняться в воздух. Остальные самолеты полка, а также соседей-моряков взлетали, когда на аэродром уже сыпались бомбы. Взлетали и тут же собирались парами и четверками, чтобы вступить в бой с бомбардировщиками врага, которых насчитывалось около шестнадцати. Прикрывали их две четверки «мессершмиттов», летевших впереди.
Не долетев до аэродрома километров пять, вражеские истребители ринулись вниз, намереваясь штурмовыми действиями помешать взлету наших самолетов. Вторая четверка осталась для прикрытия бомбардировщиков.
Но проштурмовать аэродром «мессершмиттам» не удалось: с ними завязала бой восьмерка наших истребителей. Немцы потребовали помощи, и к ним поспешили еще четыре истребителя.
Таким образом, истребители противника были связаны боем. Тем временем наши остальные И-16 продолжали взлетать и шли в атаку на бомбардировщиков врага. Однако мы затратили на маневрировании слишком много времени и не сумели нанести большого урона фашистам, только один Ю-88 был сбит над аэродромом, второй после атаки И-16, сильно задымил, неприцельно сбросил свой бомбовой груз и сел где-то на льду Азовского моря.
Итак, немцам не удалось выполнить поставленную задачу, хотя они и основательно исковыряли бомбами летное поле.
Впрочем, произведенная фашистскими самолетами «реконструкция» аэродрома немцами теперь для нас не имела никакого значения: поступил боевой приказ – группе И-16 под командованием майора Осипова срочно перебазироваться в Крым. 20 февраля 1942 года мы взлетели, построились в боевые порядки и взяли курс на Керченский полуостров. Нас ждали новые бои.

«Должен воевать как коммунист»

Керченский полуостров – совсем небольшой участок земли, разделяющий собой Азовское и Черное моря. Но он доставил немало хлопот для фашистов. В этом сказались отвага и мужество его защитников, а впоследствии – активные действия наших наступающих войск.
На Крымской земле мы сели на полевом аэродроме, что километрах в двадцати пяти западнее города Керчи. Совсем недавно здесь побывали фашистские оккупанты. Теперь их нет, они отброшены нашими войсками до самой Феодосии. Под Новый год части Приморской армии высадились в районе города и за семь недель упорных боев освободили весь Керченский полуостров.
Линия фронта стабилизировалась с юга от города Феодосии, на северо-запад, к берегу «Гнилого моря» и Далее по восточной оконечности Арабатской стрелки.
На самом узком месте перешейка населенные пункты были буквально забиты наземными войсками. Полевые аэродромы заполнены авиацией. На нашем аэродроме Разместились разнотипные машины: бомбардировщики Дальнего и ближнего действия, штурмовики и истребители.
Аэродром имел два летных поля. Ближе к населенному пункту, на основном посадочном поле, базировались дальние бомбардировщики, которые обычно предназначались для ночных полетов в далекие тылы противника. Однако здесь, в Крыму, они выполняли необычные для себя задачи: бомбили войска противника, расположенные в непосредственной близости от линии боевого соприкосновения с нашими войсками.
Мы увидели и штурмовики Ил-2, которые тогда только начали появляться на вооружении авиаполков. Это были грозные машины, хорошо бронированные и мощно вооруженные.
Были рады увидеть и такие истребители как МиГ-3. Потому времени это были передовые в техническом отношении машины, летавшие со скоростью более 600 километров в час, оснащенные совершенным вооружением и оборудованные радиостанциями.
Рядом с основным летным полем на значительно меньшей площадке расположился наш полк. Не успели мы зарулить на стоянки после посадки и выйти из кабин, как к нам ликующей толпой ринулись летчики третьей эскадрильи, с которыми мы расстались еще в ноябре 1941 года на аэродроме возле станицы Крымской.
– Да ведь это наши орлы! – закричал Вася Панфилов.
– Они, ей-богу, они! – захлебываясь от радости, вторил ему Саша Алексеев.
– Вот это встреча! Слышны были радостные возгласы. Всюду – объятия, смех, крики, хлопки по плечам.
– А где же «Витязь гор»? – спросил кто-то возбужденным голосом.
– Коля Алвахашвили геройски погиб, прикрывая Картузова.
– Не вижу Павлика Ульянова! – озираясь по сторонам, вопросительно поглядывал на нас коренастый крепыш в реглане.
– Был подбит при штурмовике аэродрома Мариуполь и повторил подвиг капитана Гастелло, – приглушенным голосом сказал Сергей Азаров.
Летчики третьей эскадрильи, в свою очередь, рассказали о своих потерях и все, обнажив головы, постояли минуту в скорбном молчании.
Разместились в полуразрушенных холодных казармах, которые немцы во время оккупации Керченского полуострова приспособили под конюшни и склады. Пришлось произвести основательную приборку. Нанесли сюда соломы и накрыли ее кусками брезента. Получилось подобие жилья. Можно приступать к боевой работе.
Но южная погода не утешала. В феврале фактически здесь зимы уже не было. Моросил мелкий холодный дождь. Слякотно и грязно. С двух морей беспрестанно дули сырые пронизывающие ветры.
– Ничего, ребята, нам не привыкать! – потирает руки Панфилов.
– Тоже храбрец нашелся! – заметил Алексеев. – А сам, небось, зуб на зуб не попадешь.
– Ну, чего ты ворчишь, как теща, – прикрикнул Панфилов на Сашу. – Давайте лучше подумаем, как печку соорудить.
– Толя Иванов! У тебя тряпки не найдется?
– Зачем она тебе?
– Чудак-человек, не соображает. Тряпка нужна, чтобы печку не поцарапать руками.
Я быстро поднялся и сделал несколько резких движений.
– Ничего, скоро будет жарко, – пообещал Панфилов и прошептал на ухо о своем замысле.
Вскоре мы с Василием притащили пустую бочку, отодрали с какого-то разрушенного строения лист жести, зачерпнули в пустую консервную банку мазута, нашли пару кирпичей и всю эту «музыку» притащили в землянку.
И вот печка запылала: в бочке на кирпичах стояла консервная банка, над бочкой на проволоке, прикрепленной к потолку, висел лист жести, а под ним бушевало пламя. В землянке сразу потеплело. Правда мы плохо видели друг друга из-за дыма, но это было не страшно: лучше быть чумазым, но в тепле.
Несколько дней мы ходили, как трубочисты, а потом общими усилиями печки были усовершенствованы и получили название «КПП-1», что означало «Кафельные печи Панфилова – первого выпуска». Но Васина «фирма» не выдержала конкуренции: товарищи из батальона обслуживания где-то раздобыли печки «буржуйки».
Неважно обстояло дело и с питанием. Столовая была общая для личного состава всех видов авиации.
По рассказам летчиков из третьей эскадрильи и их командира капитана Бабеева в воздухе приходилось туго. Немцы почти в каждой встрече имели двойное, а иногда и тройное превосходство.
Парни из нашей группы, хотя были и молоды, однако уже нюхали пороху над Ростовом и Ейском, имели достаточный опыт воздушных боев, знали многие коварные приемы фашистских летчиков и умели противопоставить им свою боевую смекалку.
В это же время на пополнение полка из Закавказья прилетело более десятка экипажей. Новые прилетевшие товарищи имели опыт боев в Финляндии. Среди них были капитаны Орлов, Терпугов, Сидоров, Чернецов, Эмиров, старший лейтенант Платонов, лейтенант Солдатов, комиссар эскадрильи Иванов. В дальнейших совместных боях они вписали в историю полка немало ярких страниц беззаветного служения Родине, храбрости и героизма.
Безо всякой передышки после перелета из Ейска полк, теперь уже в полном составе, начал «осваивать воздушное пространство» над Керченским полуостровом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33