Достанется сегодня «апостолам». И о
хота им этим заниматься, ведь у нас сейчас всего вдоволь, ни в чем не нужда
емся. Они говорят, что «он», мол, заслужил это. И вот сегодня ночью человек, к
оторый сейчас еще жив и ничего не подозревает, умрет. Его повесят, как пове
сили комитетчика, а его жену, если она есть, или дочь изнасилуют. Это так жу
тко, когда так убивают человека. Он ничего не сможет сделать, чтобы спасти
сь, он совсем беспомощен против стольких вооруженных людей. Я понимаю Ц
надо мстить, но зачем издеваться над невинными? Как страшно кричали женщ
ины, когда вешали комитетчика, когда их насиловали.
Прежде чем повесить комитетчика, Ян Коротыш изнасиловал его жену. Комите
тчик был связан, в рот ему сунули кожаную рукавичку, и он мог только мычать
, но все видел. Остальных, кого застали в его доме, видимо его гостей, загнал
и в амбар и заперли, кроме женщин, разумеется… А потом его повесили. Это бы
ло такое зрелище… Отвратительное, страшное. Не хочу больше такое видеть.
Я буду мстить, конечно, рыскать по лесу без устали, что угодно могу делать,
но на это я с ними больше не иду. Это ужасно!

* * *

«Апостолы» переменили место жительства и послали меня сообщить об этом
Орасу. К моему несчастью, новый лагерь еще удалился от города, и мои ноги э
то почувствовали прежде всего. Пройти нужно было километров сорок пять,
погода была хмурая, небо заволокло тучами, предвиделся снегопад. В проше
дшую ночь, с вечера до утра, я был на лыжах, ходил к нашему рыбаку по поводу л
одки, вернее, мотора Ц ему не хватает некоторых частей. Вернувшись, я толь
ко заснул, как меня разбудили и послали в дорогу.
К полудню, пройдя половину пути, я дошел до зимней дороги, по которой крест
ьяне из лесу вывозят сено и дрова, по ней мой путь сократился бы на одну тр
еть. Я не совсем хорошо знаю ее, но зимний день короток, и мне хотелось поск
орее добраться к печке. Я свернул в лес. После получаса ходьбы вдруг подня
лся ветер. И скоро в лесу закружила, завертела вьюга. Быстро стемнело, и я з
аметил, что иду не по дороге. Ее не было ни впереди, ни сзади. Я продолжал дви
гаться наугад. Сколько я так прошел, не знаю. Темнота делалась густой, я сл
омал лыжи, бросил их и шел спотыкаясь, проваливаясь в рыхлом снегу. Вдруг в
темноте на что-то наткнулся. Пощупал руками, понял, что это деревянный за
бор. «Есть забор, должен быть и дом», Ц подумал я, перелез через забор и наш
ел дом.
О боже, к печке! Я постучал в дверь, умоляя пустить к теплу, но дом молчал. Я, к
ак лис, ходил вокруг дома, мурлыкал на всякие лады, щелкал соловьем, но дом
молчал. Теперь, когда всюду полно ильпов, вряд ли кто ночью впустит. Тогда,
рискуя головой, открыл одно окно и сунулся внутрь. Внутри было тихо и очен
ь тепло. Я залез наполовину и чуть не уснул прямо на подоконнике. В доме не
было ни души. Часы на стене показывали двенадцать. Я подумал, если в такое
время никого нет, значит, до утра нечего бояться. В кухне над плитой висели
симпатичные окорока, в котле обнаружил картошку. Я поужинал, разделся и л
ег в одну из кроватей в спальне, чтобы культурно выспаться.
Разбудил меня сон. Я видел во сне, что меня схватили какие-то люди и собира
ются резать. Проснувшись, услышал голоса людей, доносившиеся из кухни, гд
е на столе Ц остатки моего пиршества. Одеваться было некогда, но что же пр
едпринять? Что сказать хозяевам? Кто-то пошел в спальню. Натянув на голову
одеяло, я притворно захрапел. Вошедший зажег спичку и подошел, по-видимом
у, к столику, стоящему у окна, через которое я проник в дом. По шагам я понял,
что это мужчина. Он зажег еще одну спичку, зазвенело стекло. Я сообразил, ч
то он зажигает лампу-керосинку. Ее я, влезая в дом, тоже заметил на столе. Ту
т еще кто-то вошел в спальню.
Ц Ужасная погода, Ц проговорил удивительно знакомый женский голос и, з
апнувшись, перешел на шепот: Ц Рейн, кто это… у нас спит?
Слово «спит» она сказала уже совсем тихо. Последовала пауза. Я слышал лиш
ь их дыхание. Видимо, мужчина, пойдя в спальню, не сразу меня заметил. «Где я
слышал этот голос?» Ц пытался я сообразить, сжимая рукоятку своего финс
кого ножа.
Ц Не знаю, Ц прозвучал неуверенный ответ мужчины и вопрос: Ц Как он вош
ел в дом? Ц Он тоже говорил очень тихо.
Ц Что же теперь делать? Ц спросила женщина шепотом.
Опять последовала пауза. Затем мужчина еле слышно что-то сказал, и я слыша
л, как он тихо-тихо ушел в кухню. Я мигом откинул одеяло и поднял нож. Женщин
а закричала и попятилась в угол. .Из кухни с двустволкой в руках ворвался ш
ирокоплечий мужчина.
Ц Брось это! Ц закричал он, направив на меня двустволку.
В это время вскрикнула женщина:
Ц Ахто! Да это же Ахто, о господи!
Я узнал в женщине Лиль Кеза. Мужчина молча разглядывал меня.
Ц Как ты сюда попал? Ц спросила Лиль.
Я рассказал, одеваясь, как заблудился, как нашел этот дом и как вошел. Мужч
ина все молчал.
Ц Где ты был эти годы? Ц снова заговорила Лиль. Ц Где твоя мать, знаешь л
и ты что-нибудь об отце?
Я сказал, что отца нет, что его убили коммунисты, а мама…
Ц Отца твоего убили не коммунисты, Ц сказала Лиль, Ц он умер в больнице
и похоронен на кладбище Тырватласкма.
Я смотрел на Лиль, она была совершенно серьезна, да и чего бы ради ей шутит
ь? Но я не мог в это поверить. Ведь Орас точно знает, что отца расстреляли. Он
рассказывал, будто отца задержали раненного, увезли в Таллин, в тюрьму, а
затем расстреляли.
Ц Кто тебе сказал? Ц спросил мужчина, глядя на меня испытующе. Ц Кто теб
е говорил про коммунистов?
Я рассказал про Ораса. Мужчина закурил, а когда я кончил, бросил недокурен
ную папиросу и заговорил: оказывается, он дезертировал из легиона, пробр
ался на остров и прятался в лесах. В этот период и познакомился с Лиль, кот
орая жила в деревне Похла, в том самом доме, где мы сейчас разговариваем. О
н поселился у Лиль и жил здесь до конца войны. Когда кончилась война, явилс
я в милицию и рассказал о себе. Ничего плохого он никому не сделал: был моб
илизован, был на фронте, ушел с фронта, прятался от немцев. Ну и простили ег
о. С тех пор они с Лиль живут в этом доме. А Лести теперь у бабушки.
Осенью 1944 года в их доме появился отец. Он скрывался в лесах. Было объяснени
е по поводу Лиль (об этом мужчина не стал распространяться). После этого от
ец ушел от них. Он вернулся к ним еще лишь один раз, последний раз, глубокой
осенью, тяжело раненный и попросил отвезти его в больницу.
Мужчина сам на телеге отвез отца в город. По дороге отец рассказал ему, что
находился в лесу с компанией Роосла, что это бандиты, грабящие население,
предающие Эстонию. Оказывается, группа эта из-за каких-то разногласий ра
спалась на две враждующие части, которые в один прекрасный день перестре
ляли друг друга. В отца стрелял Роосла. Лиль и этот мужчина запомнили имя Р
оосла по рассказам отца.
Ц А мать твою, брата и сестру отец увез на полуостров Сырве, откуда они дв
инулись в Швецию. Он хотел и Лиль увезти, вернулся за ней, не нашел (она жила
в деревне), а когда нашел, было поздно, да и Лиль… уже не поехала бы. Вот он и о
стался в лесах, Ц закончил мужчина свой рассказ.
Я вспомнил слова Ораса: «За отца мстить надо!..»
Утром, перед рассветом, я пришел в город. Город еще спал. На улице Кывер был
а тишина. Орас, как всегда, был один. Он не удивился моему неожиданному при
ходу, стал расспрашивать о делах. Не ответив, я спросил, откуда ему известн
о, что отца убили чекисты. Этому неожиданному вопросу он уже удивился и ск
азал, что тут и знать-то нечего, отца, мол, забрали, а у чекиста один конец и ч
то в общем сейчас не время об этом говорить. Я не стал слушать дальше и уда
рил его ножом. Он упал, но лежа ударил меня ногой в живот, теперь я упал, полу
чил чем-то тяжелым удар по голове и потерял сознание.
Сколько пролежал Ц не знаю. Когда пришел в себя, было уже совсем светло. Я
лежал в крови, голову ломило. Ораса не было. Он, вероятно, подумал, что убил м
еня, и ушел, чтобы не возвращаться. Я нашел бутылку водки, вылил себе на гол
ову, а голову обмотал простыней. Затем лег и вскоре, несмотря на боль, усну
л. Проснулся я вечером, когда было уже темно. Вернувшись к «апостолам», я р
ассказал им все, хотя не сомневался, что они присутствовали, когда Орас ст
релял в отца. Я им не прощаю, но считаю, что они передо мной не так виноваты,
как Орас. К тому же они мне нужны: ведь они собираются уходить из Советског
о Союза, и я не хочу здесь оставаться. А главное, мне некуда деваться Ц в Си
бири ведь холодно.
«Апостолы» за последнее время со мной очень подружились, и я знаю кое-кто
из них «Христа» не очень почитает. Притом я тоже им нужен, может быть, даже
больше, чем Орас. Ведь это я весной, когда они вынуждены были отсиживаться
в лесах Тырватласкмы, по колени в холодной воде, по разливам и болотам дес
ятки километров отмеривал каждый день, доставая им продукты, ходил в раз
ведку, поддерживал связь с нужными людьми. Я знаю, «апостолы» меня в обиду
не дадут, я им нужен.
С тех пор уже прошло много времени, а Орас не явился, о нем ничего не слышно.
Скоро, наверное, отправимся в плавание. Однако я понял, почему отец назвал
их бандитами, предающими Эстонию. Они жадные, им действительно нет дела д
о Эстонии, до эстонцев. Им безразлично, кого ограбить или убить: коммунист
ы Ц не коммунисты, эстонцы или русские Ц все равно, были бы драгоценност
и Ц кольца, браслеты, часы…
Вчера, например, Ян Коротыш притащил какую-то картину, говорит Ц дорогая
, знаменитого, мол, художника. Можно подумать, большой ценитель искусства
… Интересно только, откуда он ее притащил и кого из-за нее убил. Он свернул
полотно трубочкой, в трубочку насыпал горсть золотых царских пятирубле
вок, запихал туда маленькие дамские часики и еще что-то, я только не разоб
рал что. Я и не стремлюсь подглядывать, просто так получается, что я все ви
жу, хотя все они стараются прятать свои ценности друг от друга. Я знаю, что
у Ораса в чемоданах тоже целые богатства. По-моему, он из-за них и в лес не п
ришел, боится, что его свои же ограбят. А Рудис, который до сих пор не хочет р
асстаться с лейтенантской формой и Железным крестом, говорит, что непрем
енно обзаведется в Швеции магазином, ему, мол, наплевать, что у отца хутор
отняли.
Все мечтают разбогатеть, сделать бизнес. Один только Кальм ходит в милли
оны раз залатанных штанах. И никаких Ц это я точно знаю Ц ценностей у нег
о нет. И всегда молчит, мрачный, лишь дымит трубкой. Остальные над ним насм
ехаются, говорят, что во всем имя виновато (Кальм по-эстонски Ц могила). Но
он мне нравится. У него никого нет, ни жены, ни детей Ц погибли от бомбы. Я с
просил, что он будет делать в Швеции. Кальм сказал: «Работать». Он был моби
лизован в легион, а когда война кончилась, вернулся на остров и начал рабо
тать на хуторе. Но из-за одной девушки Кальм убил своего соседа. И пошел по
сле этого в лес. Мне кажется, если бы не это Ц он бы никуда из Эстонии не уех
ал.
Все они расспрашивают меня про Германию, как я там жил, особенно их интере
суют бизнесмены, такие, как Чухкади. Послал бы я их всех к черту, только вот
некуда деваться, не хочу снова попасть в НКВД, но главное Ц надо разыскат
ь маму. Вот удивится она, когда я их догоню. Интересно, чем они там занимают
ся Лейно, наверное, ходит в школу…

* * *

В лесу Тырватласкмы, среди древних высоких сосен, в чьих вершинах морски
е ветры поют колыбельную тем, кто похоронен здесь, на Святом кладбище, Ц
одинокая могила отца. Я нашел ее, запущенную, заросшую полынью и крапивой.
Очистив ее, долго стоял у изголовья. Одни чувства сменяли другие, и я не мо
г ни понять, ни остановить их. Были жалость, грусть, горечь безвозвратной у
траты, упреки… Но ему ведь все равно, его нет…

* * *

Нужно достать другую записную книжку, эта исписана до последней страниц
ы. Приобрел я эту книжечку здесь, на родине, пропутешествовала она со мной
по чужим странам и опять вернулась на родину. Стала она мне дорога, хотя жи
знь, описанная в ней, не очень хороша. Но это моя жизнь, и если сейчас приход
ится описывать плохую, быть может, когда-нибудь я напишу о хорошей.


Тетрадь пятая

Год 1948

Батарея.

О том, что такое Батарея и как я сюда попал, надо писать издалека, а писать п
риходится на лоскутьях всяких бумажонок. Не беда. Когда-нибудь, возможно,
раздобуду свои тетради, а если нет Ц заведу новые и все с этих бумажонок п
ерепишу.
Итак, «12 апостолов» и один Серый Волк, то есть я, должны были отправиться в м
орское путешествие в лодке, заранее доставленной на полуостров Сырве. От
правление было назначено на 12 нюня.
12-го вечером, вернее уже ночью, в камышах на Сырве, окружив нашу посудину, м
ы занимались последними приготовлениями. Выглядела наша по Библии назв
анная группа весьма грозно: у каждого было какое-то оружие Ц немецкие ви
нтовки, русские автоматы, парабеллумы, гранаты и даже легкий пулемет.
Наконец все приготовления, которые делались в совершенной тишине, были к
ончены, и мы уже сдвигали лодку в море, когда раздался окрик:
Ц Руки вверх! Бросай оружие!
Его сопровождала очередь из автомата.
Все залегли. Мы открыли стрельбу. Застрочил пулемет, кто-то швырнул грана
ту. Пограничники молчали, и мы стреляли неизвестно в кого… Потом мы понял
и, что этим не спастись, что нужно уходить в море; несколько человек продол
жали отстреливаться, остальные снова попытались сдвинуть лодку. Но тут п
ограничники сразу открыли бешеный огонь, и трое из нас повалились на пес
ок. Мы снова стреляли по пограничникам, они опять умолкли, и в темноте их с
овсем не было видно. Повторилась команда сдаваться.
Я, признаться, не прочь был сдаться. Сказать это вслух, конечно, не решился,
но подыхать мне тоже не хотелось.
Я решил уплыть. Только куда девать мою тетрадку? Мои записи… Жаль было их б
росать даже в такую минуту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31