Он не заметил Перана, который подъехал следом, спешился и, привязав рядом своего коня, тихонько вошел в ворота. С отсутствующим лицом граф смотрел, как огонь подбирается к башне, в которой находится его сын. До него доносились шипение прожорливых языков пламени и едкий запах гари. Разве это не Божий суд? Разве тут не вмешались Высшие силы? Если его сын расплатится сейчас за трусость жизнью, то честь его еще Может быть спасена – этим очищающим огнем. Граф содрогнулся от собственных мыслей, но обуздать их уже не мог. Он позаботится, чтобы фамилия его сына была включена в списки пропавших без вести, а через пару лет Филиппа объявят погибшим. Честь сына, честь семьи были бы спасены. Но Каролина! Она раскусит его, в этом нет сомнения, тогда он лишится и дочери. И он принял решение.
Граф был генералом, прославившимся своим необычайным хладнокровием, В моменты крайней опасности он, так часто становившийся жертвой своего необузданного темперамента, действовал всегда спокойно и обдуманно. Так было и сейчас. Граф рванул двери хозяйственного сарая, принес оттуда мотыгу, ведро с песком, мешки и кожаные ремни. Снял свое тяжелое суконное пальто и бросил его вместе со шляпой и мешками в колоду, из которого поили лошадей. Подождал, пока все пропитается водой. Мокрыми кусками мешковины обмотал ноги, закрепив их кожаными ремнями. Вытащил пальто, с которого струями текла вода, натянул его на себя и по самые брови нахлобучил шляпу. В таком виде он вошел в часовню. С хоров валил черный дым.
Набрав в легкие воздуха, граф бросился по узкой лестнице на хоры. За органом было старинное окошко-розетка из разноцветного стекла с семейным гербом. Разбив его мотыгой, он очутился в проходе по крепостной стене, который уже начинал гореть. Дым был таким густым, что почти ничего не было видно. Граф проскочил сквозь дым. Вот наконец и винтовая лестница, пламя подбирается к ней. Одна ступенька провалилась под ним. Правой рукой он уцепился за толстый шнур, укрепленный на стене и служивший поручнем, плотно прижавшись к стене, начал подниматься вверх. Когда он наконец очутился у двери, То заметил, что мотыги в руках у него нет. Со всей силой граф навалился на дверь. Рядом трещал огонь. Глаза и горло разъедал удушливый дым. Неожиданная слабость овладела графом. Но он, превозмогая дурноту, снова и снова бил плечом в Дверь, Пока та не слетела с петель. Он упал вместе с Ней. С трудом поднявшись, граф нащупал в дыму что-то мягкое, это был Филипп. Он потряс бесчувственное тело. Сын не откликался. Из последних сил он ухватил Филиппа под мышки и поволок. Языки пламени обжигали его, половицы с треском проваливались под ногами. Наконец он добрался до прохода и разбитого окошка…
Во дворе граф положил сына на землю. Он склонился над Филиппом, прижал ухо к его груди и прислушался. Сердце билось, слабо и прерывисто.
Взяв сына за запястья, граф начал разводить его руки в стороны. Тихий стон был первым признаком возвращающейся жизни. Граф бросился к колодцу, наполнил ведро холодной водой и выплеснул ее на сына. Дрожь прошла по телу Филиппа, потом он медленно, словно сомнамбула, приподнялся на локтях и растерянно огляделся, как человек, проснувшийся после кошмарного сна…
Наблюдавший за ними Перан вышел из-за дерева, слегка покачиваясь, приблизился к Филиппу и присел перед ним на корточки, чтобы получше рассмотреть. Когда он встал, его лицо было искажено злорадной гримасой. Он залился пьяным смехом:
– Смотрите-ка! Пропавший без вести лейтенант де ля Ромм! Так вот, значит, где он скрывается, в этом укромном местечке! Я так и знал, что здесь что-то нечисто. – Он вызывающе повернулся к графу, обдав его винным перегаром. – А остальные? Господин граф? Вместе с вашим сынком испарились еще трое. Где они?
Граф вытащил из кармана пистолет, взвел курок и прицелился в Перана, но потом опустил оружие и холодно бросил:
– Это касается только меня и моего сына. Понятно? Исчезни, пока я тебя не пристрелил, – он отвернулся, не обращая больше на того внимания.
Граф не видел, как Перан направился к башне, одержимый лишь одной идеей – найти и других дезертиров…
– Я их вытащу оттуда, этих предателей, этих псов… – бормотал он себе под нос.
Филипп встал с земли, доковылял до колоды с водой, зачерпнул полные пригоршни и жадно выпил. Потом выпрямился и подошел к отцу. Он бросил взгляд на пистолет, который граф все еще держал в руке.
– Ну, сделай же это, – произнес он твердым голосом. – Ты ведь хочешь судить меня.
Отец не пошевелился. Не мигая, смотрел он на сына, стоявшего перед ним в белых рейтузах и зеленом мундире офицера-драгуна.
– Ну же, отец! Подумаешь, одним человеком будет меньше. Твой обожаемый император истребил целое поколение! – Филипп еще на шаг приблизился к отцу и распахнул на груди мундир. – Чего же ты ждешь? Я, правда, многое забыл из того, что мне вдалбливали по уставу, но одно помню твердо: дезертир стоит не больше, чем бешеная собака… Ну давай же, спасай честь графов де ля Ромм-Аллери!
Покачав головой, отец убрал оружие. Он боролся с чувствами, не совместимыми с его честью.
– Мне нужно возвращаться, – спокойно произнес он. – Наши пути расходятся – навсегда. Прощай. – Он вытащил портмоне, достал оттуда несколько банкнот и протянул их сыну.
– Ты знаешь, что ты делаешь? – саркастически усмехнулся Филипп. – Ты помогаешь бежать дезертиру.
– Я помогаю своему сыну. В последний раз. Отныне у меня нет сына – я только что потерял.
Граф повернулся, чтобы уйти, но Филипп схватил его за руку.
– Нет, погоди! Мы еще не все сказали друг другу. Я слишком долго молчал. Мальчишкой ты отправил меня в кадетский корпус, а в пятнадцать лет дослал на войну против Австрии, против родины твоей жены, моей матери, и это убило ее! А ты спокойно пережил ее смерть! Ты был так слеп – или так жесток? Я уже тогда потерял отца!
Графу показалось, что он впервые заглянул в душу сына. Он вдруг остро почувствовал, что в Филиппе продолжает жить что-то от него самого, но в тот же миг это чувство пропало. Истошный вопль, донесшийся из башни, заставил обоих вздрогнуть – пронзительный предсмертный крик. Они успели увидеть в огне Перана, беспомощно размахивавшего руками, и тут же башня с грохотом обрушилась и погребла его под собой.
– Вот и еще один отец лишился своего сына, – произнес Филипп. И помолчав, добавил: – Ну что ж, до встречи в Париже! Обещаю тебе, я буду там, когда Париж капитулирует! – Не обращая внимания на деньги, которые отец все еще протягивал ему, Филипп повернулся и пошел к двум лошадям, беспокойно ржавшим у ворот.
Он отвязал коня Перана и поскакал прочь.
3
Темно-серые глаза Каролины тревожно мерцали, она беспрестанно выглядывала из окна: не видно ли догоняющего отца, и казнила себя, что не поехала вместе с ним на помощь Филиппу. Альбер, который теперь сидел в, карете, медленно катившейся по дороге меж раскидистых деревьев, обнял ее. Откинув голову, Каролина улыбнулась ему. Однако мыслями она была там, в замке, с отцом и Филиппом. Альбер наклонился и указательным пальцем бережно обвел черты ее лица. Блестящие густые брови, изящно выточенный нос с подрагивающими ноздрями, четко очерченные чувственные губы, нежный овал, упрямый подбородок.
– Через несколько дней мы будем в Париже, – нарушил он молчание. – Вот увидишь, скоро наступит мир. И тогда мы поженимся! Наконец ты будешь целиком принадлежать мне. Дни и ночи! Мы всегда будем вместе, объедем весь мир. Ведь ты так хотела этого!
Каролина недоумевала. Что произошло с ней? Ведь она по-прежнему любит его? Пусть даже их чувства и непохожи на ту любовь, о которой она мечтала: огонь, пожирающий человека.
Стук копыт прервал ее мысли. Их догонял отец. Темный круп Месяца блестел от пота. Граф что-то прокричал, и карета остановилась.
Каролина и Альбер вышли. Альбер принял у графа поводья и вопросительно посмотрел на него. Но вопросов никто не задавал.
– Вы потеряли одного человека, – сказал граф Альберу. – Пожилой солдат с оспенным лицом.
– Перан?
– Он поскакал вслед за мной. Возможно, хотел мне помочь. Он был в горящей башне, когда та рухнула.
Каролина внимательно смотрела на отца, стараясь угадать, что произошло возле замка. Она восхищалась отцом, его абсолютным спокойствием, хотя временами его хладнокровие и внушало ей ужас.
У Летерпа было много невысказанных вопросов, но вид графа не располагал к беседе. К тому же время подгоняло, и он лишь произнес:
– Теперь нам придется расстаться. Этой ночью я должен быть в Сен-Дизье. А вы едете слишком медленно. Большое спасибо за кареты.
– Скажите императору, что он всегда может рассчитывать на генерала де ля Ромм-Аллери.
Граф деликатно отвернулся, не желая мешать молодым людям при расставании.
Альбер с неожиданной порывистостью, не свойственной ему раньше, обнял невесту и, крепко поцеловав, прошептал:
– Скоро ты будешь моей – и днем, и ночью!
Отряд Летерпа свернул на одну из боковых дорожек и исчез. Каролина помахала ему вслед и села в карету рядом с отцом. Граф постучал в стенку.
– Вперед, Симон! – Карета рывком тронулась.
– Он жив? – спросила Каролина.
Отец кивнул. Лицо его оставалось непроницаемым, и она не осмелилась расспрашивать дальше.
Пошел дождь. Капли звонко барабанили по крыше кареты. Каролина положила голову отцу на плечо, закрыла глаза, но задремать не смогла. Поездка ей казалась сплошным кошмаром: монотонный шум дождя, запотевшие от холода окна, подпрыгивание кареты на плохой дороге, голос и свист кнута Симона, подгоняющего лошадей. На какой-то почтовой станции они сделали остановку. Это было глубокой ночью. Только забрезжил рассвет, как они снова двинулись в путь. Иногда ветер доносил до них одиночные выстрелы отдаленных боев сторожевого охранения.
Был уже полдень, когда они добрались наконец до Сен-Дизье. Над биваком, разбитом на подступах к городу в поле, низко висело тяжелое, затянутое тучами небо. Все было серым и мокрым: палатки, лошади, повозки и кареты, люди, сновавшие между ними. Граф достал из багажа новое пальто, накинул его на плечи и сказал дочери:
– Подожди меня здесь, мне нужно к императору.
Симон наполнил две кожаные сумки овсом и подвесил их лошадям. Каролина тем временем тоже выпрыгнула из кареты, разгладила смявшиеся юбки и отряхнула фиолетовое суконное пальто, отороченное пушистым мехом рыси. Глядя в окно кареты, она поправила прическу. Волосы были высоко заколоты и пышно и непокорно выбивались из-под серого берета. Это шло ей гораздо больше, чем манерно уложенные локоны. Каролина извлекла из сумочки благоухающий кружевной платочек и сунула его в рукав. Туалет был завершен. Симон протянул ей с козел корзинку с провизией.
– Вы, конечно, голодны?
– Нет, сгораю от любопытства! Пойду немного осмотрюсь и скоро вернусь.
Местность была заболоченной, повсюду стояли лужи. Подобрав двумя руками подол, Каролина маленькими шажками прокладывала себе путь между измотанными и оборванными солдатами, лежавшими прямо на голой земле. До сегодняшнего дня она знала армию лишь по парадам и картинам баталистов, а то, что предстало глазам сейчас, потрясло ее – это была побежденная армия, состоявшая из юнцов и инвалидов. Там, где она проходила, солдаты поднимались, кричали вдогонку весьма сомнительные шутки, свистели сквозь зубы. У Каролины по спине бежали мурашки. Ей было не по себе от такой манеры выражать свое восхищение, и она очень обрадовалась, обнаружив остроконечную палатку с императорским штандартом. Там же поблизости стояли три кареты. Она пошла к ним и увидела, как какой-то солдат закрашивал герб графа де ля Ромм-Аллери большим золотым N. Поблизости стояла Кира, лошадь Альбера. Каролина потянулась, чтобы погладить животное, но оно нервно и пугливо отпрянуло и шумно зафыркало. Она подошла к карете. Занавески были задвинуты. Быть может, Альбер еще спал. Ее рука потянулась к серебряной круглой ручке. Рядом кто-то закричал:
– «Остановите ее! Скорее!», – но Каролина уже открыла дверцу.
При виде страшного зрелища ее полная надежды улыбка вмиг погасла.
На полу кареты лежал окровавленный Альбер с зияющей раной поперек лба.
– Альбер! – Каролина как подкошенная упала на тело убитого.
Император встал из-за походного письменного стола и пошел навстречу входящему.
– Генерал де ля Ромм! Как приятно увидеть старого знакомого.
В круглой палатке из тяжелого зеленого шелка, с вышитым золотом орлом позади стола, на низких каменных цоколях стояло пять широких медных тазов, доверху наполненных раскаленным углем. Благовонные палочки из алоэ, тлеющие на решетке над углем, источали терпкий аромат.
– Я весьма сожалею, что наша встреча омрачена плохой новостью для вас, – начал император. – Ваш будущий зять, лейтенант Летерп, мертв…
– Летерп? Мертв? – Граф в растерянности смотрел на Императора.
– Вражеский дозор. Они напали на обоз с каретами. Летерп пал в бою. Остальные прорвались.
Граф опустил голову. Первая же мысль была о Каролине. Он должен быть с ней. Немедленно, прежде чем она узнает это от других. Наполеон положил руку на плечо графа и тихо произнес:
– Всегда уходят лучшие… – Его волевое лицо на какой-то момент утратило спокойствие, и на нем проступило глубокое изнеможение.
Снаружи раздались голоса. Полог раздвинулся, и нерешительно вошел солдат охраны.
– В чем дело? – набросился на него император. – Я хочу, чтобы мне не мешали!
– Ваше величество! Там упала в обморок молоденькая девушка… около кареты… она нашла мертвого.
Не успел он договорить, как граф опрометью выбежал из палатки.
Каролина неподвижно лежала на теле убитого, обвив его руками. Волосы выбились из-под мехового берета и черными тяжелыми прядями ниспадали на лицо Альбера, закрыв смертельную рану.
– Каролина! – Граф осторожно помог дочери подняться.
Она не противилась и прислонилась к отцу, уткнувшись лицом в его плечо. Оберегающим жестом граф обнял ее и хотел увести, но заметил императора, последовавшего за ним.
– Ваше величество, позвольте вам представить мою дочь, – граф наклонил голову к Каролине и тихо что-то ей сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35