Недавно приобретенный наряд не-Хантера стоимостью в две тысячи долларов висел среди сковородок все еще в пластике, дававшем слабую гарантию того, что оплата моего следующего счета по кредитной карте не убьет меня.
Джен жила здесь вместе со своей старшей сестрой, которая пыталась пробиться на поприще шеф-повара десертов. Многие из почерневших чугунных сковородок наводили на мысль о бисквитах с миндальными орехами и кокосом и о маленьких тонких сладких пирожных. Имелся и набор сит для просеивания муки до состояния тончайшего порошка.
Кухня была в стиле ретро, а может, ни в каком не стиле, а просто старая. Стул, на котором я сидел, представлял собой винтажный образец из винила с хромом, под стать зеленому в золотую крапинку столу из огнеупорной пластмассы «Формика». Холодильник тоже относился к эпохе 60-х годов, с ручкой из нержавеющей стали в виде гигантского спускового крючка.
Кислота мало-помалу разъедала мой скальп, и наконец я поймал себя на том, что мне отчаянно нужно отвлечься.
— А давно у твоей сестры эта квартира?
— Это еще от родителей, они здесь начинали. Мы все жили здесь, пока мне не исполнилось двенадцать, но они сохранили ее и после Дня Тьмы.
— Дня Тьмы?
— Когда мы переехали в Джерси.
Я попытался представить себе, как здесь проживала целая семья, и к неприятному ощущению растворения скальпа добавился противный звоночек клаустрофобии. В стороне от кухни были две маленькие комнатки с окнами в вентиляционную шахту. И это вся квартира!
— Вы здесь вчетвером жили? Но после такой тесноты Нью-Джерси должен показаться неплохим местом.
Джен сделала вид, что ее сейчас стошнит.
— Ну да, как же! Хорошим для моих родителей. Все вокруг там считали меня типа помешанной, с фиолетовыми прядями в ирокезе и прикиде домашнего пошива.
Я вспомнил свой собственный великий переезд.
— Вы, по крайней мере, переехали не так далеко — ты могла сюда наведываться.
Она вздохнула.
— Может быть. К тому времени, когда мне исполнилось четырнадцать, мои друзья с Манхэттена списали меня в отстой. Как будто я превратилась в девчонку из Джерси, и все такое.
— Понятно.
Я вспомнил, как по приходе заглянул в комнату Джен, типичную берлогу инноватора. Обстановка, по большей части подобранная на улице, на полке завалы тетрадей, дюжина незаконченных выкроек на бумаге и ткани. Одна стена увешана вырезками из журналов, другая сплошь покрыта коллажами из найденных на улице фотографий. На третьей красовалась разрисованная под баскетбольную площадку доска объявлений, на которой магнитики в форме букв «X» и «О» поддерживали изображения игроков, мужчин и женщин.
Кровать находилась на верхнем уровне, так что под ней имелось место для письменного стола, на котором поблескивал ноутбук, а над ним, на стенке, беспроводной концентратор. Короче, отчаянный бардак обиталища крутой девчонки, старающейся скомпенсировать потерянные годы.
— А когда ты вернулась?
— В прошлом году, как только меня отпустили. Но знаешь, трудно вернуть ощущение того, что ты в струе, посте того как оно потеряно. Это все равно как идешь по улице, вся из себя прикинутая, в ушах наушники, ловишь кайф от клевой музыки и вдруг спотыкаешься и летишь на тротуар. Только что была все такая крутая, и тут… все на тебя таращатся. Ты снова в Джерси.
Она покачала головой:
— Так больно?
— С чего ты взяла?
— Ну а с чего бы еще ты зубы стиснул.
— Долго еще?
Джен покачала обеими руками, словно взвешивая в них невидимые предметы.
— От тебя зависит. Мы можем прекратить в любой момент, хоть прямо сейчас. Но каждую секунду боль делает твои волосы светлее, а значит, столкнувшись сегодня вечером с плохими дядями, ты будешь тем меньше похожим на себя, чем дольше потерпишь.
— Значит, вопрос стоит так: боль сейчас или боль потом.
— Вот именно.
Она потянула гигантскую ручку холодильника, вытащила пакет молока, нащупала со звоном над головой миску и налила молока туда.
— Это когда тебе будет невмоготу.
— Молоко?
— Оно нейтрализует отбеливатель. Это как будто на твоей голове язва.
— Точное сравнение.
Я взял себя в руки, глядя, как успокаивается поверхность молока. Чем белее, тем лучше, безопаснее. Правда, отбеливание — процесс долгий и горячий.
— Отвлеки меня еще, — попросил я.
— Ты вырос в городе?
— Нет. Мы переехали сюда из Миннесоты, когда мне было тринадцать.
— Ха, как я, только наоборот. Каково это было?
Я пожевал губу. Признаться, это был опыт, о котором я предпочитал не распространяться, но говорить-то что-то надо.
— Ну, мне пришлось разуть глаза.
— В смысле?
Тоненькая струйка отбеливателя стекла по шее. Я поежился и потер кожу.
— Брось, Хантер, ты с этим справишься. Станешь одним из перекисного племени.
— Я уже становлюсь одним из перекисного племени.
Она рассмеялась.
— Ты просто говори со мной, и все. На чем мы остановились?
— Ладно. Дело вот в чем: у себя в Форт-Снеллинг я был довольно популярен. Имел успехи в спорте, уйму друзей, учителя меня любили. Мне казалось, что я крутой. Но в первый же день в Нью-Йорке оказалось, что я самый отстойный парень в школе. Я одевался в торговых центрах, слушал то, что крутили у нас в Миннесоте, и не представлял себе, что люди в других местах жили как-то по-другому.
— Ой.
— Нет, это ой-ой-ой! Это было больше похоже на… будто тебя вдруг стерли резинкой.
— Звучит невесело.
— Да уж.
Мой голос слегка дрогнул, откликаясь на жжение на голове.
— Но как только я понял, что дружить со мной никто не станет, проблемы отступили. Понимаешь?
Она вздохнула.
— Очень даже понимаю.
— Так что стало вроде бы и интересно. В Миннесоте у нас было, наверное, четыре основные клики: ковбои, спортсмены, чокнутые и социалы, а стоило мне оказаться в этой новой школе, как выяснилось, что там наберется штук восемьдесят семь различных племен. Я понял, что вокруг меня существует чертовски огромная коммуникационная система общения, каждый день с одеждой, волосами, музыкой, сленгом посылается миллиард закодированных сообщений. Я стал наблюдать, пытаясь взломать код.
На этом месте у меня вырвался вздох. Я моргнул. Башка решительно плавилась.
— Продолжай.
Я попытался пожать плечами, что добавило к обычной боли некоторое количество своеобразных ощущений.
— Спустя год наблюдений я перешел в старшеклассники, и мне пришлось изобретать себя заново.
Она немного помолчала. Я не собирался особо вдаваться в детали и задумался, уж не стала ли кислота просачиваться мне в мозг, делая его пористым.
— Вау!
Она взяла меня за руку.
— Ну и жуть!
— Ага, противно было до обалдения.
— Что и сделало тебя охотником за крутизной, так?
Я кивнул, отчего вторая маленькая струйка кислоты потекла по моей спине. Теперь мой скальп потел, струйки, медленные и жгучие, сползали, как текущая лава, какую можно увидеть по одному кабельному каналу, где частенько показывают дикую природу, экспериментальные самолеты и вулканы. Напрягшись, мне удалось убрать из головы этот отвлекающий образ.
— Я начал фотографировать на улице, стараясь разобраться в том, что в струю, а что нет, что продвинуто, а что отстой — и почему. Ну вот, это стало у меня своего рода пунктиком, чуть ли не биологической потребностью. Но просто смотреть мне было мало, я пытался выразить свое понимание в заметках на своем сайте. Так продолжалось три года, а потом на сайт зашла Мэнди, познакомилась с моими соображениями и прислала мне сообщение на ящик: «Ты нужен клиенту».
— Понятненько. Хеппи-энд.
Я бы и рад согласиться, но в данном случае мое представление о счастливом конце состояло в том, чтобы окунуть башку в ведро с молоком, в ванну с молоком, в плавательный бассейн из мороженого.
— Наверное, поэтому у тебя такая длинная челка, — сказала Джен.
— Что?
— Я все думала о твоих волосах. Казалось странным, что ты, хоть и охотник за крутизной, прячешь свое лицо под этой челкой. — Джен потянулась ко мне и убрала очередную струйку лавы со лба раньше, чем та успела влиться в мой левый глаз. — Но теперь поняла. Переехав сюда из Миннесоты, ты растерял уверенность в себе и подсознательно начал прятаться. И в каком-то смысле продолжаешь скрывать часть себя.
Я прокашлялся.
— Ты думаешь, что моей челке недостает уверенности?
— Я думаю, ты, наверное, все еще боишься, как бы снова не растерять крутизну.
Тут я почувствовал, что краснею. Кухонька вдруг стала очень жаркой и тесной, хотя трудно было сказать, от чего больше: от досады, от смущения или от кислоты на моей голове. Мне хотелось потянуться, сорвать скальп и почесать волдырь от укуса гигантского комара, в который превратился мой мозг. Часть этого жгучего отбеливателя наверняка просачивалась сквозь кожу.
Джен улыбнулась и подалась вперед, пока ее лицо не оказалось в нескольких дюймах. Ее губы сложились в трубочку, и на какой-то безумный момент мне показалось, что она собирается поцеловать меня. Моя злость растворилась в удивлении.
Но вместо этого она охладила мое влажное лицо легким дуновением.
— Не волнуйся, — тихонько сказала Джен. — Я все устрою. Эти космы обречены.
Я не мог оставаться так близко, поэтому рассмеялся и отвернулся.
Она подождала, пока я не повернулся обратно.
— Мне ли не понимать, Хантер, каково это? Я тоже выпала из струи.
— Ну, это было не совсем то. Ты-то была круче всех, просто паслась в отстойнике.
— Нет, правда. Не важно, что я там делала, я не могла взломать код. Все девчонки из восьмого класса, наверное, до сих пор помнят меня как недоделанную, которая крапает стишки.
— Да. Это удар! — согласился я, силясь улыбнуться.
Воспоминание о первом годе в этом городе вернуло в мой желудок холодный ком глины, который в то время находился там постоянно и становился тяжелее с каждым шагом, сделанным по направлению к школе. И вот стоило вспомнить то жуткое одиночество, как этот ком возник на прежнем месте, словно только и ждал момента.
Я сделал вдох и усилием воли вернул себя в настоящее, где был крутым. Да, с обожженной башкой, да, преследуемый безжалостными врагам и, да, без сотового телефона. Но все равно крутым, верно?
— Я-то думал, что алюминиевая фольга на голове должна препятствовать чтению мыслей, — сказал я.
Улыбка Джен вспыхнула на миг и погасла.
— Это не чтение мыслей. Как ты сам сказал, все дело в кодах. Просто я предпочла другой, не тот, что ты.
— Ты хочешь сказать, что используешь свои способности на доброе дело?
— Вместо того чтобы помогать обувным гигантам? Может быть.
Она встала, окунула тряпицу в миску с молоком, подняла (с нее капало) перед моими расширенными глазами, после чего перенесла в район моего затылка.
— Посмотрим, что ты будешь думать о моих способностях после этого.
Я почувствовал, как на смену алюминиевой фольге на мою многострадальную голову опустилось нечто восхитительно прохладное и благотворное, положив конец пытке.
— Ох… — блаженно простонал я.
Несколько тонких струек кислоты еще стекало по моей шее, примешивая досаду к проблескам раздражения от того, что меня прочли, как раскрытую книгу. Одно дело, когда коды взламываешь ты, и совсем другое, когда расшифровывают тебя. Никто не любит смотреть на свои старые фотки.
Однако, увидев себя в зеркале в ванной, я остался доволен результатом.
Тяжело в учении — легко в бою.

Глава четырнадцатая

Я нервно открыл дверь в квартиру моих родителей.
Почему я волновался? Сейчас объясню. Одежда стоимостью в две тысячи долларов на плечиках в моей руке (один неверный шаг, и я не получу денег назад) — раз. Меня преследовал таинственный «антиклиент», который, возможно, уже раздобыл мой адрес, — два. И наконец, моя голова приобрела совершенно новый цвет, о чем напоминала каждая отражающая поверхность между квартирой Джен и моей. Осветленный незнакомец, оторопело взиравший на меня с витрин и окон на протяжении всего пути, похоже, пребывал от этой ситуации в таком же замешательстве, как и я, — три.
— Привет? — окликнул я.
Ну конечно, родители дома, и они с ума сойдут, когда увидят, что я покрасился и постригся. Не то чтобы они будут против — может быть, им даже понравится, — но наверняка пристанут с кучей вопросов. А когда они узнают, что это сделала Джен, новая девушка…
Я поежился.
— Привет?
Ответа не было. Никаких звуков, кроме сугубо технических, типа текущей по трубам воды и гудения соседского кондиционера. Я закрыл дверь, решив, что пока, пожалуй, нахожусь в безопасности. Дому, в котором квартира моих родителей, более сотни лет. Он каменный, прохладный даже летом и всегда порождает ощущение надежности.
В этом смысле понятно, почему действие всякого рода боевиков и триллеров чаще всего разворачивается в пригородах или поселках: подъезды защищены прочными дверями с крепкими замками, окна забраны решетками. Проникновение заметить легко, искать под кроватью нет никакой надобности.
Я посмотрел на часы: до времени, когда мне следовало прибыть на вечеринку, оставалось два часа. Джен придет пораньше, отдельно, для поддержания анонимности. Она даже не сказала, как будет маскироваться, и меня не покидало ощущение, что она сама еще не знала.
Я повесил одежду в своей комнате, пошел в ванную и стал разглядывать себя, изумляясь тому, как осветленный незнакомец зеркально повторяет каждое мое движение.
Как я уже говорил, большинство фирмоненавистников подрезают свои волосы, но это умение не всегда преобразуется в умение подстричь другого человека. Впрочем, Джен неплохо справилась со своей задачей. Стрижка была короткой и строгой, а перекись сделала меня почти блондином. Оставшиеся черными брови выделялись по контрасту на фоне кожи, усиливая каждое выражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27