Присутствующие встретили это заявление аплодисментами. Готтшалк был доволен: это означало, что вступление, от которого зависело многое, задумано правильно. Он взял инициативу в свои руки. Они больше не считали его чужаком, ступившим на их территорию: проблема, с которой сталкивается любой штатский, независимо от его политической ориентации, была решена.
– Я просмотрел ежемесячные сводки разведданных, и я, как и вы, глубоко обеспокоен тем, чего добился СССР в последние четыре-пять лет в области развития вооружений. Предыдущая республиканская администрация – и вы это также хорошо знаете, – делала все от нее зависящее для увеличения военных расходов, но, увы, добилась немногого, поскольку ей противостояла довольно мощная оппозиция.
Он на минуту заглянул в лежавшие перед ним бумаги.
– Вот здесь, на первой странице, вы увидите данные по абсолютно новому типу вертолета с компьютерным управлением – присутствующие зашелестели бумагами. – Он полностью бронирован и способен развивать скорость примерно в три раза большую, чем самые современные вертолеты как у нас, так и в Советском Союзе.
Он оборудован прибором «ночного видения», лазерным компьютером и способен нести на своем борту восемь ракет. Короче, джентльмены, «Вампир» – это прорыв в военной технологии, он дает нам в руки высокомобильное смертоносное оружие.
Сенатор снова глотнул воды.
– В лежащих перед вами папках содержится информация постое шести новым разработкам, дающим нам военное превосходство над неприятелем. И все они – включая «Вампир» – существуют уже не только в чертежах, но в виде опытных образцов. Они уже реальность. Да, вы не ослушались: эти образцы – реальность, – Готтшалк наклонился вперед. – Они нуждаются только в вашем одобрении и – а вот самое трудное – в дополнительных ассигнованиях.
А теперь джентльмены, позвольте указать вам на то, что все эти новые системы вооружений есть плод деятельности всего лишь одной компании «Метроникс Инкорпорейтед». Вы наверняка знаете, что основатель и президент этой компании Делмар Дэвис Макоумер, и, вероятно, вы также осведомлены, что личные отношения у меня с ним не сложились, – сенатор вновь улыбнулся, и вновь раздались смешки. Готтшалк поднял руки. – Что ж, верно, у нас с ним есть разногласия по некоторым вопросам, – голос у него прозвучал так, будто он делился с ними каким-то интимным секретом. – И эти разногласия – личные, профессиональные и даже политические, остаются. Но... – он воздел вверх указательный палец, – в одном весьма существенном вопросе мы с ним едины: мы оба убеждены в том, что «Вампир» дает нашей стране преимущество в обеспечении собственной безопасности не только от мирового коммунизма, но и мирового терроризма.
Готтшалк посерьезнел.
– Джентльмены; в последнее время мы наблюдаем рост терроризма против Соединенных Штатов в Иране, Западной Германии, Египте и Перу. По мере приближения девяностых эти инциденты становятся все чаще. Мы видим, что чума уже перекинулась из стран третьего мира на Европу. Ею поражены даже наши союзники – Западная Германия, Италия, Франция и Великобритания.
И запомните мои слова: скоро смертоносная бацилла попадет и к нам. Мы должны быть готовы к этому и действовать быстро, решительно и уверенно. Джентльмены, разве мы можем допустить, чтобы граждане нашей свободной и смелой страны оказались заложниками в своем собственном доме?
Готтшалк правильно просчитал аудиторию и правильно построил речь, поскольку после этого риторического вопроса вновь зазвучали аплодисменты. Присутствующие улыбались, кивали, пожимали ему руку. Его поздравляли, ему обещали поддержку как и на предстоящем съезде, так и в дальнейшем, в предвыборной кампании.
Эти аплодисменты эхом звучали у него в ушах, даже когда он покинул зал и сел в свой лимузин, направлявшийся в Александрию. Он обернулся, глянул в заднее окно: никогда еще огни Вашингтона не казались ему такими ясными и чистыми, такими многообещающими.
Повинуясь импульсу, он нажал кнопку переговорного устройства и приказал водителю развернуться и везти его домой. Это торжество он должен разделить с женой и с Вашингтоном, округ Колумбия.
Когда они проезжали по Арлингтонскому мосту, Атертон не смог удержаться, чтобы не поприветствовать долгим взглядом монумент Линкольну: в свете прожекторов казалось, что он парит над землей.
Он приказал водителю остановиться и в полном одиночестве – время было уже позднее, – поднялся по отполированным ногами миллионов туристов ступеням к памятнику великого президента.
Потому что сегодня Атертон Готтшалк словно родился заново и словно впервые увидел огромную скульптуру Авраама Линкольна, ту самую, на которую он уже смотрел тысячу раз.
Готтшалк, будто в трансе, подошел еще ближе: он чувствовал силу и мощь, исходящую от монумента. Авраам Линкольн словно ожил и передавал свою силу и мощь ему, Атертону Готтшалку.
Это было высшим моментом в жизни Готтшалка. Он купался в лучах света, заливавших монумент и его, живого человека. Словно этот свет был направлен исключительно на него.
Скоро, очень скоро так и будет, подумал он.
Для того чтобы увенчать эту ночь, следовало сделать еще кое-что, и он быстро спустился, влез в лимузин и схватил телефонную трубку.
Кэтлин была в Нью-Йорке, так сказала ему секретарша из ее офиса. Так что он попросил оператора соединить его с нью-йоркским отелем «Парк-Меридиан» и, ожидая, откинулся на подушки сиденья.
Он лениво думал о том, что неплохо бы ближайшим чартерным рейсом подскочить в Нью-Йорк и застать ее врасплох. Он понимал, что это глупая мысль, и все же хотел этого. Но если он так поступит, это вызовет нежелательное паблисити, которое может подорвать его репутацию.
Сегодня днем он уже пытался ей дозвониться, но ее на месте не было. Сейчас уже поздно, наверное, она в гостинице. Черт, как же он ненавидел это бессильное сидение у телефона, к тому же номер снова не отвечал! Разозлившись, он швырнул трубку. Он, естественно, не мог оставить у оператора сообщение для мисс Кристиан: с таким же успехом он мог бы передать это сообщение непосредственно в редакцию «Вашингтон пост».
Прежнее приподнятое настроение улетучилось. Интересно, с кем сейчас Кэтлин? Может, она привела кого-то в гостиницу? А может, сейчас занимается любовью, не снимает трубку?
Чтобы отогнать мысли от Кэтлин, он заставил себя думать о тридцать первом августа. Вот уже закончился съезд, вот он уже прошел номинацию, вот уже началась кампания по избранию его в президенты. И вот он стоит на ступенях собора Святого Патрика, одного из самых прославленных зданий в мире, и Делмар Дэвис Макоумер наносит свой мастерски спланированный удар: группа террористов захватывает заложников, и Готтшалка в их числе.
Его распирало от гордости. Какой же Макоумер потрясающий стратег! И как повезло Готтшалку, что он вступил в союз с этим человеком. Макоумер настоящий гений!
Готтшалк видел себя в охваченной паникой толпе на ступенях Святого Патрика. Он держится героически, и когда все заканчивается, его буквально на руках вносят в Белый дом. Он побеждает соперника большинством голосов, невиданным со времен Никсона, и даже больше...
Лицо его снова засияло. Господи, как же мне все это нравится! – подумал он. Он был твердо убежден, что все именно и так произойдет, он верил в это. Перед его мысленным взором, словно в замедленной съемке, предстали кадры будущего: каждый выстрел, жест, выражение лица, фотография, заголовок. О, эти заголовки! Готтшалк даже застонал от предвкушения.
Пресса!
Он почувствовал эрекцию и неловко завозился на сиденье. Вскоре даже в полутьме лимузина стало видно, как вздыбились его брюки. К черту Кэтлин! Он решил не звонить больше в Нью-Йорк, подождет, пока она вернется. Он может обойтись и без нее.
– Домой! – скомандовал он водителю.
И перед его мысленным взором предстали мягкие груди Роберты, ее ноги и бедра.
Вот вам пример, подумал он, того, как события подавляют собою стремления конкретного индивидуума. Что ж, это и есть политика.

* * *

Перед выходом Трейси позвонил Туэйту. День был жарким и солнечным, и поскольку Трейси предстояло вскоре отправляться в Гонконг, а у Лорин выдался редкий выходной, они решили провести его вместе, на пляже.
– Кажется, пришла пора подумать о мотивах преступления, – сказал детектив.
– Я-то собирался просто спросить тебя, как ты себя чувствуешь, но вижу, что это уже не имеет смысла, – ответил Трейси.
Трейси ходил на похороны и стоял рядом с Туэйтом. Он видел, с какой ненавистью глядели на полицейского родственники его жены: они обвиняли Туэйта в гибели их дочери и внучки. Витавшая в воздухе враждебность придавала ритуалу, признанному дать усопшим успокоиться в мире, странный оттенок. Туэйт держался стоически, он дал волю своим чувствам, лишь когда могилу зарыли и все остальные ушли с кладбища. Солнце освещало его непокрытую голову, и ветерок, словно пальцы призрака, тихонько шевелил ему волосы.
– У меня все в порядке, – резко ответил Туэйт. Потом, помолчав, добавил: – Это как приступы тяжелой болезни, от которой я не могу избавиться. Только работа и помогает. Хорошо, что мне есть чем заняться.
– Ты все еще думаешь о Мелоди? – спросил Трейси.
– Да, подумываю. – Туэйт откашлялся. – Когда ты позвонил мне и рассказал об этой истории с Гонконгом, я начал обдумывать мотивы. Я предположил, что либо Холмгрен что-то узнал и потому его заставили умолкнуть, либо во всем этом деле есть политический аспект. Ты это понимаешь куда лучше меня. У него были враги?
– Враги есть у каждого политика, без того не бывает. Но я не представляю, кто бы хотел его убить. И таким способом. Этот способ мало кому известен. Вряд ли кто-либо из политиков вообще способен даже вообразить такое. Это слишком сложно, и слишком специфично.
– Ладно, – ответил Туэйт. – Может, я неправильно поставил вопрос. А кто получил от смерти Холмгрена наибольшую выгоду?
– Ты снова спрашиваешь о политиках?
– Да.
– Скорее всего, Атертон Готтшалк. На выборах претендента от республиканской партии им предстояла большая драчка. Драчка там, конечно, еще будет, но Готтшалк, я думаю, имеет сейчас солидное преимущество, особенно в свете недавних событий за рубежом.
– Гм... А если за всем этим стоит именно он? Ты знаешь, я никак не могу избавиться от мыслей о «клопе» – Уотергейт и все такое прочее...
– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Я тоже об этом думал. Я довольно хорошо знаю Готтшалка. Он жесток, и он ненавидел Джона. Да и вся его команда тоже. Он хочет стать президентом, но как и несколько других претендентов в кандидаты. И убийство – это не их стиль.
– Ясно.
– А ты как думаешь?
– Да ничего я не думаю, – Трейси услышал в трубку, как зашуршали на столе у Туэйта бумаги. – Я тут запросил компьютер дать мне список политиков, которые за последние полгода отошли в мир иной не по собственной воле. Один такой есть. Ты знаешь некоего сенатора Роланда Берки?
– Я о нем слышал, но никогда с ним не встречался. Это был хороший человек. Я был удивлен, когда узнал, что он подумывал о том, чтобы не выставлять свою кандидатуру на сентябрьских перевыборах. Это был бы существенный удар по Сенату, и теперь, когда он мертв, я в этом лишний раз убедился.
– Здесь говорится, что его убил грабитель, пробравшийся к нему в дом. Полиция в этом уверена.
– А каково медицинское заключение?
– Оно тебе понравится. В отчете говорится, что смерть наступила в результате обширного мозгового кровоизлияния, причиной которого стало проникновение в мозг носового хряща.
На том конце телефона умолкли, и так надолго, что Туэйт спросил:
– Эй, Трейси, ты еще здесь?
– Мне кажется, – медленно произнес Трейси, – что тебе стоит туда съездить.
– Дело, в принципе, уже прошлое, но, наверное, можно попытаться, – Туэйт снова прокашлялся. – Ты полагаешь, это дело рук нашего клиента?
– Вполне возможно, – Трейси лихорадочно обдумывал ситуацию. – В принципе, такое может сделать любой достаточно сильный человек, но вот специфический угол... В отчете сказано, под каким углом проник в мозг хрящ и какой он формы?
– Нет. Ничего подобного.
– Ладно. Да я и не предполагал, что они это опишут. Тогда тебе надо повидаться с тем экспертом, который делал вскрытие. Он скажет.
– А что мне искать?
– Понимаешь, хрящ должен остаться целым и проникнуть в мозг под определенным углом. Если этот удар нанесен просто очень сильным человеком, хрящ превратится в месиво, тем более, если было несколько ударов. Специфический же удар не взбивает хрящ.
– Хорошо, теперь я понял, – Туэйт засмеялся. – Постарайся не затягивать свое отсутствие.
Трейси понял, что этими словами Туэйт просит его соблюдать осторожность.
– Как закончу дела, так и вернусь. Ну, увидимся, – попрощался он.
Лорин наблюдала за ним из другого угла комнаты. Рядом с ней стояла корзина для пикника, в которую они уже сложили свои припасы: жареного цыпленка, сэндвичи с тунцом, картофельный салат, маслины, фрукты и бутылку белого вина.
– Чем это ты занялся? – тихо спросила она. Она заплела волосы в две косы, отчего лицо ее стало еще выразительнее. Надела красную майку с надписью «Нью-Йорк Сити Баллей» на груди и белые шорты. – Я полагала, что после того, что случилось с семьей Дугласа, ты успокоишься.
– Не могу, – просто ответил он. – Я думал, что ты это понимаешь.
– Что я понимаю, – сердито возразила она, – так это то, что вы оба лезете в пекло.
Он посмотрел на нее и увидел, что в глазах ее стоят слезы.
– Неужели ты не понимаешь, что я в ужасе от самой мысли, что могу потерять тебя? – она вздрогнула. – Именно теперь, когда нам удалось вымести весь мусор. Как часто в жизни случается любовь, ты-то знаешь? Однажды, и то, если тебе повезет. Чаще это случается только в том случае, если человек жаждет «устроить свою жизнь». Я этого не жажду, – она подошла поближе. – Ты отправляешься на другой конец света, чтобы найти Бог знает кого, кто знает Бог весть что. А ты когда-либо задумывался над тем, что можешь не вернуться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106