Это было неприятно, и страшно, и Сергей спрашивал себя, не нажмет ли случайно эта неведомая, держащая оружие рука? А если примет жилец нас за очередных монстров?
Тучи все-таки затянули небосвод, закрыли солнце и с каждым мгновеньем их становилось все больше и больше. За светом солнца следовали серые сумерки, а за сумерками следует ночью. Но эту ночь они проведут у Щербинского, втроем отстреливаясь от мороков ночи.
– "И может я еще раз рубану Голема" – подумал с ухмылом Сергей.
Щербинский вел их кривыми дорожками, и скоро, они выяснили, что находятся как раз неподалеку от местного дома культуры. В сером дневном свете, без солнца, здание выглядело на порядок мрачнее.
– Эко все-таки за мерзкий дом, – выдал Лапников, – я уверен, что это самое безобразное строение во всем Черепихове.
– Да, – сказал Сергей, – мне он тоже почему-то не нравиться. И вонь от него идет, что только держись.
– Здесь и так много вони, – произнес Щербинский направляясь по улице вдоль Дома, – тут воняет все подряд, и в основном тухлятиной. Но от этого дома воняет змеями! Змеями и все тут. И не змеями, а большими змеями. Во бред то, а?
– Пахнет малость – Согласился журналист водя носом, со стороны это казалось комичным, именно такие же движения проделывала у его собака. Выглядело так, словно они еще не решили, кому из них становится псом, – и именно змеями. Пахнет мускусом, он выделяется у всех рептилий, чувствуете? Именно мускусом.
– Так пахнет мускус? – спросил Сергей, – раньше как-то нюхать не приходилось.
– Что-то неясно, может это от них пахнет, – ладонь селянина простерлась в сторону очередной «змеиной» улицы – улицы где на каждом столбе висит по длинному телу.
– Может и от них! Мы в конечном итоге шли в архив.
– В архив, так в архив, – и они двинулись вдоль улицы, составив, пахнущий змеями дом далеко позади. Дождя все еще не было.
Около пяти вечера подошли к архиву. Старое, двухэтажное кирпичное здание, но второй этаж вместе с крышей рассеялся дальше по восточному направлению. Зато первый по-прежнему стоял, и светил не так давно крашенными зелеными боками, с проглядывающей в некоторых местах древней дранкой.
– Вот это и есть наш бывший краеведческий музей, – познакомил Щербинский, – там наверху было чучело самого большого медведя пойманного в Ярославской области. У нас между прочим! Да заходите, если кто там есть, – постреляем.
– Постреляем, – вздохнул Сергей и первым двинулся к ржавой стальной двери с выломанным замком. То ли буря постаралась, толи, кто-то из селян.
Дверь, уж на что была ржавая, отворилась с режущим уши скрипом и визгом, от которого верилось, даже змеи вниз по улице, снимутся со столбов и рванут подальше. Внутри обнаружилась маленькая прихожая, теперь запакостенная и замусоренная, и залитая водой. Старые доски пола сопрели и выглядели столетними. А над головой вместо потолка красовалось серое небо. Вид был безумным еще от того, что, на стене, подпирая небо рогами висела прогнившая голова крупного лося. Одни стеклянный глаз чучела выпал и лежал внизу. На сгнившем в лохмотья ковре, второй тускло блестел в глазнице.
Сергей на лося не стал глядеть, одна дверь откуда шла непосредственно в общий зал, а вторая в подвал. На этой второй висела неброская табличка от руки: «Архив».
Лапников пялился на лося, а Сергей двинулся к двери и потянул на себя. Дверь отворилась тоже со скрипом но тише чем внешняя.
Внизу была темнота. Оттуда пахнуло затхлостью и прелью. Понесло легким запахом мускуса. Вниз уходили истертые каменные ступени.
– Знакомо, – произнес Серега в темноту, весь этот вид был чрезвычайно близок к подвалу Черепиховской церкви.
– Что знакомо? – спросил Лапников.
– Вечно мы по дырам всяким лазаем. По запаху можно подумать, что там внизу выгребная яма со змеями.
– Ничего себе сравнение – свистнул Лапников – кто первый туда полезет? – и почему-то обернулся на Щербинского.
Серега обернулся тоже:
– И почему мы не диггеры. Тех в такие норы только и тянет.
Щербинский ухмыляясь, вытащил из своего мешка два древних фонаря модели «летучая мышь», точные копии того, что висел у Сергея в маленьком домике с совами на крыше. Один из фонарей был древен и ржав. Второй новый, сияющий синей краской и с китайскими иероглифами на крыше.
– Ого, – сказал журналист – вот мы и возвращаемся в древность. Лиши человека электричества, и вот он уже не уровне прошлого века, только почему иероглифы?
– Это новый фонарь, – пояснил Щербинский – Видать китайцы до сих пор такими пользуются и изготовляют. Света тоже на всех не хватает.
– А качество у него тоже китайское? – Спросил Сергей с ухмылкой.
– А это мы сейчас проверим.
И проверили. Старый фонарь зажегся сразу, тусклым коптящим, светом, почти не видимым в сером свете этого дня. Китайский же долго не горел, но наконец фитилек вспыхнул, опалив брови сунувшегося слишком близко Щербинского. Тот отшатнулся и чуть не запустил фонарем в ближайшую стену, но Сергей не дал. Взял фонарь себе и стал спускаться вниз по ступеням.
Позади, квадратная фигура Щербинского сразу же закрыла всякий солнечный свет и пришлось теперь довольствоваться только коптящим светом бракованного фонаря.
Слышно было как позади, Лапников уговаривает собаку спуститься во тьму, а та видимо упирается всеми четырьмя.
– Где-то я слышал, что собаки боятся темноты, – сказал Сергей вглядываясь вперед.
– Правда? – откликнулся селянин – собаки же близки к людям, вот и переняли от них все подряд.
Свет фонарей колебался, а лестница была так узка, что идти приходилось по одному, вряд. Было неприятно, но все-таки не так страшно, как во время спуска в темень Черепиховского собора.
– "В самом гнезде побывал!" – думал про себя Серега, – побывал в само центре, и ведь сунулся туда по доброй воле. Мне же теперь в страшных снах будет этот подвал сниться. Если выживу конечно.
– "Никогда!" – думал он, – «Никогда не спустился бы в такой подвал ночью. Никогда бы не полез ночью в темные воды пруда. В темные воды… никогда…»
Он встрепенулся. Что еще за воды ему пришли на ум. Темные воды пруда. Он не разу не видел этот пруд, но почему-то воспоминание о нем наполняло страхом. Как отголосок давешнего кошмара.
– "Темная вода" – бубнил про себя приезжий, а сам в это время ровно шагал вниз, в глубокий подвал – «Темная вода неизмеримой глубины. А в воде змеи и жабы, и тритоны и тина, что на дне затягивает. И в воду идти. В глубину, ночью… идти»
Фонарь был слаб и освещал самое большее полтора метра впереди, и тут неожиданно высветил такое, от чего Сергей резко встал, а затем с криком шатнулся назад, выронив фонарь.
Фонарь упал на ступеньку, а затем с грохотом прокатился вниз, разбился там обо что-то и вспыхнул. А следом загорелась и часть стены, об которую он ударился.
Оглушительно громыхнуло над ухом ружье, и Серега повторно качнулся в сторону. Затем мимо протиснулся Щербинский, не говоря не слова, а сверху кричал что-то Лапников.
Приезжий потряс головой. У Щербинского тоже нервы напряженны. Как что стреляет во все подряд. А сейчас селянин стоит внизу, и освещает фонарем, то, что напугало так Сергея.
Маленькая площадка. Старая, деревянная дверь с номером. Табличка «Архив». А под дверью лежит труп. Бывший человек, это явно, но уже начал превращаться в змею. Вон и кожа вся чешуйчатая, а на пальцах нет ногтей. На шее обрывок веревки, что сильно неприятным образом напоминает покойного шизика Саню.
Сергей помотал головой. Близкий выстрел обжег щеку, и начал спускаться вниз, к селянину.
– Знакомый случай.
– Да знакомый, многие наслышанные о змеиной стараются помереть, но змеей не стать.
В груди у трупа зияла свежая дыра, но кровь оттуда не сочилась, да и мясо было беловатого рыбьего цвета. Если Щербинский стрелял, то почти всегда попадал.
– А он ходить не станет? – спросил Сергей – пялясь на убитый труп.
– Если до сих не встал, то уже никогда. Это ведь сам держатель архива Мельников. Я слышал его семья свалила отсюда в лучшие места. А он видать не успел.
На лбу у Мельникова светился третий глаз, он был приоткрыт и отражал блик фонаря. Сзади подошел Лапников и тоже вскрикнул, но фонарь удержал, а вот его псина с воем рванулась наверх, к свету, но и ее удержали.
– Труп, – тупо промолвил Лапников, наклоняясь – опять в змею хотел, сколько же здесь таких?
– Одно надеюсь, что в архиве самом их не будет.
– Там будет кое-что похуже, – мрачно пообещал Щербинский.
Сергей подошел к двери, попытался открыть, но к ней всем весом привалился мертвый змей. Приезжий попробовал еще раз. Тело зашаталось и оторвалось от двери с легким, чмокающим звуком. Сергей поспешно отступил на шаг и просительно посмотрел на Щербинского.
Тот ухмыльнулся, криво и стал отыскивать труп за ноги. Сергей и журналист, брезгливо посторонились.
– Кстати, как вы думаете, для чего им третий глаз? – спросил Лапников, довольно бесстрастно, наблюдая, как растекается под потревоженным трупом лужица желтоватой вязкой желчи.
– У змей, – сказал Серега на месте третьего глаза находиться орган, воспринимающий тепловые колебания, а также легкие вибрации воздуха. Это одновременно и ультразвуковое ухо, и термометр. Но у змей этот глаз скрыт под кожей, и совсем не выделятся. А у наших переростков он сильно развит, и действительно похож на глаз. А ты хочешь сказать, что нашел этому объяснение.
– Что-то вроде нашел. Раз уж мы взяли гипотезу, о внешней силе, которая управляет змеиным войском, то скорее всего это то самый знаменитый третий глаз, заведующий шестым чувством у человека.
– То есть предвидение, ясновидение, телекинез… Что-то я не пойму, зачем им столько всего.
Труп, чавкая пополз по ступенькам. Было слышно, как материться, тащащий его Щербинский.
– Ну в данном случае, – сказал Лапников, – я думаю, что глаз заведут телепатией и позволяет связываться новосозданному змею с хозяином.
– С хозяином значит. А те, которые сразу обратились в змею как же. Без связи.
– А это я уж не знаю. Сейчас пойдем, или будем Щербинского ждать.
– Подождем, и пустим вперед.
Сверху громыхнуло, и раздался глухой стук, видно Щербинский, утомившись тащить, выкинул мертвеца единым мощным пинком. Несчастный змеечеловек был выкинут, и селянин, громко топая по ступеням возвращался к ним.
– Что это вы тут стоите? – осведомился он, тяжело дыша, затем понял, усмехнулся и толкнул от себя дверь.
Дверь подалась с ржавым скрипом, и даже с петель посыпалась бурая пыль. Их давно не смазывали и не чистили, ну а теперь и вообще никогда уже не смогут.
Зоотехник широко шагнул в открывшийся проем и приподнял фонарь над головой, чтобы получше осветить дальние углы. Тут же с проклятиями подался назад, чуть не опрокинув, выглядывающего из-за плеча Лапникова. Сергей тоже выглянул в проем.
Кучка из полутора десятков змей полукругом расползалось из под ног Щербинского, спасаясь явно от давно не виденного яркого света. Одну из змей селянин попытался достать сапогом, но не смог, а змеи резво скрылись в темноте.
Серега отодвинул мешающего спутника в сторону и сам шагнул вперед.
– Однако. – Сказал он.
– А ты что думал? – Вопросил Щербинский подходя. – Наш архив, почитай, занимает все подвалы музея, есть только маленькая еще кладовая, да и то сейчас закрыта.
Архив был огромен. В данный момент, Скрываясь во тьме, он казался размером не меньше спортзала размером. А старый фонарь освещал лишь маленькую часть, из уходящих вдаль стеллажей.
Воздух был здесь нехороший, затхлый и качественно отдавал мускусом. В свете их старой коптилки вырисовывались лишь четыре стеллажа, что видимо были началом такого же числа длиннющих рядов. Видно было, что стеллажи начинаются от грязного, холодного сырого, бетонного пола, с ржавыми подтеками, и кончаются как раз у абсолютно идентичного сырого потолка. Стеллажи были непрезентабельные, ржаво – железные, и было трудно понять, как можно в такой сырости хранить старые рукописи.
Вид этих четырех, остовов стеллажин, ясно напомнил Сергею остатки некого стального корабля, многие годы пролежавшего под водой и обросшего моллюсками, водорослями, и прочей морской живностью.
Особенно было неприятно то, как уходили эти стеллажи в темноту. У самой двери приютился маленький металлический столик, на котором грудой были навалены бухгалтерские папки. Папки сопрели в здешней сырости, и лежали мокрой кучей, а из углов у них выглядывала белая плесень.
– Однако, – повторил Сергей, – и здесь мы должны что либо найти?
– Вспомни про страхи. Страх пред темнотой, одни из самых главных страхов. – Встрял не к месту Лапников.
– Ты хочешь сказать? – Сказал Сергей. – Что не собираешься идти вглубь.
– Да нет, в глубь, не в глубь, а неподалеку пороемся.
– Щербинский, – произнес Сергей приподнимая фонарь и принюхиваясь к мертвому воздуху – а не помнишь ли ты, сколько квадратных метров занимает ваш архив?
– Какие метры! – Веско произнес Щербинский, правда, понизив все-таки голос, больно уж гнела черная тишина. – Искать надо.
Он потянулся и прикрепил свой фонарь, на крюк, расположенный аккурат над столиком с бумажным мусором. Стало видно получше, но не намного. Обнажилось еще пол метра стеллажей, да часть бумаг. Даже отсюда было видно, что бумага находиться в состоянии не намного лучшем, чем та что лежала сырым комом на столике.
– И здесь искать, – сказал про себя Сергей и неожиданно явственно представил как он будет искать здесь рукописи. Как сунет руку в эту теплую плесневую сырь. Как будет крошиться бумага, а гнилая бумажная взвесь потечет по руке. Как из вороха будут выползать здоровые белые жуки, что никогда не видели света, как они будут шебуршиться на ладони, а затем упадут вниз, на сырой бетонный пол.
Картина эта встала в сознании так ясно, что Сергея снова чуть не вывернуло, полупереваренной змеей, и он отступил к двери, чтобы спастись от запаха гнилой бумаги.
– Ну… – Начал было Лапников, но его притихший голос, был заглушен мощным визгом идущий из тьмы:
– Чииииивиииириил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47