Судорожно замахав руками, я потерял равновесие и со всего размаха упал на землю, при этом несколько раз перевернувшись.


* * *

– A-aaaa! – крик смертельно раненного зверя вырвался из горла Чужого.
– Никуда ты от нас не уйдешь, сука проклятая... Прямо сейчас я тебя поджарю на медленном огне. – В глазах Кары метались отблески пламени, горевшего в его душе, обуреваемой жаждой мщения.
У ЛСД пошла носом кровь, лицо стало белым как мел, а голова бессильно свесилась вниз. Он не вынес перегрузки кровавого кошмара, порожденного его собственным разумом, и провалился в глубокий обморок...
Вертолет завис точно над тем местом, где Чужой безрезультатно пытался сбить несуществующее пламя с рук, безостановочно катаясь по земле.
– Приготовься, сейчас выбросим тросы и будем спускаться, – раздался в наушниках Вспышки отстраненно-спокойный голос Кары.
Операция вступала в заключительную фазу.

24

Милой не потребовалось задавать вопросы, чтобы выяснить причину резкой перемены в моем поведении. Она выключила мое сознание, словно простую электрическую лампочку, а через мгновение вновь привела меня в чувство.
– Как только опять почувствуешь боль, представь букет полевых ромашек, эта ассоциация если не полностью разрушит иллюзию, то как минимум максимально ее ослабит.
– Что ты сделала?
Я поднялся с земли и вновь побежал. Кожа рук покраснела, как будто их только что вынули из котла с горячей водой.
– Слишком долго объяснять.
Сгусток нечеловеческой боли, заключенный в оболочке стальной пули, ударил в спину, прошел сквозь тело, по дороге разрывая густой клубок внутренностей, и расцвел кровавым цветком выходного отверстия чуть выше шрама от мнимого аппендицита.
Кара применил одну из своих самых безотказных иллюзий – проникающее ранение в брюшную полость.
Внутри живота разлился ковш раскаленного свинца, в глазах резко потемнело, и я в очередной раз потерял сознание. Тело, не контролируемое разумом, безвольной массой рухнуло на мостовую. Падение было неудачным – голова прошлась по асфальту, так что правая часть лица превратилась в кровавое месиво.


* * *

– Спускаемся, – приказал старший группы.
Судя по реакции Чужого на последний болевой импульс, сейчас он был беспомощен, словно ребенок.


* * *

– Вставай, беги и постоянно держи перед мысленным взором букет ромашек. – Милая в который уже раз привела меня в чувство.
Я сделал все в точности, как она сказала, – представил россыпь бело-желтых полевых цветов. И, как ни странно, боль отступила.


* * *

– Этого не может быть...
Если бы Кара собственными глазами не видел, как человек, секунду назад потерявший сознание от болевого шока, вновь поднялся и побежал, – он бы ни за что не поверил в эту дикую фантазию.
Однако отступать было не в его правилах. Вместо одной пули в спину беглеца ударила длинная, тяжелая очередь.
Было хорошо видно, как тело конвульсивно задергалось, реагируя на каждое попадание, и тем не менее Чужой не остановил свой стремительный бросок к намеченной цели.
– Он достигнет выхода из переулка через пятнадцать секунд. – Вспышка, благодаря своему дару, увидел Чужого на площади перед стадионом...
– Вперед, – коротко приказал Кара.
Его распоряжение было незамедлительно выполнено – вертолет пересек финишную черту на несколько секунд раньше обессиленного марафонца.


* * *

Вивьен наконец-то вернулась домой. Водная гладь, в которой растворилось не только ее тело, но и разум, была пропитана покоем и каким-то непостижимым умиротворением. Казалось, ни время, ни пространство не властны над этим безмятежным уголком мироздания, затерявшимся в каких-то неизведанно чудесных, по-детски сказочных далях.
Ей совершенно не хотелось ни о чем думать, но, как оказалось, даже эта тихая уединенная обитель не была местом абсолютного уединения.
Большая белая птица, появившаяся буквально из ниоткуда, громко захлопав крыльями, приземлилась на спокойную водную гладь, подняв кучу брызг и вспугнув мелкую живность, населявшую окрестности небольшого озерца.
– Расслабляешься? – Черный, похожий на бусину глаз был направлен, казалось, не на воду, по которой скользило ее грациозное тело, а куда-то неизмеримо дальше и глубже.
– Да, – коротко ответила девушка, сразу же догадавшись, что вопрос обращен к ней, а гонец появился здесь не просто так.
– Пора возвращаться. Времени нет.
– Конец времени означает конец мира, – нараспев протянула Вивьен. – Если нет времени, значит, нет ни-че-го, – последнее слово она произнесла по слогам.
– И что из этого следует?
– Ни-че-го... – Казалось, ей, словно маленькому ребенку, доставляет удовольствие забавляться, играя в непонятные, лишенные всякого смысла слова.
– Ты знаешь, кто я? – оставив без внимания последнюю реплику, спросила птица.
– Конечно... – Она выдержала долгую смысловую паузу. – Ты посланник.
– Можно сказать и так. – Голова птицы повернулась так, что стало видно – второй глаз не черный, а кроваво-красный. – Пора сообщить им о третьей, не известной прежде составляющей этого уравнения.
– Думаешь? – Девушка никак не могла избавиться от капризного тона избалованного ребенка.
– Уверен.
– Значит, прощай тишина и покой?
– Да. Прощай...
Птица сделала неуловимое движение, и в ее клюве оказалась трепещущая рыба.
– Прощай, – с запозданием отозвалось далекое эхо, и Вивьен резко открыла глаза.

Помощник недавно скончавшегося доктора Свенсона был глубоко поражен, когда сначала услышал громкий писк приборов, свидетельствующих об изменении состояния пациентки, а затем, обернувшись на звук, увидел, что она открыла глаза.
После той чудовищной дозы наркотиков, которые ввёл в ее организм безумный экспериментатор, казалось невозможным, что девушка вообще когда-либо придет в себя, не говоря уже о восстановлении разума.
Но, как оказалось, неожиданности на этом не кончились. Девушка села на кровати, при этом сорвав с себя сразу несколько датчиков, облепивших ее обнаженное тело, и совершенно спокойно сказала:
– Мне нужно поговорить с твоим боссом. Видя его растерянно-недоуменный взгляд, она уточнила:
– Не с тем, который умер, а вообще с самым главным в этой конторе. Теперь я готова ответить на все его вопросы. И даже более того – сообщить что-то по-настоящему важное.

25

Я постоянно держал в сознании образ ромашек, поэтому вместо того, чтобы упасть, когда меня прошили невыносимой болью автоматной очереди, я почувствовал болезненные, но вполне терпимые покалывания – как будто в спину тыкали острым копьем. После пережитого ужаса эта вполне контролируемая сознанием боль казалась всего лишь детскими шалостями.
– Еще сто пятьдесят метров – и мы смешаемся с толпой, – сообщила Милая.
Находясь в лучшей форме, я мог бы преодолеть это расстояние за неполных шестнадцать секунд, но сейчас мне потребовалось чуть ли не вдвое больше времени.
Вертолет, опередивший меня на несколько секунд, завис над выходом из переулка... Площадь была плотно забита покидающими стадион болельщиками и машинами «скорой помощи».


* * *

– Не успеем снизиться и сесть, – мгновенно оценил ситуацию Кара. – Если беглец смешается с толпой, его уже будет практически невозможно найти даже с талантом Вспышки.
Решение пришло мгновенно. Рука протянулась к карману жилета, в котором находились гранаты. С промежутком меньше секунды вниз полетели два трехсотграммовых заряда, начиненных чудовищной смесью дроби, смерти и боли.
Сектор поражения осколками составлял около двадцати пяти метров.
Взрывы прозвучали практически одновременно.
Вертолет встряхнуло от взрывной волны, и по днищу забарабанил град осколков.
Около двадцати человек скончались мгновенно.
Еще пятьдесят получили ранения различной степени тяжести.
– Что ты делаешь? – В глазах второго пилота, повернувшегося к Каре, стояло невыразимое удивление, смешанное с прорывающимся наружу ужасом .
Только что он стал соучастником зверской расправы над несколькими десятками ни в чем не повинных людей.
– Снижайся.
Лицо человека, отдавшего приказ, не выражало ничего. Оно было олицетворением бездушной пустоты манекена. От успеха этой операции зависело, быть или не быть еще одной ядерной трагедии, – по крайней мере, такую вводную дал полковник Фабел своим подчиненным на коротком инструктаже. А значит, прямо сейчас на весах находилась с одной стороны жизнь полусотни людей, а с другой – нескольких миллионов.
Выбор был очевиден.
Вертолет начал снижение, и Кара дал длинную автоматную очередь поверх голов.
Впрочем, это было уже лишним – площадь перед стадионом захлестнула паника и без этого дополнительного акта устрашения.
Люди, расталкивая и сбивая друг друга, бросились со всех ног прочь от места кровавой бойни.
Огромная боевая машина, сеющая смерть и разрушение, ужасна сама по себе. На неподготовленную психику гражданских она оказывает неизмеримо большее воздействие, чем на умы ко многому привыкших военных.
– Будешь прикрывать, – бросил через плечо Кара, пристегивая карабин к спусковому тросу.
Вспышка ничего не ответил. Все было ясно и без слов. ЛСД по-прежнему не приходил в себя.


* * *

Я был слишком сконцентрирован на беге и на постоянном поддержании в сознании образа ромашек, поэтому не смог не только оценить последствия случившегося, но и вообще воспринять должным образом два взрыва, прозвучавшие где-то впереди по ходу движения.
Милая, вероятно, тоже не хотела меня расстраивать раньше времени, потому что дорога в ад вела только в одну сторону – на стадион. Повернуть было нельзя – узкий трехкилометровый переулок был стопроцентной смертельной западней для обессиленно мечущейся в поисках выхода крысы.
Напрягая последние силы, я наконец пересек финишную черту – условную линию, отделяющую площадь от прилегающей улицы. Но вместо заслуженной награды – лаврового венка на шею и ликования восторженной толпы, в необъятном чреве которой я намеревался раствориться, меня ожидало совершенно другое – кровь, смерть, боль и пустота. В радиусе сотни метров не было никого, кроме убитых и тяжелораненых.
Где-то вдалеке, на самом краю мира, садилось солнце, освещая багряными лучами место недавней трагедии. Бесконечно длинный летний день подходил к концу...
Вертолет завис в десятке метров над землей, и по выброшенному тросу спустился всего один человек. Его истинное имя было Боль, хотя, быть может, кому-то другому он был известен под другими прозвищами.
Я остановился, тяжело хватая широко раскрытым ртом непослушный тяжелый воздух. Легкие напряженно работали, пытаясь устранить недостаток кислорода. Сердце стучало тяжелым молотом в висках и в затылке... Я был измучен не только этой безумной гонкой, но и всем предыдущим днем.
Мысль о предстоящей схватке со свежим, прекрасно подготовленным и вооруженным противником вызывала гнетущую, невыразимую тоску.
Сплошная череда событий, преследующих меня с самого утра, подвела организм к тому пределу усталости, за которым не было ничего, кроме темноты забвения.
– Их всего двое – этот и его напарник в вертолете. – Успевшую просканировать прилегающее пространство Милую, казалось, ничто не могло смутить, она никогда не испытывала ни усталости, ни депрессии. – Летчиков можно не принимать в расчет – они совершенно не при делах, – все в том же оптимистичном тоне продолжала она. – В группе захвата были трое коммандос, но один из них сейчас в глубоком обмороке. Вероятно, именно он проецировал глюки.
Мысль о том, что создатель бесподобно гнусной желтой обезьяны пребывает в отключке, откровенно порадовала меня.
– Какие будут планы? – Вопрос был стандартный, успевший за последние несколько часов набить оскомину, но, пережив клиническую смерть и череду бурных событий, последовавших вслед за ней, я уже не имел ни сил, ни желания генерировать даже самые простые идеи.
Противник, спускавшийся по тросу, достиг земли, и теперь нас отделяло расстояние не более двадцати метров.
– Просто убей его.
Ответ был безусловно гениальным. И так же как все очевидные вещи не подразумевал альтернативных вариантов.
Я невесело усмехнулся – окровавленное лицо перекосила не то улыбка, не то гримаса. Будучи наполовину человеком, наполовину неизвестно чем, я все же практически полностью состоял из плоти и крови. И сейчас эти компоненты пребывали в настолько плачевном состоянии, что даже все мои хваленые рефлексы, так разрекламированные мистером Залабски, могли оказаться не у дел.
– Других вариантов не предвидится? – Мне хотелось быть абсолютно уверенным в том, что дорога, ведущая на эшафот, не имеет никаких ответвлений.
– Этот единственный.
– Если бы я принимал ставки, поставил бы сотню к одному против себя.
– При любом раскладе ты не можешь им проиграть...
Истинная суть этой странной фразы в полной мере стала ясна мне только через несколько минут, а пока что я в очередной раз невесело ухмыльнулся, задав самый последний вопрос:
– Ты сможешь мне чем-нибудь помочь?
Расстояние, отделяющее противников друг от друга, сократилось до неполных десяти метров...
– Нет. – Она была слишком серьезна, чтобы заподозрить в ее словах возможность дружеского розыгрыша.
– Хорошо...
Образ ромашек, постоянно поддерживаемый сознанием, на какое-то мгновение померк, и, как назло, именно в этот момент мой оппонент запустил пробный шар – ментальный удар по печени вызвал состояние, близкое к болевому шоку...


* * *

Кара был не только не вооружен (противника нужно было взять живым), но даже снял сковывавший движения бронежилет. Он надеялся в основном на свою физическую подготовку – у Чужого, по всей видимости, был иммунитет к психологическим атакам, поэтому, не сбрасывая со счетов возможность ментального нападения, Кара тем не менее избрал самую простую и верную, с его точки зрения, тактику – дожать изможденного противника физически. К тому же психологический прессинг подразумевал определенную долю концентрации, которая была невозможна во время схватки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35