предстояло выйти из немецкого тыла к немецкой передовой линии, пересечь ее, потом - взяв вброд Мгу - нашу линию, прорваться в расположение наших войск. Каждый понимал, что надежды на благополучный исход, в сущности, нет. Но не могло быть и никакого иного решения.
Барышев ясно представлял себе: где бы ни пересек он обратно дорогу Шапки - Веняголово, везде сразу за нею тянется передовая линия немецкой обороны. Веняголово, конечно, не взято (иначе всюду вокруг появились бы наши части), наше наступление опять сорвалось, все, кто уцелел, ушли обратно за речку Мгу, немцы вот-вот опомнятся, опять займут своими частями дорогу, ночью по ней уже двигались их подкрепления. В разгромленные нами блиндажи, дзоты, в раздавленные и опустошенные вражеские окопы уже наверняка вернулась немецкая пехота. Значит, опять установлены в огневых точках, направлены в нашу сторону легкая артиллерия, минометы и пулеметы. И если спереди доносится сейчас сравнительно слабая перестрелка, то это значит лишь, что немцы готовятся к контрнаступлению. Вот пройдика среди бела дня через их передний край на танке, да еще с группой пехоты!
И в танке и на танке все молчали, думая, конечно, о том же, все представляя себе так же ясно, как Барышев! Безнадежное дело! Каждый не мог не думать, что день этот для него - последний. Но все были выдержанными, внешне спокойными, каждый сознавал, что в шестисуточных боях лично им сделано все от него зависящее. Шутка ли: танком Барышева и шедшею с ним пехотой уничтожено несколько сотен гитлеровцев! И каждый подсчитывал про себя, сколько разбито вражеских огневых точек, сколько взято и уничтожено всякого оружия… И все-таки, пока танк двигался, пока было тихо вокруг, пока все шло по плану, как было намечено, чувства безнадежности у танкистов не было. День был солнечным, небо голубело так мирно, так ласково, лес был таким волнующе-весенним, радостно сбрасывающим с себя оцепенение долгой и суровой зимы, а люди были такими опытными в боях, чего только не повидавшими, что в каждом, поверх всякой логики и рассудительности, жило чувство уверенности: все будет хорошо, авось выкрутимся, где наша не пропадала…
В экипаже каждый делал свое дело с предельней, спокойной сосредоточенностью. Переваливаясь, кренясь, плюхаясь в болотные лужи, с натугой выбираясь из них, оставляя за собой широкие колеи в глубоко продавленном мху, то переходя на первую скорость и надсадно воя мотором, скрежеща гусеницами на пеньках и изломанных стволах деревьев, то выравнивая ход и опять мерно, успокоенно рокоча, танк приближался к выводившей из немецкого тыла, пересекавшей дорогу просеке. Это место Барышев выбрал потому, что дорога здесь почти вплотную примыкала к берегу Мги, и, значит, пехотинцам требовалось только пересечь речку. Пи на минуту не забывал Барышев: танк у него немецкий, вся надежда на то, что немцы примут его на какое-то время за свой. Только нельзя, чтоб они увидели на нем нашу пехоту, ее надо ссадить вовремя. Барышев надеялся на случай, на какую-нибудь возможность воспользоваться любым неожиданным, но выгодным для него обстоятельством, он даже подумывал, не имитировать ли ему, как «немцу», стычку с нашей пехотой, напугав притом немцев так, чтобы они в эту «стычку» не вмешивались. Бывает: важно выиграть какую-нибудь минуту, запутать, воспользоваться минутной несообразительностью врага… Что и как именно может произойти, Барышев не мог представить себе, он только был весь собран, напружинен; предельно внимательный, он был готов к мгновенным решениям и к мгновенному действию. Интуитивно чувствовал он, что и все члены его экипажа напружинены так же, как и он, поймут и воспримут любой его жест, любое движение его глаз - мгновенно.
Дорога Веняголово - Шапки открылась как-то неожиданно, - на ней не было видно никого. Барышев, приоткрыв люк, махнул рукой, и по команде сидевшего на броне под самой башней Закроя пехота ссыпалась с танка, как горох. Танк стал, и, готовясь повернуть башню вправо ль, влево ли, Садковский положил палец на кнопку электрозапала, чтобы дать первый выстрел осколочным. Зубахин, согнувшись, /держал в руках следующий снаряд. Мотор танка урчал тихонько и терпеливо. Пехота гуськом, по одному перебежала дорогу, - Барышев сосчитал: двадцать три человека - все двадцать три, последние из тех сотен, что переходили с ним эту же дорогу немного восточнее несколько дней назад… Тишина в лесу не нарушилась. Несколько птичек пронеслось над передком машины, едва не коснувшись триплексов. Барышев в своей командирской башне ясно расслышал их трепетное чириканье. Из леса, с той стороны дороги рукою взмахнул Закрой. Беляев включил первую скорость, за несколько секунд танк пересек дорогу. В узком лесном коридоре между дорогой и рекой Мгой не было никого. Но берег Мги не мог не быть занят немцами. Закрой пошел со своими пехотинцами вдоль дороги, по направлению к Веняголову, к перекрестку просек, помеченному на карте. По знаку Барышева Беляев медленно вел танк в сотне метров позади пехоты. Просека уже близко, Барышев всматривается, до нее метров четыреста… Триста… Двести… В ста метрах, не доходя просеки, Закрой кладет своих пехотинцев в глубокий тающий снег, под густые кусты. Барышев слышит выстрелы пятидесятимиллиметровки. К танку подбегает связной, Барышев высовывается из люка. Связной докладывает:
- Немецкий танк на перекрестке просек, левей дороги, простреливает всю поперечную просеку.
- Один? Пехота есть?
- Никого, товарищ старший сержант. Один только танк, в дозоре. И нам теперь тут - никак! Два пулемета у него, пушка… Такой точно, как ваш!
«На перекрестке просек, а не на дороге, - соображает Барышев. - Значит, боится дороги. Значит, не уверены, что вдоль дороги нет наших… А один… Значит, силенок не густо… Ясно!»
И коротко сообщает связному, что он намерен делать и как действовать пехоте.
Пользуясь своей «неузнаваемостью», задраив люк, Барышев ведет свой танк прямо к немецкому танку, выходит на просеку в ста метрах правее, ближе ко Мге, останавливается посередине просеки, перегородив ее собою. Немец видит собрата, молчит. Делая вид, что застрял в просеке, Барышев в глубоком, рыхлом снегу дает то задний, то передний ход и в это время, закрыв собою немцам глаза, пропускает наших пехотинцев мимо своей гусеницы - по пять, по шесть человек зараз. Опять задний ход, опять передний, еще пять-шесть бойцов вдоль гусеницы…
Кустами вдоль противоположной стороны просеки все двадцать три человека Закроя уходят к виднеюшейся совсем рядышком Мге. В этом месте, должно быть, нет немцев, потому и стоит здесь, «храня» просеку, немецкий танк. Повернув орудие в сторону Мги, будто готовясь помочь «немцу» обстрелять передний край русских, а в действительности - готовый дать отсечный огонь в случае, если Закрою кто-нибудь справа или слева помешает переходить вброд, Барышев ждет. Он видит: высоко подняв автоматы над головой, по горло в черной бодр, бойцы Закроя переправляются.
Два или три из них, видимо сраженные пулями слева, погружаются в воду и не показываются.
Все же первая часть трудной задачи решена блестяще. Но самому Барышеву соваться вброд нельзя. Здесь Мга глубока, а если немецкий танк даст огонь, то прямое попадание с сотни метров неминуемо.
Надо запутать следы. Надо не быть разоблаченным! Барышев неторопливо разворачивает танк на месте, метров тридцать движется прямиком на стоящего в просеке немца, рискуя получить снаряд в лоб, но экипаж немецкого танка ничего не заметил, ни в чем не усомнился. Мало ли какая задача у его «собрата», если он сунулся в просеку, а потом развернулся и хочет выйти на дорогу?
Может быть, «немец» и запросил что-либо по своей рации, но «собрат» не ответил: а черт его знает, какое там может сидеть начальство, еще нарвешься на неприятности!
Барышев вывел свой танк на дорогу и, велев Беляеву прибавить газу, пошел по ней к тому месту, где Закрой эту дорогу переходил и где - Барышев знал - засад не было. Еще в полукилометре далее к западу дорога отклонялась от речки Мги, мелколесье обрывалось метрах в двухстах от берега - здесь на карте был обозначен мостик, а чуть ниже по течению, на широко разливавшейся речке был обозначен брод.
Сюда и двинулся Барышев, ведя машину по компасу, через лесок, отделяющий Мгу от дороги. Лесок здесь оказался реденьким. Выезжая из него на прибрежную поляну самым тихим, спокойным ходом, Барышев увидел впереди большое скопление немецкой пехоты. Она занимала окопы, укрытая со стороны Мги плетнем и навалом деревьев, размещалась вправо и влево от огневых точек - полуразрушенных землянок и блиндажей. Ближе, еще в реденьком лесу, Барышев увидел стоящий на позиции такой же средний немецкий танк, правее его - противотанковую батарею, а левее - шесть, семь или восемь прикрытых ветвями противотанковых ружей, - расчеты находились возле них, на своих местах.
Искусно ведя машину редким леском, выводя ее на поляну с пнями, Беляев лавировал между пнями так искусно, что немцы, чьи танкисты водили свои машины всегда только по дорогам да просекам, увидев свой, лихо ломающий деревья танк, повылезали из блиндажей, хлопая в ладоши, смеясь, побежали к танку. Из немецкого танка, стоявшего правей, вылезли танкисты, приветливо махали руками смелому собрату и похлопывали свой танк по броне, давая понять, что скоро пойдут в атаку. В эту минуту Барышев думал о том, что у него уже нет бронебойных снарядов и он не может уничтожить этот танк. И что бензин уже на исходе. И что немецкие пехотинцы, даже офицерье, стоят с разинутыми ртами, глядя, как, выломав последние деревья, он, Барышев, выбираясь на поляну, лавирует между пнями.
Ни на мгновение не усомнился Барышев в правильности своих действий, позже он даже сам удивлялся тому хладнокровию, с каким действовал в этой удивительной обстановке. Он повел свой танк ближе, почти вплотную к немцам, жестом руки велел своему экипажу скинуть шлемы, потому что на шлемах были красные звездочки, а немцы в своих серо-зеленых куртках уже окружили танк, несколько солдат уже лезли на машину. И влезли, и, облепив башню, смеясь, тыча пальцами в смотровые щели, один за другим прижимая к ним носы, старались заглянуть внутрь.
Медлить было нельзя. Барышев решил спасти свой экипаж и танк. Чтоб никого не помять, осторожно, задним ходом, отъехал он метров десять назад, повернул вправо и повел машину по линии фронта с тыловой стороны. Я говорю это о Барышеве, но точнее сказать, что машину вел ее водитель Беляев, Барышев только командовал легкими движениями руки, трогал то правое, то левое плечо водителя. Тут к месту сказать, что в эти минуты все пять человек экипажа танка были единым, слившимся в одно организмом, и потому никому ничего объяснять было не надо, каждый понимал другого по легкому жесту. Двигаясь вдоль передовой, Барышев зорко наблюдал, запоминал все, примеривался, - вел разведку.
А немецкие пехотинцы сидели на броне, копались в багажном ящике.
Только тупость врагов могла заставить их думать, что перебираемые ими в ящике вещи - полушубки, валенки и гармонь - трофейные, взятые экипажем танка у русских, с которыми эти танкисты, очевидно, гдето успели повоевать. Все возившиеся на танке гитлеровцы были рыжеволосыми, двое-трое пожилых - в очках, один из юнцов в белых перчатках.
Двигаясь вдоль линии фронта, Барышев увидел, что каждые полтораста метров, вправо от места, где он только что был, стоит на исходной позиции по одному танку - такому же Т-3, как и его машина. Проехав шестьсот метров, Барышев ни здесь, ни дальше на правом фланге не увидел танка и тогда, резко повернув влево, снова вышел из леса, быстро пересек переднюю линию немцев, направил танк прямо на речку Мгу. Когда машина запрыгала по взрытой полянке, немецкие пехотинцы, подумав ли, что танк идет в атаку, либо что-то заподозрив, в испуге поспрыгивали с машины. Несколько снарядов наших ПТО разорвались очень близко, возле самого танка Барышева. Барышев пересек поляну, оставив за собой немецкие передовые позиции, свернул в кусты перед самой речкою Мгой. Советская батарея дала еще несколько выстрелов, но в кустах потеряла танк - он отошел метров на сто вправо, остановился.
- Немцы не прибили, наши добьют! - произнес Барышев первые слова за время, показавшееся всем бесконечно долгим. - Товарищи Расторгуев, Зубахин, быстрее из танка, через речку к нашим - предупредите! И чтоб передали в наш танковый батальон! Ясно?
Расторгуев и Зубахин не заставили Барышева разъяснять приказ, углубились в кусты, сунулись в речку, исчезли… А вокруг теперь было тихо. Немцы, должно быть, восхитились и этим смелым маневром своего танка, рискнувшего под огнем подобраться к самой Мге и там замаскироваться. Барышев и его два товарища воспользовались передышкой, - был все еще ясный солнечный день, - они выбрались из танка, поснимали сапоги, стали сушить портянки на моторе. Беляев и Барышен - люди некурящие, но зато за них обоих жадно курил Садковскии.
Но не все немцы, должно быть, обманулись дерзостью этого танка. Немецкие танкисты, надо полагать, поняли: что-то неладно. Вероятно, снеслись со своим командованием по радио, вероятно, кое-что сообразили: позади Барышев и его друзья услышали шум немецких танков, движущихся по их следу. Шум был уже очень близко. Обувшись кое-как, без портянок, Барышев, Беляев, Садковский вскочили в танк, увидели позади, метрах в пятидесяти, преследующего их «немца».
Мотор завелся мгновенно. Барышев стал уходить, двигаясь зигзагообразно, чтоб не давать прямой просеки, по которой по ним мог бы бить противник. За первым преследующим Барышев увидел второй и третий немецкие танки. Садковский развернул пушку назад (а бой принять не имел возможности, потому что, кроме трех-четырех осколочных, других снарядов в танке не оставалось). Барышев высунул в щель чуть приоткрытого люка красный флаг, поднял его над башней (как пригодился теперь этот лоскут, вырванный из немецкого флага Валей!) - надо было перескочить на нашу передовую через разлившуюся речку Мгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87