Овощи, безусловно, вырастим, - центральная наша задача! Ухаживаем за культурами, а трудности тягла преодолеваем: по ветлазаретам собираем калек лошадей, сеем, пашем, бороним.
Ну а насчет животноводства? Так: план сдать государству в сорок втором году пятьсот центнеров молока. Но если не выполним, виноваты будете вы, военные: не разрешают завозить сюда коров. Есть у нас восемь коров, четыре теленка и один бык. Доим коров неплохо, позавчерашний удой - девяносто три килограмма за сутки от шести дойных. В ближайшие дни ждем ста литров, а потом будем добиваться полутораста, - одна корова должна отелиться.
Выполнение всего плана зависит от военной обстановки! Трудности - большие. Районные руководители хитрят: «Что ж, вы - всесоюзная организация! Значит, и лошадей и все прочее должны получить из Москвы!..» Поэтому, когда всем другим дали по две лошади, нам ничего не дали! Ну, а в остальном отношение районной организации теплое. Только вот секретарь райкома комсомола сюда дороги не нашел С двадцать шестого мая, как я приехал сюда, никто не занес ни одного экземпляра газеты. Последние номера от шестнадцатого мая. Нельзя ли нас прикрепить к бао?.. Так как весь совхозный трест эвакуировался, то ни политотдела, ни политсектора нет. Неплохо бы, чтобы армейские политработники пришли бы и обратили на нас внимание!

В Мгинском райисполкоме
1 июня. Утро. Шум
Сегодня решил посетить Мгинский райисполком, эвакуированный из оккупированной немцами Мги и находящийся теперь здесь, в Шуме. И пришел к председателю исполкома Салмаксову Ивану Тимофеевичу и застал у его стола бабку в рваном зипуне, в калошах на босу ногу.
… Все как есть сгорело… Все было у меня, нет теперь ничего… Все сгорело, выскочила голая, теперь и холодная, и голодная. И денег шестьсот рублей сгорело.
Э! Надо б их в сберкассу снести, не сгорели бы.
Да я то все собиралась уехать, да и не собралась… Семьдесят лет. Никогда не докучала, а теперь не знаю, как и жить, с чего начинать.
Ничего, поживешь, поможем.
Вот спасибо, только что бог да добрые люди помогут.
Бог? Ну, от бога-то…
Да добрые люди…
Вот это, пожалуй! Советская власть поможет тебе!
Вот, спаси ее бог! А то и как жить, не знаю… На огороде копалась, самую рвань-то надела…
Бабка благодарит, уходит, и Салмаксов через стол говорит своему помощнику:
- Вот эту бабушку нужно проверить. Если подтвердится, включить ее в список этих американских подарков!..
Входит старик. Усатый, худой, лет пятидесяти, в кепке, в грязном пиджачишке, штаны грязные. Сует руку Салмаксову, хныкающим тоном жалуется, что нет денег. Салмаксов наставительно замечает:
- Собирать надо! Вот каски, например! За десять штук - сорок рублей, за сто касок - шестьсот рублей, - прогрессивка! И гильзы надо собирать… Как твоя фамилия-то?
- Гарцев!
- Где ты был, когда немцы были?
- Там!
- У немцев?
- У немцев.
- Куда тебя гнали?
- За Пчевжу… Хоронился, а то работать - дрова пилить заставляют. «Рус, Рус! Выходи!» - а то с палкой!
- А питание как?
- А кониной! Больше-то нет ничего… И сейчас кониной…
- Падринский? Хлеба сколько получаешь? Четыреста?
- Да… Да вот картошкой горелой, высушишь да и питаешься. Больше нет ничего… А не дай никому испытывать! Лучше задавиться, чем попадаться к немцу. Ложись под пули - лучше! Все равно околевать. Запряг лошадь…
Старик уходит, входит милиционер. Разговор об очистке дороги от совхоза на Падрилу… Старичишка приходит опять.
- Что?
- А вот что… Бумажку!
- Не получил еще?
- Не получил! Тебя и дожидаю все.
- Иди вот сюда. Сейчас Тельнова, секретарша, зайдет, и возьмешь.
Уходят все, и Салмаксов начинает мне рассказывать.
- Десятый месяц исполком как бы в командировке!.. Если район в целом и сельсоветский аппарат взять, несмотря на то что эвакуировались из Мги, мы деятельность продолжали и не ослабляли советский аппарат. Налоги, платежи собирали, как полагалось и раньше. Даже народ по платежеспособности в несколько раз лучше, чем когда бы то ни было, - более сознательными стали. Осенью, в период пребывания здесь Пятьдесят четвертой армии, мы полностью работали для фронта. Снабжали армию сеном, овощами, мясом… Выполняли указания Главного командования о снабжении армии за счет внутренних ресурсов, потому что Тихвина нет, немец к Волхову подбирался. Мы буквально все для нужд Пятьдесят четвертой армии собрали. Советы всячески содействовали.
Население и материальную часть колхозов эвакуировали из прифронтовой полосы в глубь нашего района, а часть - в тыл. Были тогда собраны все лошади со всего района. А теперь ждали мы лошадей со слезами!..
Когда немцы захватили Влою, Падрилу, мы еще здесь были. Взялись за эвакуацию, когда нам стали отсекать дорогу снарядами и минным огнем. Характерно: в Шуме ни одного старика не осталось! Деревня Влоя тоже вся эвакуирована была. Уходили все фактически под огнем. Мы, руководство, уходили пешком, последними. Отошли в Гавсарский сельсовет - туда все учреждения эвакуировались.
В Гавсаре мы находились до двадцать третьего - двадцать четвертого декабря. Как только отодвинули немца, мы сразу приехали сюда. Двадцать шестого - двадцать восьмого сюда, обратно, стянулись и все организации. В Гавсарском сельсовете мы тоже не прекращали деятельность. Все учреждения, особенно собес, обслуживали семьи красноармейцев, выдавали по собия, ссуды, оказывали другую помощь.
Оккупированы были четыре колхоза: «Пчела» в деревне Овдокала, «Красный маяк» - в Опсале, «Ударник» - в Падриле и колхоз в деревне Тобино. От совхоза «Красный Октябрь» не уцелело ничего, он был сожжен целиком - семь больших домов, из них два двухэтажных. В Падриле из тридцати четырех домов осталось тринадцать, и то - разоренных, требующих ремонта.
Немцы ушли девятнадцатого декабря, и я с секретарем райкома партии Ларгиным приехал сюда двадцать первого.
Везде валялись трупы гитлеровцев. Около траншей по речке тыловые части Пятьдесят четвертой армии закопали, а большинство мы хоронили в апреле - мае. Эта обязанность была возложена на органы гражданской власти. Всего в районе Войбокалы оказалось примерно пять тысяч трупов, только по Шумскому сельсовету схоронили больше тысячи немцев, а по Рындельскому сельсовету (около Тобина) - свыше двухсот.
Много было артиллерийских тележек, в Падриле - полный скотный двор снарядов. Отсюда, из Шума, мы увезли только исправных велосипедов больше двухсот.
При распашке полей было множество мин, снарядов, всякого оружия, снаряжения. Всю освобожденную территорию очищали руками колхозников и красноармейцев. Имущества собрано много!
Общая сумма убытков, кроме Назиястроя, на территории тринадцати сельсоветов, освобожденной от немцев, - четыре миллиона двадцать две тысячи рублей. Сюда входят здания школ, жилые дома, хозяйственные и культурно-бытовые постройки, оборудование, сельскохозяйственные машины, скот, личное имущество. Школ уничтожено - двадцать, жилых домов - шестьсот двадцать три.
В четырех оккупированных колхозах немцами убито тридцать два человека, из них замучено четверо (акты о них публиковались в армейской газете «В решающий бой»), и четверых колхозников из колхоза «Пчела» замучили в деревне Падрило.
Из колхозников все, кто жив, вернулись к работе. Мы немедленно организовали их, выбрали руководство, оказали помощь: стекло, гвозди, семена, хлеб и другие продукты питания даем все время даром, хлеба - по четыреста граммов, вместо двухсот пятидесяти (как дают в других районах). Помогаем деньгами. Люди живут кто в бане, кто где - по два, по три хозяйства вместе. Но в землянках уже не живет никто. Люди, особенно те, кто оставался под немцами, много испытали. Женщины, особенно в Падриле, плачут, как только вспоминают немцев. Член церковной «двадцатки» Егоров перед приходом немцев ждал их и говорил, что они «установят порядок». Немцы его разули, сняли валенки, и в портянках он шел по морозу, - замерз, нашли его труп в снегу. Был он из Падрилы.
Теперь начнем залечивать раны, нанесенные оккупацией, ставить колхозников на ноги после встряски. И они неплохо работают. Дали мы им пока сельскохозяйственных машин двадцать пять штук - жнейки, сеялки, веялки и прочее. Работы идут полным ходом. Зерновые - кончены, а овощные к пятому - седьмому июня закончатся. Конечно, работать приходится напряженно: лошадей нет, землю под овощи копаем лопатами, но военная обстановка действует на всех мобилизующе.
Совхозу «Красный Октябрь» мы не разрешали заводить скот - кормов не было. Теперь разрешили. Молоко или сметану будем отправлять в Ленинград…
Ленинграду мы вообще помогали и помогаем как только можем. При эвакуации из Ленинграда - все помещения дали под эвакопункты. Хожалки, подносчики, обслуживающий персонал в столовых - все наша молодежь и женщины - в Назиястрое, Кобоне, Лаврове… Даже не имея фондов, мы «нелегально» питательный пункт организовали в Шуме, - все сходят с машин голодные, мы встречали их гостеприимно, кормили, и прежде всего детей…
…В заключение Салмаксов рассказал мне подробности о той бомбежке, которой подвергся на днях железнодорожный состав с боеприпасами. Пытаясь спасти состав, бесстрашно работала пожарная команда во главе со своим начальником Кирилловым. Они спасли много ценного железнодорожного имущества и часть боеприпасов: начальник караула этой пожарной команды В. П. Сухов быстро мобилизовал находившихся поблизости красноармейцев, вместе сними, не обращая внимания на рвущиеся снаряды, отцепил, откатил и разгрузил несколько платформ с боеприпасами. А рядовой, боец И. Я. Тихонов, влез на горящую цистерну с бензином, открыл крышку вливного клапана, предотвратил взрыв.
Салмаксов не сомневается в том, что вражеские самолеты были наведены на этот, только незадолго до налета пришедший состав каким-нибудь гитлеровским шпионом.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В РОТЕ СНАЙПЕРОВ-ИСТРЕБИТЕЛЕЙ
ЛЕНИНГРАДСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
НА ПУТИ В РОТУ
СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ БАНКОВ
ДЕЛА У РЕЧУШКИ НАЗИИ
ТРИ СНАЙПЕРА
МУЖСКАЯ БЕСЕДА
(Деревня Городище и 128-я стрелковая дивизия 8-й армии. 5-12 июни 1942 года)

Ленинградские впечатления
5 июня Лес у дер. Городище
В Ленинграде я был лишь сутки, потому впечатления у меня остались только самые общие. Город приведен в такой порядок, при котором в нем установился почти нормальный (конечно, в условиях блокады) свой, особенный военно-трудовой быт: население города вновь работает на рубежах обороны, занялось огородами, заготовкой торфа, лесоразработками и разборкой на дрова ветхих деревянных домов; ремонтирует жилища и разрушенное городское хозяйство. Начала увеличиваться выработка электроэнергии; восстанавливаемые понемногу важнейшие заводы ремонтируют танки, выпускают все в большем количестве вооружение и боеприпасы, строят маленькие самоходные, с автомобильными моторами металлические катера - «тендеры», предназначенные для перевозок через Шлиссельбургскую губу. Оживилась боевая работа краснознаменного Балтийского флота: о Финский залив - к островам Лавенсари и Сескар вышли торпедные катера, морская авиация стала успешно топить немецкие транспорты и боевые корабли.
На Ленинградском фронте - относительное затишье. Пополняются, готовясь к новым боям, войска, уходят в поиск разведчики, укрепляются оборонительные сооружения и зенитная оборона.
Город стойко выдерживает воздушные налеты и артобстрелы.

На пути в роту
10 июня. День. Лес у дер. Назии. Штаб 128-й сд
К маю - июню на всех рубежах активной обороны Ленинграда устрашающий врага размах приняло истребительное движение - суровый и жестокий, но необходимый метод борьбы с гитлеровскими захватчиками. Наши снайперы-истребители, еще недавно мирные, а теперь ожесточенные злодеяниями гитлеровцев люди мстят врагу за все, что тот учинил на нашей советской земле. Ежедневно и еженощно они охотятся на врага в одиночку, и каждый их выход в свои стрелковые ячейки - грозный вызов всем полчищам гитлеровцев: «Убирайтесь! На нашей земле вам - только могила!»
В частях Ленинградского и Волховского фронтов таких одиночек-охотников были сначала десятки, теперь - сотни, даже, пожалуй, тысячи. Они объединяются в боевые коллективы, в которых лучшие охотники передают свой опыт новичкам и руководят специальными курсами. Из этих снайперов, наконец, составляются целые воинские подразделения.
Мне давно хотелось побывать в одном из таких подразделений.
Вчера вечером в редакции «Ленинского пути» я узнал, что в 128-ю дивизию, где есть рота снайперовистребителей, собираются ехать на своей машине кинооператоры Ленинградской кинохроники Богоров и Зозулин. С ними едет и фотокорреспондент ТАСС Г. И. Чертов. Я решил воспользоваться оказией.
Рота снайперов-истребителей находится на правом фланге дивизии, то есть у самого Ладожского озера. От озера линия фронта идет в общем строго на юг, километра три тянется по разбитым лесам и болотам, затем на протяжении следующих пяти километров пересекает превращенную войной в зону пустыни территорию Синявинских торфоразработок. В двух километрах далее к югу, у развалин деревни Гонтовая Липка, линия фронта проходит поперек старинного Путиловского тракта (идущего от Ленинграда через Синявино и Путилово к реке Волхов).
Весь этот десятикилометровый участок занимают стрелковые полки 128-й дивизии: справа, у озера, - 374-й посередине, против рабочего поселка No 8 (сильнейшего узла обороны гитлеровцев) - 741-й, а южнее, вдоль Черной речки, - 533-й.
Снайперы роты, в которую я направляюсь, ходят для истребления гитлеровцев во все три полка.
Я пишу эти слова на командном пункте 128-й дивизии. От Городища мы ехали сюда час, искали дорогу. Приехали под дождем, сначала в заградроту, потом сюда, на КП дивизии.
С комиссаром дивизии и комиссаром ее штаба договорились о работе в подразделениях. И поехали километра за четыре вперед, в разбитую, но все же прелестную деревушку Назию, ютящуюся на берегу реки. Деревушка часто подвергается артиллерийским обстрелам, дня за два до нас разрушена ее старинная церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87