Ученые парка определили, что лотос относится к виду, существовавшему тысячу, а возможно, и пятьдесят тысяч лет назад.
– Когда я прошлый раз читал эти статьи, то подумал, что счет у них очень уж приблизительный: тысяча лет – пятьдесят тысяч лет, – засмеялся Синго и стал внимательно перечитывать статью. Японский профессор, исходя из строения слоев, в которых были обнаружены семена, предположил, что им несколько десятков тысяч лет. В Америке же снятый с семян верхний слой подвергли радиоактивному анализу и установили, что им тысяча лет.
Это было сообщение корреспондента из Вашингтона.
– Больше не нужны? – Кикуко подобрала газеты, отложенные Синго. Видимо, она хотела спросить, можно ли продать и эти газеты.
Синго кивнул.
– Тысяча лет или пятьдесят тысяч лет – все равно, семена лотоса живут долго. Насколько семена растений долговечнее человека, – сказал Синго, глядя па Кикуко. – Хотя не исключено, что мы тоже могли бы, не умирая, лежать в земле тысячу, а то и две тысячи лет.
Кикуко прошептала:
– Как это – в земле?
– Не в могиле. Нет, мы бы не были мертвецами, мы бы просто лежали. Действительно, разве нельзя лежать в земле? А когда через пятьдесят тысяч лет мы бы вышли на свет, все наши тяготы, все трудные социальные проблемы, возможно, уже были бы разрешены и на земле наступил бы рай.
Фусако на кухне кормила детей.
– Кикуко-сан, – позвала она. – Посмотри, пожалуйста, кажется, еда для отца уже готова.
– Иду.
Кикуко вышла и принесла Синго завтрак. – Все уже поели. Остались вы один.
– Да, а Сюити?
– Пошел удить рыбу.
– Ясуко?
– В саду.
– Нет, сегодня яиц не буду есть, – сказал Синго и вернул Кикуко миску, в которой лежали яйца. Он сразу же вспомнил змеиное яйцо, которое видел во сне, и ему стало неприятно.
Фусако принесла жареную камбалу, молча поставила ее перед Синго и снова ушла к детям.
Когда Кикуко начала собирать грязную посуду, Синго спросил ее тихо:
– Кикуко, у тебя будет ребенок? – Нет.
Уже ответив, Кикуко вдруг испугалась этого прямого вопроса.
– Нет. Не будет, – покачала она головой.
– Значит, ничего и не было?
– Ничего…
Кикуко с недоумением посмотрела на Синго и покраснела.
– Я хочу, чтобы на сей раз ты отнеслась к этому ответственно. Недавно у меня был с Сюити серьезный разговор. «Ты можешь поручиться, что у нее будут дети?» – спросил я его, и он ответил, не задумываясь: «Вполне могу поручиться». – «Это доказывает, что ты не боишься неба, – сказал я ему. – Ведь кто может поручиться за то, что произойдет завтра?» Конечно, это будет ваш ребенок, но нам-то он будет внуком. Я уверен, что ты родишь прекрасного ребенка.
– Простите меня. – Кикуко потупилась. Было непохоже, что она что-то скрывает.
Зачем понадобилось Фусако утверждать, будто Кикуко беременна? Не слишком ли ревностно ведет она свою слежку? Разве возможно такое, чтобы Фусако заметила, а Кикуко, которую это касается больше всех, не заметила?
Не слышит ли из кухни их разговора Фусако? Синго обернулся: нет, кажется, она вышла с детьми во двор.
– Ты говоришь, Сюити пошел рыбу удить; раньше он, по-моему, никогда этим не занимался, правда?
– Да. Наверно, услышал от какого-нибудь приятеля об этом пруде, где водится рыба, – сказала Кикуко, а Синго подумал: «Может быть, и в самом деле Сюити расстался с Кинуко».
Ведь раньше он и по воскресеньям ездил к своей любовнице.
– Не сходить ли нам попозже посмотреть на рыбную ловлю? – предложил Синго Кикуко.
Синго спустился в сад – Ясуко стояла и внимательно осматривала вишню.
– Что-нибудь случилось?
– Нет. Просто с вишни почти совсем облетела листва, и я подумала, может, какие-то жучки на нее напали. Мне показалось, что на этом дереве трещат цикады, а листьев уже нет.
Пока они разговаривали, пожелтевшие листья продолжали осыпаться. Ветра не было, и они не разлетались, а тихо опускались на землю.
– Сюити, кажется, пошел удить рыбу. Схожу и я с Кикуко посмотреть.
– Удить рыбу? – обернулась Ясуко.
– Спрашивал у Кикуко – говорит, ничего нет. Может быть, Фусако ошиблась?
– Возможно. Ты у Фусако не спрашивал? – Ясуко задумчиво растягивала слова.
– Все это очень грустно.
– Почему Фусако все время что-то придумывает?
– Действительно, почему?
– Я спрошу ее.
Они вернулись в дом. Кикуко, в белом свитере, уже надев гэта, ждала Синго в прихожей.
Слегка подрумяненная, она выглядела цветущей.
4
В окне неожиданно появились красные цветы – это был ликорис. Он цвел на железнодорожной насыпи, так близко от рельсов, что, когда поезд проносился мимо цветов, они, казалось, качались. Синго видел цветущий ликорис и среди вишен в Тоцука. Цветы только распустились и были еще ярко-красными.
В то утро красные цветы заставили Синго вспомнить о тишине осенних полей.
Мелькали кустики мисканта.
Синго снял правый ботинок и, положив ногу на левое колено, стал растирать ступню.
– Что ты делаешь? – спросил Сюити.
– Онемели. В последнее время каждый раз, как поднимусь по лестнице на платформу, немеют ноги. Что-то я в этом году сдал. Чувствую, как уходят силы.
– Кикуко тоже все беспокоится: устает, говорит, отец.
– Да? Это, наверно, потому, что я сказал ей, что хотел бы пролежать в земле пятьдесят тысяч лет.
Сюити с недоумением посмотрел на Синго.
– Разговор шел о семенах лотоса. Семена древнего лотоса проросли, и распустились цветы – об этом в газете писали.
– Что ты говоришь? Сюити закурил сигарету.
– Ты спрашивал у Кикуко, не собирается ли она родить, и. вконец ее расстроил.
– Почему?
– Потому что пока она не может.
– Ну, а как ребенок у этой Кинуко? Сюити стало не по себе, но он сдержался.
– Мне говорили, ты ходил туда. И оставил, я слышал, чек. Не следовало этого делать.
– Как ты узнал об этом?
– Я узнал стороной. С Кинуко мы больше не встречаемся.
– Ребенок у нее от тебя?
– Кинуко уверяет, что нет…
_Что бы она ни говорила, речь идет о твоей совести. Ты согласен? – Голос Синго дрожал.
– Честно говоря – не знаю.
– Как это так?
– Сколько бы я ни терзался, с этой одержимой женщиной мне не сладить.
– Все равно она терзается гораздо больше тебя. И Кикуко тоже.
– Но теперь, когда мы расстались, я думаю, она снова заживет, как раньше, по своему разумению.
– Разве это порядочно? Неужели тебе в самом деле не хочется знать, твой это ребенок или нет? Или, может быть, совесть все-таки подсказывает тебе, от кого у нее ребенок?
Сюити не ответил. Лишь хлопал своими чересчур красивыми для мужчины глазами.
На столе Синго в фирме лежала открытка с траурной каемкой. Приятель, болевший раком печени, он был, правда, совсем плох, но умер как-то уж слишком быстро, подумал Синго.
Может, все-таки кто-то дал ему яду? Возможно, он просил об этом не одного Синго. Или, может быть, покончил с собой еще каким-нибудь способом?
Было еще одно письмо – от Танидзаки. Хидэко извещала его, что перешла работать в другой салон. Вскоре после нее Кинуко тоже ушла оттуда и переехала в Нумадзу, писала Хидэко. В Токио это трудно, а в Нумадзу она сможет открыть небольшую собственную мастерскую, сказала она Хидэко.
Хидэко, правда, об этом не написала, но, может быть, Кинуко решила уехать в Нумадзу, чтобы тайно родить ребенка, подумал Синго.
Неужели, как и говорил Сюити, Кинуко решила снова жить самостоятельно, по собственному разумению, порвать всякие связи и с Сюити и с Синго?
Какое-то время Синго сидел неподвижно, глядя на сверкавшие в окне, умытые солнечные лучи.
Икэда, которая жила с Кинуко, осталась одна, – каково ей сейчас?
Синго решил непременно встретиться с Икэда или Хидэко и расспросить о Кинуко.
Во второй половине дня он пошел выразить соболезнование семье покойного приятеля. Там Синго впервые узнал, что его жена умерла еще семь лет назад. Он жил, видимо, в семье старшего сына, у которого было пятеро детей. Ни сын, ни внуки не были похожи на покойного приятеля.
Синго было интересно узнать, действительно ли он покончил с собой, но спрашивать об этом, естественно, не следовало.
Среди цветов, лежавших у гроба, было много хризантем.
Когда Синго, вернувшись в фирму, просматривал с Нацуко документы, неожиданно позвонила по телефону Кикуко. Не случилось ли чего, забеспокоился Синго.
– Кикуко? Где ты? В Токио?
– Да. Ездила к своим. – Чувствовалось, что она улыбается. – Мама сказала, что хочет поговорить со мной, вот я и поехала, а никакого дела у нее нет. «Просто стало скучно, говорит, решила посмотреть на тебя».
– Понятно.
У Синго отлегло от сердца. Может быть, и потому, что по телефону у Кикуко был совсем девичий голос, но не только поэтому.
– Отец, вы уже едете домой?
I– Да. Может, поедем все вместе?
– Хорошо. Мне так хотелось ехать с вами – и я позвонила.
– Прекрасно. Если у тебя есть еще дела, не торопись. Я предупрежу Сюити.
– Дел никаких нет, я уже собралась домой.
– Тогда, может, ты заедешь в фирму?
– А это удобно? Я-то думала подождать вас на вокзале.
– Нет, лучше приезжай сюда. Возьмем с собой Сюити. Перекусим втроем – и домой.
– Я ему звонила, сказали, куда-то вышел, на месте его нет.
– Что ты говоришь?
– Можно, я все равно прямо сейчас приеду? Дела свои я уже закончила.
У Синго горело лицо, он неожиданно четко увидел улицу за окном.

Рыба осенью
1
Октябрьское утро. Рука Синго, завязывавшая галстук, неожиданно замерла.
– Как же это? Как же это?… – Он опустил руки, лицо у него стало растерянным. – Что ж это такое?
Синго распутал галстук и снова попытался завязать, но галстук никак не завязывался.
Он взял галстук за концы, поднял на вытянутых руках и, склонив голову, стал разглядывать.
– Как же это делается?
Кикуко, стоявшая за спиной Синго с пиджаком наготове, обошла его и встала перед ним.
– Галстук никак не завязывается. Забыл вдруг, как завязывать. Странно…
Неловким движением Синго обернул галстук вокруг пальцев, пытаясь пропустить через узел один конец, и от этих непонятных действий галстук стал похож на разжеванную клецку. Синго все время повторял: «Странно», – но в глазах его застыли страх и отчаяние, и это испугало Кикуко.
– Отец, – окликнула она его.
– Как же это делается?
Синго стоял понуро, не в силах вспомнить, как завязывают галстук.
Видя это, Кикуко перекинула через руку пиджак и подошла к нему вплотную.
– Как же это делается?
Пальцы Кикуко, неумело перебиравшие галстук, расплывались перед старческими глазами Синго.
– Совсем забыл.
– Но ведь вы же сами, отец, каждый день завязываете галстук.
– Да, конечно.
Почему вдруг сегодня не завязывается галстук, который Синго заученными движениями завязывал ежедневно в течение всех сорока лет работы в фирме? Ему даже думать не нужно было, как это делается, руки действовали машинально. Завязывал бездумно.
Синго стало страшно, он растерялся: в нем неожиданно что-то сломалось.
– Я каждый день вижу, как это делается, и вот… – Кикуко с серьезным лицом' сосредоточенно вертела в руках галстук Синго.
У Синго появилось чувство, что он снова возвращается в детство и уже не сможет обходиться без посторонней помощи.
У Кикуко приятно пахли волосы.
Неожиданно Кикуко перестала вертеть галстук и покраснела.
– Нет, ничего не получается.
– А Сюити ты разве никогда не завязывала галстук?
– Никогда.
– Только развязывала, когда он возвращался пьяный?
Кикуко чуть отстранилась и, нахмурившись, уставилась на повисший галстук Синго.
– Может быть, мама знает? – И, переведя дыхание, позвала: – Мама! Мама! Отец никак не завяжет галстук… Вы не поможете?
– Ну что там опять?
С недовольным лицом появилась Ясуко.
– Неужели сам не можешь завязать?
– Отец забыл, как завязывают.
– Я всегда делал это машинально, а сейчас забыл. Странно.
– Действительно странно.
Кикуко отошла в сторону, и Ясуко встала перед Синго.
– Хм. Я что-то тоже не знаю, как это делается. Забыла, наверно, – сказала Ясуко, дотрагиваясь до подбородка Синго рукой, в которой был зажат галстук. Синго закрыл глаза.
Ясуко начала неумело завязывать галстук.
Оттого, видно, что у Синго была запрокинута голова и кровь прилила к затылку, он стал внезапно терять сознание, в глазах засверкала серебром снежная пыль. Снежная пыль от рухнувшей с горы лавины в лучах вечернего солнца. Синго даже грохот услышал.
Наверно, это кровоизлияние, испугался Синго и открыл глаза.
Кикуко, затаив дыхание, внимательно следила за каждым движением Ясуко.
Это был призрак той лавины, которую давным-давно, еще у себя на родине, видел в горах Синго.
– Ну как, ничего?
Ясуко уже завязала галстук и теперь поправляла его.
Синго тоже стал теребить галстук и случайно коснулся руки Ясуко.
– О-о.
Синго вдруг вспомнил. Когда он окончил университет и первый раз в жизни надел пиджак, галстук ему завязала сестра Ясуко.
Избегая взглядов Ясуко и Кикуко, Синго повернулся к зеркалу, вделанному в платяной шкаф.
– Как будто все в порядке. Да, совсем из ума выжил. Забыл вдруг, как завязывают галстук. Ужас.
Судя по тому, что Ясуко удалось довольно быстро завязать галстук, она, наверно, завязывала его Синго, когда они были молодоженами? Но вспомнить точно он никак не мог.
Или, может быть, она завязывала галстук своему красавцу зятю, когда после смерти сестры пришла в его дом вести хозяйство?
Кикуко, надев гэта, встревоженная, вышла проводить Синго до ворот.
– Вы поздно?
– Нет, приема сегодня не будет. Так что я не задержусь.
– Возвращайтесь пораньше.
Подъезжая к Офунэ, Синго увидел в окно электрички Фудзи, ярко вырисовывавшуюся на прозрачном осеннем небе, и стал проверять галстук, – он был завязан наоборот. Тот конец, который должен быть длиннее, оказался короче. Ясуко ошиблась, потому что, завязывая галстук, стояла к Синго лицом.
– Ну что такое…
Синго развязал галстук и без труда повязал его заново.
То, что совсем недавно он не мог вспомнить, как это делается, казалось ему теперь неправдоподобным.
2
В последнее время Сюити все чаще стал возвращаться домой вместе с Синго.
Электрички до Иокосука, ходившие вообще-то с интервалом в полчаса, по вечерам отправлялись каждые пятнадцать минут и часто бывали полупустые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27